Итоги № 10 (2013) - Итоги Итоги

— Понятно, почему столичные офтальмологи невзлюбили Федорова. Так «сделать» известного хирурга, который до этого прооперировал министра...

— Аналогичная ситуация была недавно на офтальмологической конференции в Бахрейне. В зал транслировали операцию, которую проводил английский хирург Паркер, известный тем, что оперировал короля Саудовской Аравии. А потом показали хирургическую технику нашего хирурга из Санкт-Петербургского филиала профессора Тахтаева. Он блестяще провел операцию, хотя случай был сложнейший. Если честно, на его фоне Паркер выглядел бледно. Конечно, это не означает, что в России все хирурги замечательные. Но сейчас у нас катаракту оперируют настолько эффективно, что мы практически забыли об осложнениях, которые случались раньше. Когда я оперировал перед Петровским, нужно было делать большой разрез, вытаскивать помутневший хрусталик, зашивать. Теперь катаракту дробят ультразвуком, убирают с помощью аспирации и через небольшое отверстие вставляют мягкую искусственную линзу, свернутую в трубочку. Пять — семь минут, и все. Крошечные разрезы, ни одного шва. С тех пор многое изменилось, но наш «Спутник» используется до сих пор. Бывают случаи, когда мягкий хрусталик поставить просто невозможно. И тогда приходится по старинке сажать на радужку жесткую линзу.

Мне было очень приятно, когда в 1982 году мы оказались в Америке и профессор Майлс Гелин делал доклад для офтальмохирургов, окончивших резидентуру. Он полтора часа рассказывал о нашей линзе, дотошно проанализировал ее применение и сделал вывод: на то время это был самый лучший искусственный хрусталик. Самый легкий и безопасный.

— Однако наибольшую известность в народе получил метод радиальных насечек роговицы, с помощью которых тогда исправляли близорукость. Люди снимали очки. Правда, некоторые офтальмологи сейчас говорят, что на пациентах ставили эксперимент. Это так?

— Да что вы, какой эксперимент! Насечки мы начали делать еще в Архангельске на кроликах. Больше того, этот метод уже тогда был известен в мировой практике. Насечки изменяют радиус кривизны роговицы. И зрение улучшается. Их начал делать японский хирург Сато — правда, не снаружи, а изнутри роговицы. Во всем мире сделаны миллионы таких операций. Сейчас их не проводят только потому, что появились более совершенные лазерные методики исправления зрения.

— Сколько стоила такая операция?

— Мы все делали бесплатно. Наши хирурги к тому времени давно работали в бригадах. Раз в месяц мы собирались и сравнивали результаты: у кого сколько операций, сколько осложнений. И это действовало. Вначале бригады очень сильно отличались по качеству работы, а потом все понемногу подтянулись. В это время к власти в стране пришел Горбачев, и Святослав Николаевич написал ему письмо: мол, если бы добавить материальное стимулирование, результат был бы еще лучше. Федоров предложил изменения по трем пунктам. Первое: ввести хозрасчет, чтобы мы получали деньги не по количеству коек, а по количеству операций — сколько прооперировали, столько получили. Второе: чтобы иностранцы платили за операции, до этого мы с них денег не брали. Третье: отчислять нам процент от продажи хрусталиков. Наши хрусталики охотно покупали за рубежом через Медэкспорт, но институт на этом ничего не зарабатывал. Горбачеву письмо понравилось. Он велел размножить его для членов Политбюро. И нам дали разрешение по всем пунктам. 95 процентов валюты от продажи хрусталиков за рубежом и от операций иностранцам теперь шли в институт. Мы стали получать за каждого пролеченного больного: подсчитали, сколько это стоит, взяли среднее по всем офтальмологическим институтам, получилось 214 рублей. Зарплата хирургов теперь зависела от количества сделанных операций. Благодаря материальному стимулу мы стали работать в шесть раз больше. Наши зарплаты достигли небывалых высот: простой хирург получал на уровне замминистра или секретаря райкома. Я хорошо это знаю, потому что тогда был секретарем парторганизации. Нас замучили комиссии — такие мы стали партийные взносы платить со своих зарплат... У института появилась возможность покупать самое новое оборудование, все самое лучшее. Мы даже купили несколько яхт для сотрудников, устроили собственный яхт-клуб. Наш институт попал в программу МНТК — межотраслевых научно-технических комплексов, созданных для того, чтобы преодолеть межведомственные барьеры, которые мешали развитию технологий. Тут мы и вовсе развернулись. В разных городах появилось 11 филиалов МНТК «Микрохирургия глаза». Задумка была, чтобы все филиалы работали как оркестр с единым дирижером. Постепенно все врачи филиалов прошли подготовку в операционных и поликлинике московского института, ввели единые критерии качества, чтобы быстро внедрять самые новые технологии. Эти принципы остаются и до сих пор.

— Не жалеете, что в 90-е годы Федоров пошел в политику?

— Как бы то ни было, он поступил искренне. От всей души хотел показать, каким должен быть путь развития. Во главу угла был поставлен принцип старой русской артели: труженики должны сами между собой распределять заработанное в зависимости от того, кто какой вклад внес. Так было и у нас: бригада получала деньги и делила между собой. Однажды Федоров в своем выступлении привел нас в пример. Как большой артист, он немножко преувеличил зарплату врачей и медсестер. Он-то надеялся, что это будет стимулировать людей создавать такую же систему, как у нас. Но на деле реакция была обратная. Нам стали завидовать. Тем не менее он всколыхнул многих. Люди по его примеру начали действовать. Став народным депутатом, он, как мне кажется, подзабросил дела института. Времени у него на все уже не хватало, и, по-моему, ему стало скучновато в офтальмологии. Ведь он по своей натуре был первопроходцем. Микрохирургия, искусственные хрусталики, пересадка роговицы, новое лечение отслойки сетчатки — каждое из этих направлений представляло собой прорыв. Ну а потом пришла пора шлифовать технические детали. Это было уже не для него.

— Говорят, что накануне его гибели на столе министра здравоохранения лежало постановление о возбуждении против него уголовного дела.

— Когда его не избрали на очередной срок в Думу, он снова вроде бы должен был вернуться к руководству институтом. А приказа о его назначении все не было и не было. Более того, появились разгромные статьи в нескольких газетах. Нам пришлось устроить в институте голосование — хотят сотрудники Федорова директором или нет. Сделали все по правилам, избрали комиссию, установили урны. И буквально через неделю после нашего голосования Федорова утвердили. Это ли повлияло или что-то другое? Я думаю, что наше голосование учли. Оно было честным: около 18 процентов голосовавших были все-таки против Федорова. Вскоре состоялся съезд общества офтальмологов. Федорова попытались сместить с должности председателя. Но и тут ничего не вышло.

— Даже несмотря на особую «любовь» к нему именитых офтальмологов?

— Одна наша профессор как-то метко заметила, что руководители офтальмологических институтов меняются, а «особое» отношение к МНТК остается. Но Федорова тогда не смогли прокатить, потому что вся периферия была за него. Все знали, как работают наши филиалы. Буквально через неделю в МНТК праздновали круглую дату — 10-летие Тамбовского филиала. Федоров полетел в Тамбов отмечать это событие на вертолете. На обратном пути машина упала в районе Тушина. Лопасти сложились, вертолет начало мотать в разные стороны — из него разлетались какие-то бумаги, одежда. А потом он рухнул. Святослав Николаевич и все, кто был в вертолете, погибли. У меня лично нет сомнений, что это было подстроено.

— Почему вы считаете, что катастрофу подстроили?

— Были определенные обстоятельства. В свое время была создана маленькая внешнеторговая фирма «Микрохирургия глаза». Через некоторое время эта фирма исчезла. Позже мы узнали, что на МНТК повис долг в 20 миллионов долларов, залогом за который было здание института. Российский банк с лондонской пропиской стал предъявлять к МНТК претензии еще при жизни Федорова. После его смерти был процесс в Лондоне, и решение британского суда вдруг оказалось обязательным для исполнения у нас, хотя обычно так не делается. МНТК выставил банку в Лондоне встречный иск, чтобы выяснить, на каком основании был выдан кредит. Оказалось, что деньги выделили при весьма странных обстоятельствах. Не было ни договора, ни акта экспертизы закладываемого имущества — вообще ничего, только факс с распиской, которую якобы написал Федоров. Это была очень хитрая афера. Святослава Николаевича подставили, это совершенно точно. Я думаю, причина его гибели именно в этом. 


— Некоторые говорят, что он совершил самоубийство...