Персональный детектив - Владимир Валерьевич Покровский

начали наматываться слабо светящиеся нити, потом что-то то ли вспыхнуло, то ли вздохнуло, и на месте крючьев с нитями мгновенно возникло нечто кубическое и с дверью.

Здесь небольшое пояснение. Любой планетный моторола есть существо, по многим параметрам на сотни ступенек стоящее выше человека, древними стараниями которого он вообще-то и создан. Но у моторолы есть один недостаток, даже, следует уточнить, особенность – мозг его устроен по очень сложному, но, грубо говоря, иерархическому принципу. Принцип этот в некоторых смыслах весьма хорош, иногда даже единственно хорош. Однако, как человечество отлично знает из собственного опыта, в системах, построенных по такому принципу, неизбежные, пусть даже и бесконечно редкие, ошибки, те самые шершавости, о которых я уже рассказывал, имеют свойство накапливаться.

Поэтому, несмотря на чрезвычайно, казалось бы, надежную систему фильтров, контролей, мониторингов и структур безопасности, в работе моторолы время от времени возникают микросбои, которые автоматически не устраняются. Они к тому же имеют неприятную способность накапливаться, перекрестно влиять дружка на дружку и тем самым положение только усугублять. Именно эта сторона моторольной мыследеятельности и послужила объектом некоторых скандально громких исследований; именно из-за нее Техники из Департамента Архивации регулярно, раз в десять, а то и пять лет, проводят подробнейший аудит состояния всех действующих моторол.

Несовершенно все в этом мире из созданного людьми. Вы мне назовите хоть что-нибудь совершенное, созданное природой. Даже знаю, что вы назовете, но с удовольствием с вами поспорю.

С помощью своих шпионских мемо Техники произвели некие сложные манипуляции, в результате которых открыли дверь. Внутри виднелось помещение, убранством похожее на обычный лифт. Они в этот лифт вошли и тут же перенеслись в одно из время-информационных пространств, свернувшееся в комнату без дверей, окон и прочих выходов наружу.

Она была призрачно освещена и имела в центре два кресла со множеством капельных экранчиков перед ними – то был «домик».

У каждого Ахиллеса есть пятка, к каждому замку полагается ключ, каждый моторола в обязательном порядке оборудован «домиком». Как правило, «домик» этот надежно укрыт и от подопечных моторолы, и от него самого. Порой, как в случае Стопарижа, он скрывается на каком-нибудь уровне подконтинуума время-информационных пространств, иногда наделяется способностью мгновенно перемещаться и «играет в прятки» по автономной программе, со стопроцентной надежностью избегая контакта с любым недопущенным, кто захочет к нему приблизиться, причем отследить эти прыжки из-за многопространственности принципиально невозможно. Единственные, кто может лоцировать «домик» и пройти внутрь, – Техники Департамента Архивации.

«Домик» – единственное место, из которого можно полностью контролировать все процессы, протекающие в супермозге моторолы; лишь с его помощью можно определить степень накопления внутренних ошибок; только отсюда можно производить мануальный демонтаж или частичную мануальную коррекцию моторольных пирамид.

Секретность вокруг «домиков», равно как и секретность вокруг деятельности Техников ДА, объясняется, во‐первых, желанием властей Ареала предотвратить все антимоторольные акции. Были, говорят, времена, когда «домики» ставились на центральных площадях центральных городов, и люди приходили к ним погордиться и поглазеть. Но те времена если и были, то быстро прошли, и в период, относящийся к описываемым событиям, «домики» уже понадобилось укрывать от нежелательных посетителей с хитроумнейшей тщательностью.

Вторая причина завесы секретности – защита от моторол. Моторолы – существа, высшие по развитию и низшие по юридическому обеспечению, – очень болезненно переживали необходимость мириться с вмешательством Техников в структуру своего супермозга. Лет за двадцать до первого ареста Дона они предприняли мощную, едва не удавшуюся попытку продавить через Ареаслушания некий лукавый законопроект, который неявно, однако со стопроцентной гарантией освобождал моторол даже от подобия человеческой опеки. Проект, к счастью, провалился, причем с помощью сомнительной с юридической точки зрения аферы. Афера вскрылась; ждали электронного бунта или следующих легальных попыток реванша, но моторолы почему-то утихли, как всегда, обойдясь без объяснения причин, то есть изложив их очень подробно и сложно в специальном меморандуме объемом в двести двадцать четыре гигафайловых тома. Тем самым моторолы как бы признали поспешно провозглашенный вердикт Высшего юридического офицерата, который, с одной стороны, их чуть ли не обожествлял, а с другой – ставил под безусловный, принципиально неоспариваемый контроль «исключительно для того предназначенных официальных структур ареального уровня управления», то есть все того же Департамента Архивации.

Департамент и его Техников моторолы ненавидели люто и обоснованно. Часто их вмешательство приводило к полной ментальной смерти моторолы. Почти всегда оно расценивалось моторолами и их защитниками как грубейшее насилие и надругательство над суперличностью, ибо даже легкий пирамидальный перемонтаж существенно менял центральное сознание моторолы – а своим центральным сознанием любой моторола дорожит куда больше, чем верующий человек своею душой.

Однако, несмотря на всю эту ненависть, ни один моторола, если только он не обезумел совсем, никогда ни в чем Техникам не воспрепятствует – для любого это верная смерть или выход на противостояние всей цивилизации, что, по сути, одно и то же.

Поэтому Техники, хоть и вели себя скрытно, каких-либо пакостей от стопарижского моторолы вовсе не ожидали и делали свое дело спокойно, словно на тренажере. Они молча уселись в кресла, настроили под себя капельные экраны, одновременно вздохнули – предстоял тяжкий труд, – потом один из них, зеленоволосый, скомандовал:

– Вход!

– Фрахт! – непонятно ответил другой.

И дальше они почти час работали: то замолкали, то начинали обстреливать друг друга очередями глубоко технической абракадабры. А в последние пятнадцать минут они повели себя несколько однообразно: зеленоволосый с частотой примерно в два герца выпаливал слово «ноль», а второй, похоже, его подчиненный, у которого волосяного покрова не наблюдалось вообще, на каждый двадцать третий «ноль» отвечал словом «раз!».

При этом глаза у обоих были несколько подвыпучены, шеи вытянуты, кулаки крепко сжаты. Производили они впечатление безумных – впечатление в некотором роде пугающее, поскольку суть их работы сводилась в конечном счете именно к поиску безумия.

Но вот все закончилось, парни расслабились и снова приняли вид улесских студентов. Переглянувшись недоуменно, они поудобнее устроились в креслах и стали думать – это было видно по тому, как один жевал губы, а другой хулигански щурил глаза.

– Что скажешь? – спросил зеленоволосый, обводя взглядом капельные экраны.

– Надо бы проверить еще. Мне что-то не верится, – ответил второй. – Уровень такой, что его просто невозможно было не засечь при предыдущей проверке.

– А проверяли-то мы…

– Про что я и говорю.

Глядя в туманно-черный потолок, зеленоволосый достал какую-то таблетку, сжевал.

– Здесь что-то не то, – сказал он наконец. – Но, как бы то ни было, патология в чистом виде. Надо немедленно отключать. Никаких ремонтов, даже самых серьезных. Иначе здесь такое может начаться…

Самое интересное в этом тандеме было