Сын неба - Глеб Голубев

Но я ошибся.

Однажды вечером я сидел в палатке и заполнял дневник раскопок. Алик исчез, как обычно, сразу после работы, прихватив акваланг. Солнце уже скатилось за горы, в палатке становилось темновато. Пора было зажигать фонарь.

И вдруг входной полог откинулся, и в палатку просунулась лохматая голова Алика. Всё лицо у него было перемазано глиной. Уж не случилось ли чего?

- Алексей Николаевич... Я скелет нашел, - торопливо забормотал Алик, с трудом втискивая в палатку свое долговязое тело и зачем-то еще волоча за собой акваланг, тоже весь перепачканный грязью.

- Где? Какой скелет? Утопленник, что ли?

- Да нет, не в море, а в той пещере, что осенью разведывали. Я решил её хорошенько обследовать. Нырял несколько раз в подземное озеро, там вторая пещера...

Так вот куда, оказывается, отправлялся он каждый вечер с аквалангом! А я-то думал, будто он спокойно ныряет в море, как все нормальные люди...

- Ничего особенного не обнаружил. А вот сегодня в боковом кармане нашел скелет, - продолжал он бессвязно.

- В каком кармане?

- Да это так у нас, спелеологов, подземные тупики называются.

- Древнее захоронение?

- Похоже. Надо вам самому посмотреть.

Больше я от него ничего толком не мог добиться. Отправляться в пещеру на ночь глядя было опасно. Решили подождать утра.

- А как же ты туда один лазил? - напустился я на него. - Еще хвастался, будто опытный пещерник. Разве можно такие вещи делать?

- Да я не один, - смущенно оправдывался Алик, тщетно пытаясь стереть с разгоряченного лица грязь и только размазывая её еще больше. - Павлик Курашов со мной ходил для страховки и оставался на берегу озера, пока я нырял. И каждый раз мы у входа записку клали с указанием времени, когда вошли в пещеру и когда предполагаем вернуться. Так что я все правила безопасности соблюдал. Да и товарищи знали, куда мы отправились.

Лезть в эту пещеру да еще нырять в подземное озеро мне, признаться, вовсе не улыбалось. Но нельзя же оставить древнее погребение необследованным!

Утром, никому не говоря, я поручил одному из студентов заменить меня на раскопках, а сам в сопровождении Алика и Павлика Курашова отправился в пещеру. Акваланг у нас один, но Алик прихватил еще маску с дыхательной трубкой, сказав, что хорошо изучил, как надо нырять, и вполне обойдется этим нехитрым снаряжением.

У входа в пещеру мы оставили записку: вошли во столько то, предполагаем вернуться не позднее шести часов вечера. Об этом же было сообщено и моему заместителю на раскопках.

Всю подземную дорогу до самого озера мы преодолели без каких-либо осложнений. Алик проходил тут не раз и тщательно разметил путь меловыми стрелками на стенах.

Вот и озеро. Вода в нём при свете наших трех фонарей казалась совсем черной, густой и маслянистой, сверкала, словно нефть. При мысли, что придется нырять в неё, у меня мурашки пробежали по коже. Но Алик быстро разделся, деловито приладил маску, одновременно инструктируя меня:

- Как нырнёте, плывите у самого дна, чтобы головой о скалу не стукнуться. Это недалеко, метра три с половиной всего будет. Потом можно всплывать. Я пойду первым и вам посвечу там при выходе.

Потом он придирчиво проверил, хорошо ли упакованы в резиновый, непроницаемый для воды мешок фотоаппарат с лампой-вспышкой и блокнот Я захватил всё, чтобы прямо на месте, как полагается, сфотографировать и зарисовать находки, прежде чем их исследовать.

Сборы были закончены. Поёжившись, я смотрел, как Алик, придерживаясь за камни, входит в черную воду и исчезает в ней с головой. Теперь моя очередь. Павлик остался на берегу с нашей одеждой.

Очень неприятное было это ощущение, когда я начал погружаться в холодную и грязную воду. В ней скопилось так много ила, что она казалась липкой и вязкой. Невольно хотелось поскорее вылезти из этой подземной трясины.

Казалось, я физически чувствовал, как тяжко давит на меня вся громада скалы, нависшей сверху. И я невольно почти полз по илистому дну, прижимался к нему всем телом и так и выполз на берег, весь измазанный.

Внезапно в глаза мне ударил свет фонаря. Сквозь мутные потёки грязной воды на стекле маски я смутно увидел Алика, протягивавшего руку. Он помог мне выбраться на скользкий берег и снять акваланг.

Подземный зал, в который мы попали таким необычным способом, был, видимо, громаден. Наши фонарики вырывали из мглы то сверкающие исполинские сосульки сталактитов, свисавшие откуда-то сверху, с невидимого нам потолка, то кусок скалы, весь усеянный острыми кристаллами неправильной формы. А дальше всё пряталось во тьме. Вдоль одной стены выстроились тонкие известковые колонны, напоминая трубы огромного органа. Известковые натеки покрывали все стены, словно причудливые драпировки и кружева. И всюду негромко журчала, звенела, шепталась вода, бесчисленными ручейками вливаясь в подземное озеро.

Но рассматривать зал некогда. Алик тянет меня куда-то в сторону, где тьма кажется особенно густой и мрачной.

Мы бочком пробираемся мимо скалы, ощетинившейся острыми шипами. Потом, пыхтя и задыхаясь, почти ползком пробираемся по узкому проходу Алик поднимается во весь рост и нащупывает лучом фонарика небольшую площадку под нависшей козырьком скалой.

- Вот, смотрите, - хрипло произносит он.

Я направляю свет своего фонарика туда же, под нависшую скалу, и медленно подхожу поближе.

Скелет лежит в небольшой нише, рассматривать его трудно. Но сначала нужно выполнить первое железное правило: сфотографировать и зарисовать находку, прежде чем притрагиваться к ней. Сколько случаев известно в истории археологии, когда от прикосновения неопытной руки рассыпались, моментально превращались в прах, в пыль весьма ценные находки! Для этого порой даже и притрагиваться не нужно, достаточно просто струи свежего воздуха.

Я торопливо распаковываю резиновый мешок, достаю полотенце и тщательно вытираю руки, вынимаю из мешка лампы, фотоаппарат, начинаю готовить их к съемке.

- Алексей Николаевич, а какого это примерно времени захоронение? по-прежнему шепотом, словно боясь нарушить подземный покой, спрашивает помогающий мне Алик.

Я понимаю его затаённое желание, чтобы находка непременно оказалась какой-нибудь исключительно редкой, особенно древней, поразительной для науки. Но пока ничего ответить ему не могу.

- Может быть, тавров или даже кизылкобинцев. Это загадочное племя населяло здешние горы еще до тавров и обычно устраивало могильники как раз в пещерах. Каждая новая находка их особенно интересна для науки.

"А может, это вовсе не могила?" - мелькает у меня в голове. Нет ни ритуальных предметов, какими все древние племена непременно снабжали покойников на дорогу в загробное царство, ни украшений.

Не терпится осмотреть скелет получше, но я сдерживаю себя. Прежде всего снимки.

Аппарат готов. Озаряя подземелье слепящими вспышками электронной лампы, я делаю один за другим десять снимков с разных точек. Потом мы устанавливаем вокруг площадки несколько принесенных с собой свечей, зажигаем их, и я начинаю зарисовывать в тетрадь детальный план захоронения. Алик взволнованно сопит у меня над ухом.

Зарисовка требует полного внимания и сосредоточенности. Но все-таки в моей голове одна за другой проскакивают отрывочные, бессвязные мысли.

Как таинственно и зловеще выглядим мы, наверное, со стороны: два притихших человека, склонившихся над скелетом при неверном свете свечей... Почему у него такой уродливый лоб? И на костях грудной клетки след удара. Чем?.. Нет, эту руку я нарисовал неверно, она идет вот сюда.

Так. Кажется, первая зарисовка закончена. Теперь надо разметить площадку на квадраты и приступать к детальному обследованию. Может, по сережкам или кольцу, по остаткам украшений, погребальной утвари удастся, наконец, определить, к какому времени принадлежит захоронение.

Мы с Аликом вбиваем колышки по краям площадки и натягиваем между ними прочную бечевку. Их переплетение образует строгую сетку правильных квадратов, чтобы каждая кость, каждая находка имела точный адрес и можно было записать в дневник раскопок: "Обнаружено в квадрате таком-то..."

Скала тверда, колышки не хотят в неё вбиваться, мокрые руки срываются. Наконец мы справляемся с этой нелегкой работой, раскровянив себе пальцы. Теперь можно передохнуть и покурить.

Мы садимся прямо на мокрые камни возле скелета, окруженного цепочкой тускло горящих свечей. Я смотрю на часы. Неужели прошло уже шесть часов, как мы вошли в пещеру? Здесь теряешь всякое представление о времени. Надо поторапливаться, а то наверху начнут беспокоиться и, чего доброго, отправятся на поиски.

Обидно, но я не вижу никаких примет, по которым можно было бы установить время погребения. Одежда давно истлела, нет ни металлических, ни костяных украшений. Или это вовсе не захоронение, а человек просто забрел в пещеру и отчего-то погиб здесь? Отчего?