Сын неба - Глеб Голубев

Догадки посыпались со всех сторон и, как водится, самые фантастические:

- Деталь фриза?

- А может, кусок драпировки?

- Какая-нибудь маска, которую надевал жрец?

- Ну да! Что же он, шаманом был, что ли?

- А может, это обломок игрушки? - нерешительно сказал Алик.

- Какой игрушки?

Алик замялся и покраснел, даже загар не мог этого скрыть.

- Ну, чего же ты смущаешься? - подбодрил я. - Догадка, во всяком случае, более правдоподобная, чем домыслы о масках или архитектурных деталях. Игрушки вполне могли оказаться в храме как дары от излеченных детей. Известен случай, когда мальчик, по имени Евфан, принес в дар Асклепию за успешное излечение самое дорогое, что у него было, - десять косточек для игры в бабки...

- Нет, Алексей Николаевич, я сморозил глупость, - покачал головой Алик. Это я по первому порыву. Сходство уж больно большое...

- С чем?

- Мне показалось, это похоже на модель самолета... На кусок крыла...

Ох какой тут поднялся хохот! Но всех перекрыл своим зычным голосом, конечно, Михаил.

- Тихо, дети! - заорал он. - Это же сенсация, величайшее открытие нашего века! Надо бежать на телеграф: "Найдены остатки крыльев Икара. Подробности почтой..." Или лучше так: "Обнаружены следы деятельности юных авиамоделистов первого века до нашей эры..."

Надо было вступиться за несчастного Алика и поскорее утихомирить Мишку.

- Слушай, а ты напрасно глумишься над техническими познаниями древних, сказал я. - Тут еще может быть немало поразительных открытий и откровений для вашего брата, скептиков - инженеров. Слыхал ты, например, о знаменитой находке возле острова Антикитера?

- Возле какого острова? Не сбивай ты меня, пожалуйста, этими древнегреческими названиями. Что там было найдено - действующая модель атомной бомбы?

- Нет, прекрасно работающий счётно-решающий механизм. Конечно, не электронный, как у вас теперь, но не менее поразительный по тем временам. До этой находки считалось, будто древние греки имели большие достижения в области чистой математики, но механика у них не достигла особенного расцвета. И вдруг в начале нашего века ловцы губок находят на дне моря возле острова Антикитера прибор, который показывал годовое движение Солнца в зодиаке, точное время восхода и захода самых ярких звезд и наиболее важных для ориентировки созвездий в различное время года. Кроме того, были особые указатели основных фаз Луны, времени захода и восхода всех планет, известных греческим астрономам, - Меркурия, Венеры, Марса, Юпитера и Сатурна, и даже схема их движения по небосводу.

- И сколько же зданий он занимал на дне моря, этот чудо-прибор? - Михаил уже явно заинтересовался.

- В том-то и дело, что он был весьма портативным, не больше современных настольных часов.

Михаил не поверил, но вечером я разыскал толстый том "Античных древностей" с описанием замечательной находки у берегов Антикитеры и показал ему. Мой друг забыл даже о танцах и традиционном вечернем купании.

А я тоже рылся в книгах, пытаясь обнаружить хоть намек на разгадку того, что мы сегодня нашли. Рассматривал фотографии и зарисовки античных игрушек, различных предметов домашней утвари, даже обуви и одежды. Потом мне показалось, будто странная находка может иметь какое-нибудь отношение к мореплаванию тех времен. Может быть, это клочок паруса? Но вряд ли их делали из таких хорошо обработанных кож. А точнее проверить это предположение, увы, невозможно, потому что до нас не дошло ни одного древнегреческого парусника, только их изображения на вазах.

Михаил, видно, увлекся. Он чертил какие-то схемы, и время от времени я слышал его бормотание:

- Так, значит, верхний циферблат укреплен над главным приводным колесом. А стрелки поворачивались при помощи вот этого барабана-эксцентрика... Ну а этот штифтик для чего?

"Клюнул, - радовался я. - Теперь надолго забудет про свою пещеру. Давай, давай, брат! Над этим хитроумным механизмом уже многие ломали головы..."

Но вскоре им овладела новая мания: начал требовать у меня образцы посуды и обломки обожженных кирпичей для каких-то анализов.

- Да зачем тебе это нужно? Что ты собираешься с ними делать?

- Совершенствовать метод палеомагнетизма.

Возражать против этого было трудно. Метод палеомагнетизма, разработанный за последние годы физиками, сильно облегчил нам, археологам, датировку находок. Колдуя со своими хитрыми приборами над черепками глиняной посуды, они ухитрялись узнавать, каким было магнитное поле Земли в то время, когда эта посуда обжигалась в гончарной печи. А потом, пользуясь сложными графиками и диаграммами, на основе этих данных довольно точно определяли время изготовления посуды.

Почти для каждого найденного образца я на всякий случай подбирал и дубликаты. Но все равно расставаться с ними не хотелось: мало ли что может случиться?..

А Михаил был неумолим:

- Давай, давай, не жадничай! Для тебя же стараюсь.

Но через несколько дней пришел конец его отпуску, телеграммой досрочно вызвали в Москву.

Он увозил с собой целый ящик обгорелых кирпичей.

- Куда тебе столько? - спросил я. - Дом можно построить.

- Есть у меня одна идейка, - туманно сказал Михаил, - но пока молчок.

Любит он напускать таинственность!

На следующий день произошло такое событие, что я забыл обо всём на свете, кроме работы.

С утра всё шло как обычно. Уже вторую неделю мы вели раскопки бокового придела храма. Постепенно расчищался последний угол небольшой каморки, видимо служившей прибежищем кому-то из храмовых служителей-рабов. Тут трудно было рассчитывать обнаружить даже остатки нехитрой домашней утвари. Какое имущество могло быть у раба?

Зачистку вел старательный и аккуратный Алик Рогов. Я ему доверял самые сложные раскопки, так что спокойно оставил его одного и отправился на другой объект, где несколько студентов только начинали вскрывать фрагмент основания крепостной стены. Я поработал с ними около часа, когда увидел бегущую к нам Тамару. Она еще издали отчаянно махала рукой.

Задыхаясь, крикнула:

- Алексей Николаевич, идите скорей! Вас Алик зовет!

- Что у вас там стряслось?

- Он нашел какую-то рукопись!

Мы все помчались к Алику - впереди я, за мной студенты, побросавшие лопаты, а позади всех совершенно обессилевшая Тамара.

Рогов сидел в яме, то и дело нетерпеливо высовывая оттуда голову, а сам прикрывал ладонями и всем телом находку, смешно растопырив локти - совсем как наседка на гнезде. Я спрыгнул к нему в раскоп, остальные столпились вокруг, шумно отдуваясь и переводя дыхание.

Алик осторожно отнял руки, и я увидел торчащий из земли край какой-то плетёнки из прутьев, видимо корзины. Ветви обуглились.

Я отметил это мельком, машинально. Всё внимание моё привлек кусочек папируса, торчавший между прутьями. Неужели чудом уцелел какой-то письменный документ?!

Сдерживая дрожь в руках, с помощью Алика, который словно ассистент во время сложной хирургической операции, по одному движению моих бровей подавал то скальпель, то резиновую грушу для сдувания пыли, я начал расчищать землю вокруг корзины.

Пинцетом я извлек из нее клочок тряпки, комочек шерсти, несколько щепочек, глиняную пластинку... И наконец, небольшой, тонкий сверток папируса, за ним второй. Их я тут же, пока не рассыпались в труху от свежего воздуха, раскатал и зажал между двумя стеклами. Теперь можно было вытереть пот со лба и попытаться повернуть совершенно затекшую шею...

Я взглянул на часы. Не мудрено, что шея так зверски болела: провозился два часа семнадцать минут, совершенно не заметив этого.

Я пробежал глазами коротенькую надпись на табличке:

"Клеот спрашивает бога, выгодно ли и полезно ему заниматься разведением овец?"

Так, все ясно: обычный запрос к оракулу. Теперь папирусы. На первом из них написано:

"Я решительно упрекаю тебя за то, что ты дал погибнуть двум поросятам вследствие переутомления от длинного пути, а ведь ты мог положить их в повозку и доставить благополучно. На Гераклида вина не падает, так как ты сам, по его словам, приказал ему, чтобы поросята бежали всю дорогу. И затем не забудь пустить..."

Дальше записка обрывалась, хотя на папирусе еще оставалось свободное место и чернела большая клякса, словно писавшего кто-то подтолкнул под руку.

Я торопливо перерисовал текст в свой блокнот и занялся вторым клочком папируса. Это тоже, видимо, какой-то черновик. Буквы небрежно разбежались по неровным строчкам: дельта, эпсилон, сигма, омикрон...

Я перечитал их снова и крепко потер себе лоб.

Все буквы были мне знакомы, но я ничего не понимал. Они не складывались в нормальные, понятные слова. Самые обыкновенные греческие буквы... Но из сочетания их получалась какая-то немыслимая тарабарщина, лишенная всякого смысла.

Я понимал лишь отдельные слова: "по-ахейски", "нацеди" а вот это, пожалуй, "размешай". Но и эти слова были какие-то искаженные, с отсеченными окончаниями, словно нарочно исковерканные, так что я, скорее, угадывал их смысл, чем понимал его точно.