Сын неба - Глеб Голубев

Я понимал лишь отдельные слова: "по-ахейски", "нацеди" а вот это, пожалуй, "размешай". Но и эти слова были какие-то искаженные, с отсеченными окончаниями, словно нарочно исковерканные, так что я, скорее, угадывал их смысл, чем понимал его точно.

Весьма странное и мучительное ощущение! Представьте себе, что вы по-прежнему знаете, как произносится каждая буква родного алфавита, но понимать смысл слов, написанных ими, вдруг разучились. Перестали понимать свой родной язык!

Так было и со мной. В полной растерянности я поднял голову и сказал обступившим меня студентам:

- Ничего не понимаю... Что за чертовщина!

МЫ НЫРЯЕМ ПОД ЗЕМЛЕЙ

Иметь взгляды - значит смотреть в оба!

С. Ликок

1

(Рассказывает Михаил Званцев)

Мой Алёша бросил свои раскопки и примчался в Москву совсем ошалелый. Всегда такой спокойный, рассудительный, даже слишком медлительный, на мой взгляд, тут он стал сам не свой. Еще бы, поставьте себя на его место: наконец-то нашел заветный "письменный источник", а прочитать его не может!.. Из шестидесяти восьми слов разобрал только пяток.

Вечером мы вдвоем с ним ломали головы над этой загадкой. Небольшой, криво оторванный клочок папируса, исписанный поперек столбцами неровных строчек. Буквы на нем выцвели, стали едва заметны - не случайно его, видно, бросили в мусорную корзину. А мой фанатик прямо трясется над ним, словно это невесть какое сокровище.

Но, честно говоря, я начал разделять его азарт. У меня тоже руки прямо зачесались расшифровать сей загадочный документ.

- Слушай, а может, это действительно шифр какой? - предположил я.

- Кому нужно было зашифровывать какие-то хозяйственные надписи? - пожал он плечами.

- Почему хозяйственные? Ты что, их прочитал?

- Нет, но пользуюсь всё тем же методом дедуктивного анализа, могущество которого уже имел счастье тебе демонстрировать. Смотри, - он склонился над столом, водя карандашом по стеклу, под которым лежал кусочек папируса, видишь, в конце четвертой строки одинокая буква "бета", в конце пятой "альфа", а девятая строка кончается буквой "гамма". Это явно цифры: 2, 1,3. Греки тогда обозначали цифры буквами. Значит, идёт какое-то перечисление, опись чего-то.

- Пожалуй, ты прав.

- Уже есть зацепка. Значит, рано или поздно мы его расшифруем...

- Да, по частоте повторяемости отдельных букв. Чистейшая математика и статистика! И все-таки я прав, а не ты: ключ к этому тарабарскому языку надо искать, как в обыкновенной шифровке. Мы с тобой сейчас в положении Вильяма Леграна, обнаружившего кусок пергамента с криптограммой пиратского атамана...

- Какого еще Леграна?

- Маэстро, надо знать классиков. Эдгар По, "Золотой жук".

Я легко отыскал на полке серый томик и открыл на нужной странице.

- Итак, что сделал проницательный Вильям Легран? Он подошел к расшифровке строго научно. В любом языке каждый элемент - звук, буква, слог и тому подобное - повторяется с определенной частотой. На этом и основана расшифровка секретных кодов. Зная, что в английском языке чаще всего употребляется буква "е", Легран подсчитал, какая цифра наиболее часто встречается в пиратской криптограмме, и всюду вместо нее подставил эту букву. Потом, опять-таки по закону частоты повторения, он буква за буквой разгадал всю шифровку и узнал сокровенную тайну пиратов: "Хорошее стекло в трактире епископа..."

- Не вижу все-таки особенного сходства с той задачей, какая стоит перед нами, - перебил он меня.

- Слушай, ты иногда бываешь удивительно непонятлив! Эту фразу можно зашифровать так, как сделал пиратский атаман Кидд.

Я набросал на листочке бумаги криптограмму из рассказа:

53?? + 305) )6х; 4826) 4+-)4?

- А можно её зашифровать и по-другому - словами. Скажем: "Лобасто кире а курако пула..." Получается в точности твой тарабарский язык. Теперь достаточно переписать это греческими буквами, которых я не знаю, или латинскими и можно выдавать за древний манускрипт на неведомом языке. - Я тут же проделал эту несложную операцию и подал ему листочек.

- Пожалуй, ты прав, - пробормотал он, разглядывая его. - Это можно расшифровать...

- Но ты знаешь, дорогой мой осквернитель древних могил, сколько времени тебе на это потребуется? - Я быстренько прикинул на подвернувшемся под руку клочке бумаги. - Да, к концу жизни, глубоким стариком, ты, наконец, прочтешь: "Настоящим удостоверяю, что мною, жрецом А. И. Еврипидусом, действительно украдены из казны храма 3 - в скобках прописью: три - бронзовые иголки". Что и говорить - лучезарная цель, ей не жалко посвятить жизнь!

- Трепач ты, Мишка! - вздохнув, сказал он. - Во-первых, каждый новый документ древности очень важен для науки. А во-вторых, я не собираюсь корпеть над расшифровкой, как некий кустарь-одиночка. Опубликую копию в журнале, и общими силами мы как-нибудь разгадаем эту загадку в ближайшие годы.

- А в ближайшие недели не хочешь? Ты забыл, что в наше время самые выдающиеся открытия совершаются на стыках далеких друг от друга наук?

- То есть?

- То есть тебе на помощь придет всемогущая кибернетика, разумеется, в моём лице.

И знаете, что он мне ответил, этот зарвавшийся наглец?

- Я знаю, - говорит, - что нынче некоторые не надеющиеся нахватать звезд в своей собственной науке спешат примазаться к другим отраслям знания, где их слабость не так заметна непосвященным. По древнему принципу: в стране слепых и кривой - король. Что ты понимаешь в археологии или лингвистике?

- Ах так? - сказал я. - Тогда нам не о чем разговаривать.

Но тут он начал всячески улещать меня:

- Ладно, не ершись, это я так, ради красного словца брякнул. Конкретно что ты предлагаешь?

- Предлагаю положить твой орешек на зубок электронно-вычислительной машины. Договорюсь с шефом, думаю, он разрешит провернуть эту работёнку в нашем институте. Раз документ написан известными буквами, но на неизвестном языке, его можно рассматривать как шифровку. Чтобы подобрать к ней ключ, тебе придется возиться несколько лет. А машина это сделает гораздо быстрее.

- Неужели это возможно?

- Прощаю тебе сомнения только потому, что ты полный профан в кибернетике, - величественно сказал я.

2

(Рассказывает Алексей Скорчинский)

Признаться, я не слишком верил радужным обещаниям друга. Хотя, конечно, насчет того, что "в стране слепых и кривой - король", - это я сказал несправедливо. Товарищи по работе Михаила весьма уважают и ценят; судя по их отзывам, он там, в своем институте, если и не король пока, то, во всяком случае, подающий большие надежды принц.

И в то же время не замыкается он в узкопрофессиональную "скорлупу" - это мне тоже в нём нравится. И астрономией увлекается, и в литературе разбирается неплохо, а теперь еще затеял какие-то мудреные опыты с палеомагнетизмом, замучил меня совсем, требуя все новые и новые образцы для анализов. Вот только в истории и археологии слабоват, но ведь никто не обнимет необъятное!..

Уже на следующий день Михаил позвонил мне и сказал, что имел "предварительную дипломатическую беседу с шефом и дело разрешится в самое ближайшее время".

- Приезжай сейчас же в институт, я тебя жду, - позвонил он через неделю. Шеф разрешил заниматься твоей шифровочкой после работы. Надо подготовить все материалы. На той неделе нам дадут машину на тридцать шесть часов...

- Только? - огорчился я. - А что мы успеем за это время?

Он так яростно засопел в трубку, что я торопливо добавил:

- Ну ладно, ладно, еду.

Институт находился за городом, километрах в сорока от Москвы. Прямо посреди сосновой рощи поднимались высокие корпуса, сверкая на солнце огромными окнами. И внутри все было новенькое, ультрасовременное. Я чувствовал себя не очень уютно в этом совершенно непонятном мне мире машин, окруженных защитными проволочными сетками, словно звери в зоопарке; приборов, занимающих целые комнаты; подмигивающих цветными лампочками пультов от пола до самого потолка.

Паренек, в синем халате, с торчащей из кармашка логарифмической линейкой, был, наоборот, очень немногословен.

- Виктор, колоссальный программист, - представил мне его Миша Званцев.

А паренек уже невозмутимо склонился над копией найденного документа, машинально вытаскивая из кармашка свою логарифмическую линейку. Чем она ему тут может помочь?

Что происходило дальше, до сих пор как следует не понимаю и потому вряд ли смогу обстоятельно рассказать. Я вдруг снова почувствовал себя так же глупо, как и в тот момент, когда вытащил странный документ из-под земли. Михаил и Виктор о чем-то деловито рассуждали, но я почти ничего не понимал из их разговора. Алгоритм, статистические свойства текста, кодировка по таблицам случайного набора символов, энтропия, математическое ожидание и дисперсия нет, они говорили явно на каком-то неведомом мне языке.

В общем, о технологии всей подготовительной работы по расшифровке найденного документа я больше ничего говорить не буду: желающие (и способные в этом разобраться) смогут узнать все подробности из специальной статьи, которую Михаил и Виктор готовят сейчас для сборника, посвященного проблемам кибернетики.