Нариманов - Илья Дубинский-Мухадзе

Постоянно стесненный в средствах, привыкший зарабатывать на жизнь уроками, Бахадур охотно принимает предложение некоего Осипяна «из богатых и знатных тифлисских армян» обучать его дочь Сону персидскому языку. Сона оказывается человеком незаурядным. Среди мусульманских девушек Бахадуру такой встречать не приходилось. «К пятнадцати годам она уже свободно владела несколькими языками — хорошо знала русский и французский, изучила турецкий. О родном языке, конечно, и говорить не приходится… Многие делали предложение образованной и богатой невесте, но… она решила отдать всю жизнь своему народу — пером служить ему».

Персидский язык как-то незаметно отодвинут на задний план. Тем более что за несколько недель Бахадур научил Сону наиболее употребительным словам, «прошел с ней необходимые уроки по книге», и она уже могла отвечать на вопросы по-персидски. Быстролетные часы уходят на жаркие беседы решительно обо всем.

«— Ах, Бахадур-бек, я очень прошу вас, не скрывайте от меня своих мыслей. О чем бы вы ни думали, что б ни огорчало вас, говорите мне все. Иначе вы обидите меня своим недоверием.

— Этого я ни в коем случае не хотел бы. Но если уж вы непременно хотите знать, извольте: я произнес слово «нация», и слово это в который раз всколыхнуло во мне все те же думы, тяжелые, безрадостные.

Наступило молчание. Сона оглянулась по сторонам и убедившись, что они одни, сжала руку Бахадура:

— Как чудесно встретить человека, который думает так же, как ты!.. Никогда впредь ничего не скрывайте от меня, ладно? Ведь я ваша единомышленница, Бахадур-бек. Но объясните, однако, почему вы вздохнули при упоминании о вашей нации?

— Разве это непонятно? Разве вы не знаете, что моя нация отстала от всех других?»

Может быть, в романе все развивается слишком прямолинейно — это не суть важно. Устами молодых Нариманову необходимо сказать так много! Вокруг столько животрепещущих национальных проблем. «…Нация наша находится в таком бедственном положении, что даже маленький рассказик, в котором говорится о ее нуждах, может принести огромную пользу. Не нужно только бояться народа. Если ты друг своему народу, ты должен смело говорить ему правду в глаза».

В задушевных разговорах с Соной, с друзьями Алексеем и Султаном, высказываются горькие истины. О воспитании детей в семьях невежественных мусульманских богачей: «Их напичкают всякой всячиной, обучат танцам, выучат болтать по-французски, но своего родного языка они знать так и не будут, да и не захотят его знать!» О школах, где «учат точно так же, как сто лет назад». О пишущей братии, что «помешалась на одном: литературный язык надо непременно насыщать персидскими тропами, потому что на чисто тюркском языке пишут, видите ли, только невежды… Нужно спросить их: «Несчастные, на что вы тратите свой ум? Что пользы писать по-тюркски для китайцев?»

В полный голос называется первопричина застоя, отсталости, темноты: «Народ слепо верит моллам, и только им, мусульманин выполняет все, что приказывает молла. Но как раз это и разрушает нацию… Просвещенная молодежь чурается общественной жизни, а духовное руководство ею захватили моллы… Этим субъектам не только на нацию, им, честно говоря, и на веру-то наплевать!..»

Молодость берет свое. Бахадур вечером у распахнутого в сад окна читает Соне стихи:

Словно птица, в западне я, ты — охотник мой,Так убей иль клетку настежь распахни рукой.

Сона в ответ: «Бедный соловей, он так страстно поет о любви к своей розе. А ведь роза, раскрыв свои бутоны, тянется к нему! Она словно хочет сказать ему: «Для тебя я цвету, любимый!..»

Сону мучает вопрос: какая сила, тайно властвуя над людьми, разделяет их? Бахадур не готов сразу ответить, он обещает дать ответ со временем. Проклятый вопрос терзает и его. «Какая сила разделяет людей?»

…В половине августа дни становятся заметно прохладнее. Разъезжаются дачники. Все больше пустеет Манглис. Время возвращаться в Петербург к университетским занятиям Бахадуру. Что же касается ответа на вопрос Соны… Его можно будет узнать только через четыре[15] года, когда Нариманов приступит к заключительным главам.

Едва ли Нариманов медлил с окончанием романа из-за отсутствия времени. Ведь в промежутке между первой частью и завершением книги пишется «Надир-шах» — повествование, потребовавшее изучения далекой эпохи, хитросплетений персидской истории. Или объяснение в том, что автор мучительно ищет возможность одолеть пропасть, уничтожить национальную рознь, религиозную вражду. Как уберечь счастье Бахадура и Соны?

А сила, против которой Нариманов всего больше восстает, — духовенство, неумолимо напоминает: я беспощадна, я и тебя могу раздавить.

Духовенство пытается расправиться с ним. Об этом скажут другие люди в другие годы. В центральном российском журнале «Искусство трудящимся» в 1925 году: «Его работа «Бегадир и Сона» настолько остро попадала в больное место тогдашней кавказской действительности, что Нариманов чуть не пал жертвой «со стороны разъяренных молл».

…Из Петербурга Бахадур обращается к Соне: «Зачем, почему нас разделяет пропасть?!.. Если люди создали эту пропасть, разве мы, люди, не в силах уничтожить ее?.. Зачем нужно, чтобы люди были рабами каких-то ими же придуманных законов… Разве это нормально? Нет. Закон природы один для всех людей! Все человечество должно двигаться к одной цели, и цель эта — мир любви и свободы.

…Каждая религия когда-то соответствовала своему времени, звала человечество к лучшему, готовила людей к борьбе за единую цель. Каждый новый пророк, приходя к людям, говорил: «Мы пришли, чтобы направить человечество на истинный путь». Значит, цель одна, путь один… Почему же тогда люди отделены друг от друга? Почему?» Мечется Сона. В какой-то далеко не радостный вечер ее отец предлагает, как ему кажется, самый лучший выход — пусть Бахадур примет христианство.

«— Нет, папа, ни за что! Я прошу тебя даже не упоминать об этом. Бахадур никогда не согласится на такой шаг, так же как и я. Зачем ему делаться христианином или мне переходить в магометанство?..

— Пойми, девочка, общество не знает и, уж конечно, не разделяет ваших взглядов… Наше общество живет по определенным законам, мы связаны традициями, установленными отцами и дедами».

В поисках выхода отец везет Сону к Бахадуру в Петербург. Он словно оправдывается перед юношей.

«— Да что там говорить, вы все понимаете… Я читал ваше письмо. Ваши помыслы чисты, ваши намерения благородны, но общество… нация…

— Да… да… конечно… — перебил его Бахадур в замешательстве. — …Моя любовь принесла страдания… Простите меня… Я… простите…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});