Гаргантюа и Пантагрюэль — I - Рабле Франсуа

И они так назойливо его преследовали, что он был вынужден усесться на башни Собора Богоматери. Будучи там и видя вокруг себя столько народу, он громко сказал:

– Я думаю, что эти бездельники хотят, чтобы я им заплатил за приезд и прием. Это правильно, я угощу сейчас их вином, но только для смеха.

И вот, улыбаясь, Гаргантюа отстегнул свой прекрасный гульфик и сверху так обильно полил их, что утопил 260 418 человек, не считая женщин и детей.

Некоторые из них, благодаря быстроте ног, спаслись от потопа, и когда были на самом верху, у Университета, задыхаясь и обливаясь потом, откашливаясь, отплевываясь, начали клясться и божиться, одни в гневе, другие со смехом: «Каримари-Каримара! Святая дева Мария, вот выкупали-то нас для смеху («Par ris»). Вот отчего и город с тех пор получил название «Париж» («Paris»). Прежде же, как говорит Страбон в кн. IV, его называли Левкецией[41], что по-гречески значит «Белянка» – из-за белизны бедер у местных дам. А так как при названии города новым именем присутствующие клялись каждый святыми своих приходов, а парижане, набранные изо всяких людей и со всяких стран, – все от природы хорошие юристы и хорошие ругатели и все немного самомнительны, то Иоаннин де-Барранко, в книге «Об избыточествующем чинопочитании» полагает, что они названы по-гречески «паррезиане», что значит «дерзкие на язык».

Помочившись, Гаргантюа начал рассматривать громадные колокола, висевшие на башнях собора, и очень гармонично в них зазвонил. Когда он звонил, то ему пришло на мысль, что они бы недурно могли служить колокольчиками на шее его кобылы, которую он собирался отправить обратно к отцу с большим грузом сыра бри и свежих сельдей.

И действительно, он унес их к себе.

В это время приехал командор св. Антония, для своего свиного сбора[42]. Он тоже хотел потихоньку унести колокола, чтобы о нем было издали слышно, и чтобы сало в кладовых дрожало (от страха, что его унесут), но из честности оставил их: не потому чтобы они жгли ему руки, а потому что были немножко тяжеловаты. Это местечко Сент-Антуан – не то, что в Бурге; командор последнего – мой друг[43].

Весь город возмутился: жители Парижа, как вы знаете, настолько склонны к бунту, что иностранцы изумляются долготерпению французских королей, которые, видя затруднения, происходящие от этого изо дня в день, не прибегают для обуздания парижан к мерам правосудия. О, если бы богу было угодно, чтоб я мог проведать, в какой кузнице куются эти ереси и заговоры, и обнаружить их перед братствами моего прихода!

Поверите ли, весь этот обезумевший и взбудораженный народ сбежался к башне Нэль, где помещался тогда (теперь его нет) оракул Левкеции[44]. Ему изложили все дело и указывали, на неудобства того обстоятельства, что колокола унесены.

После долгих обсуждений за и против, по фигуре «baralipton»[45], было решено послать к Гаргантюа старейшего и достойнейшего представителя факультета, чтобы указать ему на ужасное затруднение от пропажи колоколов, и – несмотря на возражения некоторых членов Университета, ссылавшихся на то, что подобное поручение скорее приличествует дать оратору, чем софисту – для этого дела был избран достопочтенный магистр Янотус де-Брагмардо.

ГЛАВА XVIII. Как Янотус де-Брагмардо был послан к Гаргантюа, чтобы вернуть колокола

Магистр Янотус, выбритый под Цезаря, облачившись в шапочку на античный манер и ублажив свой желудок пирожными с вареньем из айвы и святою водою из погреба, отправился на квартиру Гаргантюа, предшествуемый двумя краснорожими приставами и сопутствуемый пятью-шестью грязнейшими магистрами без искусств.

У входа встретил их Понократ и ужаснулся, увидев такую ряженую компанию, и подумал, что это какие-то нелепые маски. Потом спросил у одного из магистров этой банды, что означает этот маскарад. Ему было отвечено, что они просят возвратить им колокола. Услышав это, Понократ тотчас побежал сообщить эти новости Гаргантюа, чтобы тот приготовился к ответу и наскоро решил, что делать.

Уведомленный об этом, Гаргантюа отозвал в сторону Понократа – своего наставника, затем Филотимия – своего дворецкого, Гимнаста – своего конюшего, и Эвдемона и советовался с ними о том, что делать и что отвечать. Все были того мнения, что – отвести в буфетную и там дать им по-мужицки выпить, а чтобы этот старый кашлюн не тщеславился тем, что колокола вернули благодаря его просьбам, – послать (пока он будет выпивать) за префектом города, ректором факультета и викарным епископом и передать им колокола, раньше чем софист успеет изложить свое поручение.

После этого, в присутствии означенных лиц, выслушать его прекрасную речь. Когда все приглашенные собрались, софиста ввели в залу, полную народа, и он начал, откашлявшись, речь, которая следует ниже.

ГЛАВА XIX. Речь магистра Янотуса де-Брагмардо, обращенная к Гаргантюа, с просьбой вернуть колокола

– Угм. Гм. Гм. Mnadies, господин, Mnadies. Et vobis[46], господа.

«Было бы только хорошо, если бы вы вернули нам колокола, ибо они нам очень нужны. Гм, гм, кхе, кхе. Мы когда-то отказались отдать их за большие деньги лондонцам из Кагора, также и бордосцам из Брил, которые хотели купить их ради существенных достоинств элементарной комплекции оных колоколов, каковая связана с земною сущностью при родной их эссенции в такой мере, что отгоняет лунный галос[47], и вихри от виноградников наших, то есть, собственно, не наших, а вообще окрестных. Ибо если мы лишимся вина и выпивки, мы лишимся всего – и разума, и закона. Если вы их нам вернете по моей просьбе, я заработаю десять локтей сосисок и пару хороших штанов, которые будут очень хороши для моих ног, – иначе же они не сдержат своих обещаний.

– О, ей-богу, Domine, хорошая вещь пара штанов. Et vir sapiens non abhorrebit eam[48]. Ах, ах! Не всякий имеет штаны, кто хочет. Я это хорошо знаю по себе. Обратите внимание, Domine, что вот уже восемнадцать дней, как я умствую над сей прекрасной речью. Reddite quae sunt Сае, saris, Caesari: et quae sunt Dei, Deo. Ibi jacet lepus[49].

Честное слово, Domine, если вы хотите отужинать со мною in camиra, черт возьми, charitatis, nos faciemus bonum churubin. Ego occidi unum porcum, et ego habet bonum vino[50]. Из хорошего вина нельзя сделать плохой латыни. Итак, de parte Dei, date nobis clochas nostras[51]. Слушайте, я вам подарю от имени факультета сборник Sermones de Utino, utinam[52] вы бы отдали нам наши колокола. Vultis etiam pardonos? Per diem vos habebitis, et nihil payabitise[53].

«О господин, Domine, clochidonnaminor nobis. Поистине est bonum urbis[54]. Все ими пользуются. Если ваша кобыла с ними хорошо себя чувствует, то и наш факультет также, quae comparata est jumentis insipientibus, et similis facta est eis. Psalmo nescio quo[55]. Если только я верно занес в свою книжку, et est unum bonum Achilles[56]. Гм, гм, гм, кхе, кхе! Я вам докажу, что вы должны их мне вернуть. Ego sic argumentor.