Охотник. Кто-то мне за все заплатит! - Евгений Щепетнов

Потому ранним утром, предварительно, за день до отъезда, рассчитавшись со всеми, кому были должны, Олег и две девушки уселись в такси, которое должно было увезти их к новой жизни.

Третьей была Таня. Длинноногая, красивая, молодая, соблазнительная, как десять моделей, – проблема.

Таня влюбилась в Сергара с той самой минуты, когда впервые увидела его в палате больницы, после того, как лекарь «Олег» вылечил ее тело и душу. Из «овоща», которым она стала после перенесенного менингита, Таня превратилась в энергичную красотку, вбившую себе в голову идею, что Олег – ее единственный, самый-самый лучший на всем белом свете человек. И это в высшей степени напрягало «самого лучшего на свете человека».

Казалось бы – ну что плохого, если тебя до визга, до скрежета зубовного любит одна из самых красивых девушек, каких ты видел в своей жизни? Ей только что исполнилось семнадцать лет, тело развитое, как у всякой молодой здоровой женщины, сексуальность этого самого тела такова, что едва не сбивает с ног неподготовленного сексуально озабоченного юнца. Взрослые мужчины оглядываются на Таню, провожая взглядом, пока та не скроется за углом или пока жена не треснет по затылку, обещая устроить «сладкую» жизнь похотливому кобелю, которому бес ударил в ребро.

Ну что бы еще желать Сергару, отличавшемуся отменным сексуальным аппетитом и обладающему не слишком уж святым характером? После десяти лет в армии любой святой волей-неволей сбросит с себя венец ангела. В армии не бывает святых, если не сказать больше. Нет, Сергар никогда не был подлым, злым, но в отношениях с женщинами у него было четкое, выработанное годами правило: «Мы с тобой друзья. У тебя есть то, чего я хочу, у меня имеется штука, которую ты хочешь. Или не хочешь – но я тебе плачу звонкой монетой. Так давай не будем устраивать сцен и трахать друг другу мозг. Трахнем совершенно другое, более приятное, и разбежимся! Или не разбежимся. На какое-то время. Если не устраивает – расходимся».

Так молодой маг жил всю сознательную половозрелую жизнь и менять свое понимание отношений между мужчинами и женщинами не собирался. По крайней мере пока. Женщины были для него друзьями, партнерами, которых еще ко всему прочему можно уложить в постель. Посягательства на свою мужскую свободу Сергар воспринимал как вид агрессии, а в то, что он может кого-то полюбить, не верил совершенно.

И вот, на тебе, как наказание, – Таня!

Девушка, кроме своей красоты, отличалась от сверстниц еще и характером, больше похожим на повадки волчицы, которая защищает свой выводок, или скорее на поведение дикого кабана, прущего напролом, не боясь никого на свете, если ему нужно пройти по той тропе, на которую он уже встал.

Увы, тропой своей Таня выбрала жизнь Олега и решила в ней обосноваться навсегда, отогнав от своего «божества» всех, кто хоть как-то покушался на ее Мечту. Мечтой Тани, само собой, был Олег, в котором, на ее взгляд, сконцентрировалось все наилучшее, что и нужно молодой, красивой и умной девушке. То есть – ей, Тане.

Само собой, Маша эти взгляды молодой «сучки» и «проклятой шлюхи» (как она ее называла) не одобряла, и Сергар, зная злобный характер боевой подруги, мог сразу же предположить, во что это все выльется. И вылилось.

Трижды девицы дрались так, что обеим пришлось стричься почти налысо – клочья волос «заклятых подруг» летели во все стороны так, будто это были осенние листья под ударами холодного ветра.

Теперь обе были похожи на утонченных киношных моделей, волей судьбы занесенных в этот забытый богом уголок страны. И не только потому, что одеты они были в модную одежду, подчеркивающую их красоту, – просто с прическами типа «тифозная больная», как этот стиль называла Маша, в городе ходить было не принято. Только московские «штучки» позволяют себе эдакие вольности. Чтобы еще больше походить на гламурных див, обе сделались платиновыми блондинками, что, в общем-то, им очень шло.

Самое забавное, что обе были очень похожи друг на друга: небольшого роста, худощавые, стройные, но не тощие, большеглазые, длинноногие. Их можно было принять за сестер-погодков, тем более что Маша выглядела гораздо моложе, чем была на самом деле. Да и немудрено: глупо не попросить любовника улучшить фигуру, если этот твой мужчина – чудо-лекарь, который из любой дурнушки сделает немыслимую красотку!

Теперь у нее на теле совершенно не было волос, так раздражавших необходимостью постоянного бритья и подбривания, исчезли родинки, шрамики и шрамы – гладкая кожа, ни одной морщинки. Хотя какие могут быть морщинки в двадцать лет? Если только на душе…

То же самое и Таня. Но с этой все было еще проще: если Маша была уже «помята» жизнью, то молоденькая девица просто-таки дышала здоровьем (и благодаря Олегу – тоже!). Убрать же волосы с тела было проще простого – это в мире Сергара мог сделать даже самый хилый лекарь-цирюльник и за вполне приемлемую плату.

В Кайларе не очень котировались женщины с волосатыми руками, ногами и подмышками, а также усами и – боги упаси! – бородой. И не только на подбородке…

К матери Сергара частенько приходили девушки, и молодые женщины, и даже почтенные матроны с просьбой убрать лишнюю растительность с их тел. И тогда мать выгоняла Сергара на улицу или в соседнюю комнату, где он давно уже провертел в стене небольшую дырочку, сквозь которую можно было с превеликим удовольствием разглядывать прелести деревенских девиц. Сергар уже с десяти лет почувствовал интерес к женскому полу, и его живо интересовало то «таинственное», что женщины коварно скрывают под своими пышными юбками от любопытных, жаждущих познания мальчишек.

Все хорошее когда-то кончается, и в конце концов Сергара застали «на горяченьком» – отец прихватил прямо возле заветной дырки, неожиданно войдя в комнату в тот самый момент, когда Сергар как раз рассматривал задницу двадцатилетней дочери булочника Омина. И не только задницу! И не только рассматривал, но и действовал, пыхтя, истово напрягая свою натруженную упражнениями руку.

Ему тогда было двенадцать лет, все мужское работало у него как надо, вот только девицы возраста Сергара воспринимали такого мальца просто-таки никак – то ли еще не доросли до любовных отношений, то ли считали мальчишку недостойным женского внимания.

Созревшие девушки, постарше, тем более не видели в нем перспективного самца – их помыслы были направлены на замужество, зачем им какая-то сексуально озабоченная мелкота?

А Сергару хотелось. Как и его многочисленным сверстникам. И каждый из мальцов, собиравшихся на посиделки возле костра на лесной опушке, обязательно рассказывал какую-нибудь любовную историю, которая с ним случилась (ну конечно же случилась!) и в которой он выглядел настоящим, непревзойденным жеребцом.

Все врали. Все! И Сергар тоже. Судя по его рассказам, за год он поимел не менее двух десятков пациенток его матери, просто-таки мечтавших заполучить такого мужественного парня в свои мягкие объятия.

Впрочем, в его рассказах, как и в рассказах дворовых приятелей, присутствовала все-таки некая крупица правды: они действительно были в постели со всеми своими придуманными и непридуманными подружками, были, но… только в мечтах, кои цвели пышным цветом на фоне созревания мужского естества. Природа требовала своего, цель мужчины – найти и оплодотворить ту женщину, которая ему подходит лучше всего. Или ту, которую подарили боги. Впрочем, скорее всего, это одно и то же.

Сергару в этом отношении повезло больше его приятелей. Он мог видеть сокровенное женское через «сладкую» дырку в стене, и потому правды в его рассказах в процентном отношении было больше, чем у других мечтателей. Например, он всегда мог для достоверности упомянуть о некоторых увиденных им особенностях строения частей тела объектов своих мечтаний, и это придавало рассказам сына лекарицы гораздо больший вес и значимость.

На самом же деле девственность Сергар потерял со вдовой Мериллой, тридцати пяти лет от роду, жившей через десять домов от дома матери Сергара.

Ему тогда было почти пятнадцать лет, он здорово вытянулся, и на губе начал расти пушок – настоящий мужчина! Что и было замечено любвеобильной вдовушкой, сохнувшей по сильным мужским рукам (и другим частям тела!) после гибели мужа, спьяну сломавшего себе шею. Муж Мериллы свалился с фургона по дороге из города, куда ездил за покупками на воскресный рынок. Мерилла и до его смерти не отличалась особой верностью – что и немудрено при пьющем муже, и злые языки поговаривали, что с фургона этот мужичок слетел не просто так, кто-то ему в этом очень даже пособил. Например – гулящая жена, которую он нередко поколачивал за вертижопство и слабость на передок. Но… что не доказано – того нет. А на нет – и суда нет.

До сих пор Сергара она совершенно не замечала. А тут вдруг… заметила. И через десять минут после того как «заметила», уже скакала на нем, постанывая, придерживая руками болтающиеся в воздухе крупные, упругие груди.