Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима - Ирина Петровна Бороган

и параллельные подпольные ячейки появились в Европе и в Соединенных Штатах.

После революции Ленин решил, что такой подход доказал свою эффективность и должен применяться в новых условиях. Москва навязала двойную систему дружественным коммунистическим партиям в Европе – членам Коминтерна, обязав их создавать подпольные партийные организации в дополнение к легальным. В представлении Москвы эта параллельная система должна была сохранить деятельность коммунистов в случае запрета партии.

Советская тайная полиция, как передовой отряд партии, воспроизвела ту же систему: нелегальные резидентуры открывались одновременно с легальными, существовавшими в посольствах и консульствах.

В Константинополе нелегальная резидентура была в надежных руках. «Книготорговец» Блюмкин, талантливый и смелый оперативник, прославился в июле 1918 г., когда, будучи молодым чекистом и левым эсером (сразу после революции Дзержинский еще брал эсеров в советский репрессивный аппарат, ценя их обширный опыт в проведении диверсий и терактов), пришел в посольство Германии в Москве и хладнокровно застрелил немецкого посла[23]. Эсеры надеялись, что убийство посла помешает подписанию ненавистного им сепаратного мира с Германией, который готовили большевики. Руководство большевистской партии было в ярости, как и непосредственное начальство Блюмкина в ВЧК, но тот сумел убежать из Москвы.

После этого он всплыл на Украине, где был приговорен чекистским трибуналом к расстрелу, но помилован. Каким-то образом он сумел вернуть доверие бывшего начальства и продолжил блестящую карьеру в советской разведке. В 1920-е гг. он появлялся в разных странах от Персии до Монголии, где проводил блестящие авантюрные операции в стиле Лоуренса Аравийского. В Константинополе Блюмкину как руководителю нелегальной резидентуры фактически предоставили полную свободу действий, но ему требовалось поддерживать контакт с легальной резидентурой. Его связной стала молодая румынская разведчица Лиза Горская.

С тех пор как Трилиссер заметил ее в 1924 г., Горская прошла длинный путь. Из Бухареста она перебралась в Вену, где под видом переводчицы начала карьеру в советской разведке. Вскоре она получила советское гражданство и сменила членство в компартии Румынии на членство в советской партии большевиков. По ходу дела она избавилась от своего имени Эстер и стала Лизой, приняв русскую фамилию Горская, а также разорвала брак с румынским коммунистом. После этого ее отозвали в Москву для прохождения интенсивного курса обучения.

Как разведчица Горская подавала большие надежды, она свободно владела французским, немецким и русским, но она прекрасно понимала, что остается чужой для системы, а следовательно, ей срочно требовался защитник.

Тем временем Лиза получила новое задание: Трилиссер отправил ее в Турцию под непосредственное руководство Блюмкина. Это и был ее шанс: Блюмкин, один из самых предприимчивых и удачливых агентов, был настоящей звездой советской разведки. А Лиза никогда не упускала возможностей, предоставленных судьбой. Блюмкин влюбился с первого взгляда в красивую 29-летнюю женщину с выразительными глазами и копной волнистых черных волос.

Казалось, Блюмкин был на вершине мира: руководя сетью тайных агентов в Константинополе, он пребывал в своей стихии, рядом с ним находилась любимая женщина, а в Москве его прикрывал Трилиссер. Но опытный чекист совершил роковую ошибку: всегда готовый делать рискованные ставки, он не смог побороть искушения вступить в игру между Сталиным и Троцким.

12 апреля 1929 г., всего через два дня после приезда в город, Блюмкин прогуливался в фешенебельном районе европейской части Константинополя по улице Гранд Рю де Пера. Стоял солнечный день, все вокруг цвело. Внезапно он увидел знакомое лицо – это был Лев Седов, 23-летний сын Троцкого. Молодой человек сразу пригласил Блюмкина к себе домой на встречу с Троцким, и чекист охотно согласился. Он когда-то работал у Троцкого секретарем и сохранил к нему искреннюю привязанность. Через четыре дня они встретились и проговорили четыре часа. После этого Блюмкин еще несколько раз встречался со Львом Седовым, с которым они обсудили тысячи важных вопросов – от шансов Троцкого вернуться в Россию до организации личной охраны опального революционера[24]. Блюмкин начал самую рискованную игру в своей жизни: будучи доверенным шпионом Сталина, он вступил в тайные отношения с его заклятым врагом.

Вскоре после этих встреч Троцкий сделал свой ход.

Подавляющее большинство русских эмигрантов, бежавших из Советской России, не собирались оставаться жить за границей навсегда. Они мечтали вернуться домой – как только им представится шанс сменить политический режим. Многие не оставили эту надежду до конца жизни. Поэтому вряд ли удивительно, что к 1929 г. в Русском обще-воинском союзе, главной военной организации эмигрантов, состояло больше 60 000 человек. Во главе с генералом Александром Кутеповым, непримиримым противником большевиков и ветераном Гражданской войны, члены РОВС готовились к возвращению на родину в подходящий момент и вооруженному захвату власти в России. Ради великой цели РОВС использовал любые методы, включая засылку агентов в Россию и убийства советских чиновников за рубежом[25].

В то время как члены РОВС занимались военной подготовкой и диверсиями, интеллигенция в изгнании издавала антисоветские газеты и журналы, создавала политические клубы и театральные труппы. Но вместо того, чтобы строить планы на будущее, эти умные и талантливые люди завязли в прошлом, мучительно ища ответы на сотни горьких «Что, если?»: «Что, если бы не началась Первая мировая война? Если бы царь не отрекся от престола? Если бы Ленина не пустили в страну? Если бы союзники не предали Белое движение?» В таких разговорах проходили годы, затем десятилетия. Их вели, пережевывая до бесконечности детали прошлого, на кухнях и в кафе, в салонах и залах собраний – от Харбина до Белграда, от Парижа до Константинополя. Эмигранты все больше отрывались от того, что происходило на родине.

Тем временем большевики ударными темпами переделывали страну. Новый строй изменил едва ли не все аспекты повседневной жизни. Большевики отказались от юлианского календаря и перешли на григорианский; были учреждены новые праздники и в 1929 г. запрещены традиционные религиозные, такие как Рождество и Пасха. Из алфавита изъяли некоторые старославянские буквы. Коммунисты ускоряли темп жизни, поощряя «перевыполнение» плана по развитию советской промышленности в заветной мечте догнать и перегнать Запад. Советских граждан учили говорить на «новоязе», полном пропагандистской лексики и аббревиатур. В результате постепенно сформировался «советский народ» – новая общность, которую с трудом узнавали и плохо понимали русские, много лет назад уехавшие из России.

В то время как Советская Россия проходила через радикальные перемены, эмигранты продолжали одевать своих детей в дореволюционную школьную форму и разучивать гимн «Боже, царя храни». Отчаянно цепляясь за старый образ жизни, они полагали, что готовятся к тому славному дню, когда смогут вернуться на родину и воссоздать прежнюю Россию, которую они сохранили: не запятнанную и не зараженную большевизмом. Это было трогательно и сентиментально, но подобная ностальгия