Радио «Морок» - Татьяна Мастрюкова

к ее любимым видам транспорта.

Сырые Дороги вынырнули так внезапно, что я вздрогнула. Только что был скучный, неприветливый лес с буреломом, и вдруг практически без перехода пошли заборы и торчащие из-за них покатые крыши домов, влажно поблескивающие на солнце. Видимо, здесь недавно прошел дождь.

Похоже, на въезде в Сырые Дороги даже указателя не было. Или я его прозевала? Жаль, было бы прикольно сфотографироваться рядом с таким странным названием.

Сама деревня вообще ничего интересного из себя не представляла. Заборы — глухие, высокие, ничего за ними не разглядишь, кроме однотипных, потемневших от времени деревянных крыш. Очевидно, местные жители не особо любили общение. Ну, для нас это только плюс. Я вовсе не собиралась заводить здесь знакомства, а уж Леся — тем более.

Мама, тоже не увидевшая указатель, уточнила у дяденьки, та ли это деревня, тут же набрала номер хозяйки дачи и бодро предупредила:

— Клавдия Матвеевна, подъезжаем!

Дяденька прибавил ходу, и машину заштормило еще больше. Видно, дороги здесь были разъезжены в хлам. Не улица, а сплошные борозды и ямы, полные воды. Нам с Лесей пришлось каждой со своей стороны вцепиться в ручку подлокотника и одновременно за потолочную ручку над окном, чтобы хоть как-то удержаться на месте.

У метрового глухого забора прямо на дороге стояла женщина средних лет в стеганом пуховике неопределенного цвета и калошах на толстый носок, прямо как на картинке из старой книжки какого-нибудь Чуковского про Федорино горе. На голове ее красовался пушистый, вязаный малиновый берет, чем-то неуловимо похожий на лепешку. Женщина внимательно рассматривала свои руки, будто видела их впервые в жизни, или, может, что-то держала.

По правде сказать, я ожидала, что Клавдия Матвеевна — женщина гораздо более старшего возраста, какая-нибудь бабушка, судя по ее имени-отчеству.

Наша хозяйка наконец оторвала взгляд от своих рук, с приветливой улыбкой подняла голову, но настрой ее мгновенно сменился, едва она увидела автомобиль.

Дяденька лихо притормозил прямо перед встречающей нас женщиной. Так лихо, что мы с Лесей чуть не ткнулись лбами в передние сиденья и первый раз за поездку пожалели, что не пристегнуты ремнями безопасности.

Мама быстро выскочила навстречу Клавдии Матвеевне, даже куртку не застегнула. Судя по стремительности, резкое торможение для нее тоже даром не прошло, и все же мама улыбалась — чего не скажешь о тетке в калошах. От приветливости не осталось и следа, только кислая мина. Будто не постояльцев, приносящих прибыль, встречала, а каких-то нежеланных нежданных гостей.

— Это ваша машина? — без предисловий спросила Клавдия Матвеевна у мамы, и я немедленно расхотела даже мысленно называть тетку по имени. Слишком много чести.

— Здравствуйте. Нет, нас подвезли. Наша машина сломалась, застряла тут в грязи по дороге к вам.

Словно не замечая теткиной грубости, мама жестом велела нам вылезать.

— Вас что, трое? — опять брезгливо уточнила мерзкая тетка, не двигаясь с места, игнорируя мамино приветствие и даже не пытаясь изобразить дружелюбие.

Мама будто первый раз взглянула на нее, перестала улыбаться, а голос ее стал на тон холоднее:

— Пока да. Муж подъедет позже. Сломалась машина.

Дяденька тоже вылез из своего жигуленка и повис на дверце, с искренним восторгом наблюдая развернувшуюся сцену. Развлечение себе нашел.

Мы с Лесей нацепили рюкзаки, аккуратно выбрались из машины, стараясь не ступать в размокшую глину, и встали рядом с мамой.

Тетка даже не взглянула на нас, хотя сразу заметила, потому что вякнула неприятным тоном:

— Вас трое. Был уговор на четырех человек, один из которых — мужчина. Я вас не могу пустить.

— Какое это имеет значение? — Как всегда, когда мама начинала раздражаться, голос её становился тише. Дяденька вытянул шею, чтобы лучше слышать. — Мы приехали, как и договаривались. С оплатой не будет никаких проблем. Просто дайте нам ключи.

— Вот будет вас четверо, с мужчиной, тогда и пущу, — отрезала мерзкая тетка.

— Какое это вообще имеет отношение к съему дачи? И почему вы сразу не предупредили об условиях, когда мы с вами разговаривали по телефону.

Мама побледнела, но на скулах проступили неровные розовые пятна. Она очень разозлилась, но старалась держать себя в руках, только нервно поправляла очки.

— Был договор на четверых, с мужчиной. С чего это мне вас троих пускать? Я вас знать не знаю. Тоже мне. Вы вообще, смотрю, неадекватная какая-то. Орете на меня.

И тетка победно глянула на опешившую маму, мол, выкусила? И что ты мне сделаешь?

«Чего? Простите, что? Ты совсем умом тронулась, женщина?» — так и подмывало меня закричать, но я, конечно, молчала.

— Во стерва! — с восхищением квакнул дядька, сплюнул, но поймал мой взгляд и смущенно замолк.

Мама повернулась к нему, явно ища поддержки, поэтому дяденька счел нужным доложить мерзкой тетке:

— В Никоноровке он, ихний-то.

— На вычитке, что ль? — Теткин тон стал еще более неприязненным, чем раньше (хотя куда уж больше). Она даже не повернула головы, продолжая смотреть прямо на маму, загораживая проход. И вопрос был задан будто бы тоже маме.

Дяденька неопределенно передернул плечами и ретировался в свой жигуленок.

— Что такое вычитка? — шепотом поинтересовалась Леся.

Я пожала плечами, а мама вообще не обратила внимания на вопрос. Они с теткой стояли друг против друга и словно играли в гляделки: кто первый