День Литературы 146 (10 2008) - Газета Литературы

СТИХИ

Андрей ТАВРОВ(Москва)***Прогулка по набережной оснащается сором.Бабочка, как поток света, долетает до линзыглаза, переворачивается,проникает в розовый край, в котороммлечной строчкой череп прошит, горячо, книзу.Влажный единорог тянется от фонаря,пробивает глаз, сгорел и воскрес, перевернут.Звезды выпадают из гнёзд, как цифры календаря.Сколько глазниц на небе, коробов сколько там, комнат!Подруга жизнь несёт подбородком, как Амадей скрипку.Царский раствор нищеты и зелёной звезды крепчает.Золотую из глаза в волнах залив достает соринку,И всю-то ночь луна яхты в белом тазу качает.TRISTIA1Я, Назона письмо, покинуло дальний брегЭвксинский в час, когда яркий и пышный снег,приурочив к идам декабрьским свой хлад и пыл,вестью от лебедя к мраморной Леде плыли ложился на свиток. И я, оглянувшись вспять,не привычной бухты лазурный зрело излом,но то, что летело, как после удара веслом.Лишь первый снег, один, и нельзя распять.2Я устало плыть, почерк нести, вмещатьв себя смыслы и буквы, устало нести печать.Так однажды нос устаёт разрезать волну,и замерзший перст теребить устаёт струну.Так вот та, которой не стоит ни лавр, ни век,в лабиринте времён в закоулок вошла иной -он похож на твой - колонной, розой, длиной,и у вас один минотавр, но несхожий снег.3Я лежу, как лопасть бабочки, всё в чертах,в дебрях светлой Эллады, в озёрах её, кустах,в разводах метаморфоз,в жужжанье горячих ос,в беготне карминной наяд и в потёках слез.Я лежу на скамье, на карте Империи, явижу ясно, как входит росчерк в поток реки,как бежит волна по светлым буквам строки, -как мир и стихи смыкают свои края.4Всех чудовищ, ламий, всех светозарных псов,всех русалок и дев полнолунных подводных снов,вижу Пана, Сирингу, наяд, близнецов, эвменид,златокудрую перепись лиц и темь ресниц -вся их жизнь, пестрея, бежит за края письма,припадая буквой к заливу, слезой - к весьмаперепутанным тропам,сбегающим к понту, вниз.5Я Назона письмо, я вижу, как сильный ветрморщит воду, как скатерть,сгибает ливанский кедр,как трепещет парус, назад завернув края -туда, где рождался мир. Где лежало яне свитком с латынью, но шумом иных начал -державным Словом, дыханием Духа, днём,отделившим от мрака свет, утопая в нём.Удлиняясь платьем, разбившимся о причал.6Меня больше нет - лишь сквозной золотой потокот начала времён до конца - через почерк строк,через светоч глаз, через мельницы пылкий круг,пролетая от понта - туда, в незакатный Юги колыша тростник, и вращая звезду, судьбу,Пана шерсть раздирая прозябнувшей парой крыл,обращая - сквозь флейту - того, кто пел и любил,в закусившую алую - через века - губу.7От начала дней, до конца, до залетейских водя - Назона письмо, карта мира, его исход,трепетанье ветвей, стриж над Троей, ресницы взмах,ход Архангелов сфер, вещий дух и дорожный прах,семь поющих Гармонии, как семь дисков, летящих насквозь,атлетических нот, что расчислил Гомера перст,и с тех пор - эта ширь. Так страдальца вознесший крестудлиняет до сердца Господня земную ось.8Тихо мачта вбегает в закат. За кормой - прибой.За ним - горизонт и небо, где нам с тобойв длинных пёстрых аллеях, мелькая, летит листва,где руно золотое рыжих волос и словаобретают выпуклость, плоть, а прибой - аккорд,в сильном свете колен где распахнут последний крайзолотого хитона Жизни, захлёстнут в Рай.Где горячий глаз доплывает в последний порт.9Я Назона письмо. Я о том, как платье шумитв пылком ветре, о том, что никто не будет убит,что пронзает улиссовы кольца навылет стрелапревращений, что, вылетев из стволафлейты нотой-наядой, - поёт. И пространство бежит в два конца,отражённое в зеркале вод иль в ничьем зрачке,где уловлен Амур. Где Психея дрожит в сачке.Где дыханье и тишь. Да круги золотого кольца.10Я вбегаю в простор, где бредёт сквозь лазурь Филоктет,я вбегаю в костёр, превращаясь в мельканье и светтам, где губ акварельных на чаше небесной печать -это птицы, две алые птицы в закате кричат.Я Назона письмо, словно плат и заплата, поток,золотая чащоба осыпанных пудрой волос,мельтешение слова в закатном пожаре полоси зажжённый, как губы, с причала последний платок.

Mарина КУЛАКОВА

(Нижний Новгород)

MARINAУж сколько миллионов лет песка,Камней… Смеёшься ты? - курорты…Позируешь художникам: тоска -до звёзд морских, и до морских коньков,в спираль тоски закрученных.До спорта.Зачем мне, море, твой скалистый смехИ тихая безбрежная улыбка?Молчи, ты улыбаешься для всех.Легко и зыбко.Но я могу с тобой поговорить,Не делая из этого секрета,Хоть в рифму, хоть без рифм, - мы будем жить,Нам всё равно, и так ли важно это?Ты - моё имя.Что ты скажешь, нет?Диагноз? - нет, бывает и страшнее, -Меня зовут Мариной сотни лет.Есть имена печальней и смешнее.Марина, ты…Глоток сухой воды.Сырого солнца, взятого с отлива.Марина, ты… И здесь мои следы.Их нет давно. Их вывезли.Всё живо.Из Коктебеля вывезли песок.Смотрела молчаливая природа, -Сколь важным было дело, важен срок, -Строительство военного завода.Когда? - теперь не важно. Вот дела…Иные времена, иные войны.Марина, ты… смеёшься? Я пришла.Спокойно, море. Не шуми, спокойно…***В прозрачном ухе КоктебеляШумит попсы чужой прибой.Возможно, в споре двух прибоев,Один прибой прибьёт другой.На пляже хмурится сердито,Из волн прибрежных выходя,Камнями ножки бередя,Нежноземная Афродита.Ребёнок ловит сладкий миг,Ему на блюдечке несущийИ пахлаву, и медовик,И вкус сгущёнки вездесущий.И миндалём, и алычой,И вишнями полна дорога,И детски-сбывшейся мечтой:Вот персики, которых - много!И в гущу этой красоты,На холмы персиков и вишниТакие разные мечты(как вариант: и я, и ты)сюда спускаются чуть слышно…И ярко светятся впотьмах,Таиться вовсе не желают:Играют искрами в камнях.Огнём в керамике пылают.Они уже который годСпускаются на побережье,Преодолев свой путь. С высотБезденежья и безнадежья…

Валерий МИТРОХИН

(Симферополь)

ВОСТОЧНЫЙ КРЫМБирюзовый атлас раскроиБелым лезвием молнии майской.Вновь струятся закаты твои,Наподобие ткани дамасской.Словно воды лимана, мелкаПоволока тумана земного.Лёгкий трепет подёрнул шелкаТвоего измеренья иного.Задержало слова на губах,Осушило - шершавыми стали…Плещут крыльями птицы рубахЦвета красной и травчатой стали.

Максим КАБИР

(Кривой Рог)

***В зимней Ялте гортань у простуды узкаИ в троллейбусах кашляют побра-Тимы. Море, набычась у скал,Больше не претворяется добрым.А плечами с разбега по пристани бьёт,Будто только откинувшись с зоны.И стоят корабли, и пустует жильёУ приветливой бабушки Сони.И гостиницы, где мы глотали коньяк,Неизменно вонявший клопами,Площадь Ленина, площадь Макдоналдса, шлакВсех стихов, что легли между нами.Щёлкай, мыльница, так, словно Понтий ПилатДоставал из тебя земляничныйПлод,оставь мне на память безлиственный сад,Воцерковлённый, сонный, больничный.Чеховщина какая-то! Будто не нашЭтот неузнаваемый, зыбкий,Исчезающий в розовой дымке пейзаж,Этот снег с негритянской улыбкой.ВЗЯТИЕ СЕВАСТОПОЛЯСевастополь рифмуется с автостопом,С Советским Союзом,с распиленным флотом.Простому туристу не взять Севастополь,Ни кровью, ни даже июльским потом.Немчура, какой-нибудь Карл Дённиц,Задумает брать Севастополь измором,Но тут же, поверженный, он упадёт ниц,И, вспыхнув, его прикарманит море.Прекратите, собаки, зубами лязгать,Подавитесь, фашисты, татарским пловом!Севастополь берётся обычной лаской,Холодным пивом да добрым словом.