Ученик архитектора - Элиф Шафак

– Тебе ведь приходилось плавать на корабле по морю, верно? – (Джахан кивнул, не понимая, к чему клонит зодчий.) – Видел ты когда-нибудь огромных морских черепах, бредущих по берегу? Они упорно движутся вперед, но путь, который черепахи избрали, никуда не ведет. Нужно, чтобы кто-нибудь развернул их в сторону моря, направил навстречу стихии, к которой они принадлежат.

Джахан слушал мастера, и в сознании у него всплыло слово, которое он тщетно пытался подыскать, говоря об учениках Синана: «надломленные». Теперь он понимал, почему учитель остановил свой выбор именно на них четверых. Он сам, Давуд, Никола и Юсуф – все они были надломлены в борьбе с жизненными невзгодами. И все эти годы учитель не только передавал им свое мастерство – он лечил их души.

* * *

Джахан сдержал слово. Он хранил секрет Юсуфа, не открыв его даже Чоте. Ему казалось, что от слона тайна попадет в хаудах, а оттуда перейдет к людям, которым доведется в нем прокатиться. Конечно, все эти измышления были полной ерундой, но Джахан предпочитал молчать. В часы отдыха они с Юсуфом часто уединялись, и вскоре Джахан узнал историю своего товарища. Выяснилось, что в прежней жизни его – точнее, ее – звали Санча.

Жила Санча в испанском городе Саламанка, в большом белом доме, увитом глициниями. Отец ее был знаменитым лекарем, весьма сведущим в медицине. Внимательный и чуткий с больными, с женой и детьми он вел себя строго и требовательно. Больше всего на свете этот человек хотел, чтобы все три сына пошли по его стопам. Своей единственной дочери он тоже пожелал дать образование, так что учителя, приходившие в дом, занимались со всеми детьми. В год, когда девочке исполнилось восемь лет, город поразил чумной мор. Одного за другим страшная болезнь унесла ее старших братьев. Санча осталась в живых, изнывая от сознания собственной вины: ну до чего же несправедливо, что именно ее, а не сыновей, столь дорогих сердцу родителей, смерть решила пощадить. Мать ее, убитая горем, удалилась в монастырь в Вальядолиде. Девочка осталась в опустевшем доме вдвоем с отцом. Она заботилась о нем, но все ее заботы вызывали у отца лишь раздражение. Однако постепенно печаль его притупилась, и лекарь принялся обучать дочь. Конечно, он не учил Санчу медицине, ибо полагал, что женщина по природе своей не способна трудиться на этом благородном поприще. Он занимался с дочкой алгеброй, геометрией, философией, полагая, что начатки этих наук будут для девушки не лишними. Санча оказалась прилежной ученицей, она все схватывала буквально на лету. Поначалу ею двигала не столько жажда познаний, сколько желание заслужить одобрение и любовь отца. Но со временем она ощутила, сколь велика притягательность образования. Через несколько лет отец передал дочери все, что знал сам. У девушки появились другие учителя. Один из них был архитектором, немолодым уже и впавшим в крайнюю нужду. Он познакомил Санчу с основами своего ремесла, а в перерывах между уроками пытался сорвать с ее губ поцелуй.

У отца Санчи было немало друзей, столь же образованных, как и он сам. Среди них были и conversos – принявшие христианство иудеи, и католики, и мусульмане. Город переживал не лучшие времена: в нем царила атмосфера страха и подозрений. Чуть ли не каждый день на главной площади предавали огненной казни еретиков, и ветер разносил по улицам запах тлеющей человеческой плоти. Отец Санчи, здоровье которого начало ухудшаться, сообщил, что через год ей предстоит выйти замуж за дальнего родственника. То был богатый купец, которого девушка ни разу в жизни не видела и к которому заочно воспылала ненавистью. Рыдая, она умоляла отца не выдавать ее замуж, но все ее мольбы были тщетны.

Корабль, на котором Санча отправилась к жениху, был захвачен пиратами. После нескольких мучительных недель, о которых ей не хотелось вспоминать, девушка оказалась в Стамбуле, где ее продали в рабство. Хозяином Санчи стал придворный музыкант, который волею случая был знаком с зодчим Синаном. Музыкант, человек добрейшей души, хорошо обращался с молодой наложницей и даже, уступив ее просьбам, купил Санче карандаши и бумагу. Но обе его жены безжалостно притесняли девушку. Завидуя ее молодости и красоте, они постоянно жаловались мужу, утверждая, что наложница не желает помогать им по хозяйству и проводит время в праздности. Знания и ум Санчи пугали законных супруг, ибо они полагали, что уделом женщины должно быть глубокое невежество. Хотя обе имели возможность осмотреть девушку с головы до пят и удостовериться в том, что тело ее обладает всеми присущими слабому полу особенностями, они то и дело подвергали ее женскую природу сомнению. Санча приняла ислам и получила имя Негриз, но в минуты досуга она рисовала христианские храмы с крестами и колокольнями, и это навлекало на нее новые укоры. Жены музыканта прожужжали ему все уши, описывая эти кощунственные рисунки, однако он ни разу не удосужился взглянуть на них собственными глазами.

Однажды, когда музыкант был в отъезде, злобные женщины выкрали все рисунки и разорвали их в клочья, а несчастную девушку жестоко избили. На счастье Санчи, хозяин вернулся домой вечером того же дня. Вернись он несколькими днями позже, синяки и ссадины на лице Санчи успели бы зажить и судьба ее сложилась бы по-иному. Но теперь, увидав, сколь свирепую расправу учинили над наложницей его жены, он пожелал узнать, был ли их гнев оправдан, и потребовал принести злополучные рисунки. Среди клочков, которые ему предъявили, оказался один нетронутый лист с изображением храма. Музыкант показал рисунок Синану. К великому его удивлению, главный придворный строитель пришел в восторг и пожелал познакомиться с художником. Музыканту пришлось объяснить, что автор рисунка – его наложница, утратившая девственность, но тем не менее прекрасная, как солнечный луч. Он сочтет за честь и благо подарить молодую рабыню Синану, добавил хозяин Санчи. Если он оставит ее в своем доме, его жены затопчут несчастную, как половую тряпку.

Вот так девушка и оказалась в доме главного придворного строителя. С утра до полудня она должна была помогать Кайре, жене Синана, в домашних делах, а в остальное время ей позволено было рисовать и даже пользоваться библиотекой. Вскоре Синан принялся заниматься с ней. Успехи ученицы доставляли ему немалую радость, но он не решался брать девушку с собой на строительство.

В день, когда был заложен первый камень мечети Шехзаде, Санча принялась умолять учителя позволить ей работать вместе с ним. Получив отказ, она схватила ножницы, отрезала свои длинные волосы цвета золотистого янтаря и оставила их у дверей мастера. На следующее утро, выйдя из своей спальни, Синан наступил на шелковистый волосяной ковер и все понял. В тот же день он принес ей мужскую одежду. Когда девушка переоделась и взглянула на себя в зеркало, ее взяла оторопь. Из зеркала на нее смотрел юноша. Главным препятствием был голос Санчи, высокий и нежный. И еще ее маленькие белые руки. Однако проблема была решена, когда она натянула перчатки и обрекла себя на молчание. Синан придумал историю, объясняющую, почему его ученик лишился голоса.

Все это Санча рассказала Джахану, когда они трудились на строительстве мечети Муллы Челеби. Она представляла собой шестиугольное здание, увенчанное полукруглым куполом и окруженное четырьмя островерхими башнями. Оба ученика архитектора сидели на каменной скамье неподалеку от входа.

– Кто-нибудь еще знает правду? – спросил Джахан.

– Кайра, жена мастера.

– И всё?

– Нет, есть еще один человек. Итальянский зодчий Томмазо. Он давно следит за нашим учителем. Боюсь, он слышал мой голос.

Джахан собирался ответить, когда до слуха его долетел легчайший шорох – такой издает ночное животное, скрываясь в зарослях. Джахан резко обернулся, но никого не увидел. Тем не менее он чувствовал: рядом только что кто-то был. С лихорадочно бьющимся сердцем Джахан огляделся по сторонам. В отдалении он увидел нескольких человек. Один из них показался ему знакомым. То был младший брат Салахаддина, чертежника, погибшего во время несчастного случая на строительстве акведука. В памяти тут же всплыли горькие упреки, которые юноша бросил Джахану на кладбище. Джахан знал: тот ненавидит Синана и считает его виновным в смерти брата. Быть может, он пришел сюда с тайной целью отомстить придворному архитектору. А может, эти люди замышляют что-то украсть. Вокруг строительной площадки всегда шныряло множество воров, рассчитывающих поживиться ценным мрамором или плиткой. Не желая попусту пугать Санчу, которой и без того хватало тревог, Джахан ничем не выдал своих подозрений.

– Однажды я видел тебя в обществе Томмазо, – продолжил он прерванный разговор. Тут его пронзила догадка, и лицо его омрачилось. – Он шантажирует тебя, верно? – (Санча молча потупила взгляд.) – Но денег у тебя нет. Чего же он хочет?

– Не денег, – проронила несчастная женщина, теребя пальцами край одежды. – Он потребовал, чтобы я показывала ему чертежи учителя.