Старый патагонский экспресс - Пол Теру

— Это конгрессмены, — ответил мой экскурсовод. — Они так и крутятся здесь в последнее время. Конгрессмены.

Экскурсовод был черным, гражданином Панамы из провинции Чирикуи. Он написал курсовую работу по истории канала в Панамском университете. Он в совершенстве владел двумя языками. Я поинтересовался, доволен ли он, что канал передают его стране.

— Если акт о передаче ратифицируют, это будет конец всему, — сказал он.

— Так вы хотели бы, чтобы здесь всегда заправляли американцы?

— Вот именно.

Это нельзя было считать точкой зрения среднего панамского гражданина, — но ведь он и был довольно необычной фигурой. Позднее все до единого панамцы, с которыми мне приходилось беседовать, заявляли, что канал — их собственность, хотя и по-разному относились к условиям, на которых должна была произойти передача. И все же зонцы имели повод утверждать, что канал перестанет функционировать, если им станут управлять панамцы. Чтобы этот сложный механизм приносил стабильную прибыль, через его шлюзы должно ежедневно проходить не менее сорока кораблей. Разве не проще было прорыть канал без перепада уровня воды? Нет, сказал экскурсовод, уровень воды в Атлантическом океане выше, чем в Тихом, и разве я не знаю о ядовитых морских змеях, кишащих в Тихом океане? Через открытый канал эти твари давно пробрались бы в Карибское море и натворили бы там черт знает чего!

— Я рада, что вы на нашей стороне, — сказала женщина, обращаясь к экскурсоводу.

— Пусть любой, кто хочет знать правду, обращается ко мне, — заявил экскурсовод, — я ему все расскажу.

Я осторожно предположил, что, по правде говоря, подобно присутствию Англии в Индии или военно-морских сил США в Веракрусе, такое положение не может длиться вечно. И, к худу или к добру («К худу!» — быстро вставил экскурсовод), канал все же станет собственностью Республики Панамы. И он не может не понимать, что рано или поздно акт о передаче будет ратифицирован.

— Может, да, а может, нет, — не сдавался он. — Откуда мне знать? Но если это случится, ничего хорошего не выйдет.

— Молодец! — воскликнула дама и обернулась ко мне. — Мы собираемся отдать канал точно так же, как отдали Вьетнам. Это ужасно. Мы должны остаться. Мы должны были удержать Тайвань…

— Тайвань?.. — поразился я.

— Мы же отдали Тайвань Китаю. И тем более теперь должны удержать этот канал. Это же наш последний шанс! Вы только взгляните, что случилось с Вьетнамом, стоило нам оттуда уйти!

— Но мы никому не отдавали Вьетнам, — сказал я.

— Нет, отдали!

— Мадам, — не сдавался я, — мы проиграли войну.

— Значит, мы должны были ее выиграть, — сказала она. — А вы теперь повторяете за этими гнусными репортерами. Это они все вынюхивали тут, а потом стали рассказывать, будто в Зоне люди живут, как южане, в роскошных домах, и все такое. Господь свидетель: мы самые обычные люди!

— Этого я не могу отрицать, — сказал я.

Но тем не менее, когда кто-то в Панаме говорил «мы», мне приходилось отдельно думать над тем, что подразумевает это местоимение. Дама из Зоны называла «мы» всех ее жителей, посол Джорден говорил «мы», имея в виду Соединенные Штаты Америки, «мы» ратификаторов исключало зонцев: каждый раз «мы» кого-то исключало. Американские солдаты в Зоне официально придерживались нейтралитета, но, когда военный говорил «мы», он подразумевал тех, кто отрицательно относится к ратификации. Третье или четвертое поколение переселившихся сюда жителей Карибских островов (в основном с Барбадоса) говорило «мы» по-английски и боялось потерять работу. Остальные панамцы говорили «мы» по-испански и подразумевали свои местные традиции и культуру. Из представителей трех индейских племен, населявших Панаму, только три процента знали испанский язык, их «мы» звучало по-другому и охватывало противников передачи. Когда речь заходила о канале (а в Панаме люди больше ни о чем и не говорили), ни один человек не сказал мне «я». Все искали опору в той группе населения, к которой принадлежали, старались хранить верность интересам своего племени. Я был проездом в этих местах и, подобно Гулливеру, мог переходить от одной группы к другой, выслушивая их жалобы и доводы, все более бессвязные и растерянные с каждым разом.

Правда, жаловались не все. В городе Панама я познакомился с девушкой, которая сказала:

— Почти повсюду люди твердят: «Как жаль, что вы не приехали сюда в прошлом году!» Одно и то же мне приходилось слышать и в Бразилии, и в Перу, и в Колумбии. Но никто не сказал мне этого в Панаме. Мы попали сюда в самое подходящее время.

Канал, а также шлюз Мирафлорес были моей первой остановкой. Но мне хотелось узнать об этом месте как можно больше. Я провел вечер в казино в «Холидей Инн», наблюдая затем, как люди горстями расшвыривают деньги. Выигрыш делал их мрачными, ведь подспудное желание каждого игрока — проиграться. Они бледнели на глазах, переставали улыбаться и сорили деньгами в буквальном смысле этого выражения — взять хотя бы вон тех мужчин у стола для блэкджека, сгорбившихся над убывающими стопками фишек и перебирающих в руках сданные карты: конгрессмены! Были здесь и мужчины в ковбойских сапогах, и леди, прятавшие за корсетом стодолларовые купюры, и простые американцы, на которых то и дело покрикивали крупье в изысканных костюмах за то, что они плюют на кости («Да пошел ты!» — выкрикнул один из таких лихих парней и швырнул костями в крупье). Игра по-крупному выглядела настолько мрачным занятием, что я поспешил покинуть казино, пока не превратился в убежденного марксиста. Следующий день я посвятил знакомству с черными кварталами Панамы. Хотя выглядели они весьма запущенно: разбитые окна, обрушившиеся балконы, облупившаяся краска на дощатых стенах, — они еще помнили время французской оккупации Панамы и сохраняли остатки былой элегантности. Однако это не вызвало во мне особенного интереса, а разговоры с обитателями этих мест подтвердили, что я попал в зону влияния еще одного племени, находившегося в напряженных отношениях со своими соседями.

Однажды утром я читал лекцию в средней школе Зоны канала. Темой лекции были путешествия, и я чувствовал себя весьма неловко, рассказывая о необъятном мире и о романтике дальних дорог людям, для которых самым дальним путешествием могла быть поездка до Панамы, а поселок Колон немного дальше по скоростному шоссе представлялся гораздо более диким и опасным, чем все джунгли Амазонки с охотниками за головами.

После окончания лекции я разговорился с леди из Зоны.

— Ума не приложу, что вы надеетесь найти у нас в Зоне: уверяю вас, мы живем очень тихо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});