Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев

id="id90">

(без темы)

5 октября, 2020 https://p-balaev.livejournal.com/2020/10/05/

Пытался посмотреть кино про футболиста Стрельцова… Ну нельзя снимать в роли футболиста измученного алкоголем человека со впалой грудной клеткой и полным отсутствием на ногах футбольной мускулатуры. Это примерно такая же халтура, как «В бой идут одни старики» со спортивными Яками вместо истребителей. Одна и та же халтура. Если вы фанат фильма «В бой идут одни старики», то, пожалуйста, приведите из этого фильма хоть одно слово о том, что полком, в котором находилась эта «музыкальная» эскадрилья командовал В. Сталин.

Современное российское кино продолжает «славные» традиции позднесоветского.

Воспоминания и наблюдения

Из воспоминаний детства

27 января, 2019 https://p-balaev.livejournal.com/2019/01/27/

Сегодня позвонила одноклассница, вспоминали школу, детство, друзей. Сашку Оберемка, моего школьного друга. Он рано умер, в тридцать с небольшим. Инфаркт. Я сам с возрастом Сашку всё чаще вспоминаю. И своё детство.

С Сашкой мы хоть и учились в одном классе, но сдружились на совхозной конюшне, тогда еще ею дед заведовал, уже последние годы, когда я был в третьем классе он окончательно ушел на пенсию.

Интересно, что я даже не помню, в каком точно возрасте я стал с дедушкой ходить к нему на работу, но с восьми лет я уже не подходил к лошадям до самой армии. В армии я не в кавалерии служил, конечно, но представился случай — это отдельный рассказ. Пришлось объезжать абсолютно дикого трехлетка. И ничего. Справился. Правда, когда с дуру я на него сразу без седла сел — он меня, в конце концов, сбросил. Через несколько дней командир части привез седло и уже нормально всё прошло. А потом, через несколько лет, пришлось верхом проехать за день больше полусотни километров. И тоже — нормально. Мышцы ног, конечно, побаливали с непривычки, но не критично.

Интересно, что в седле я научился ездить, когда ноги до стремян еще не доставали, совал их в ремни, к которым стремена подвешивались. Но, наверно, езда на лошади — это как умение ездить на велосипеде. Если в детстве научился, то это умение на всю жизнь. Я не представляю даже сейчас ситуацию, при которой могу свалиться с оседланного коня.

На конюшню я ходил в детстве с дедом, а Сашка Оберемок бегал потому, что он, как нормальный пацан, лошадьми бредил. Конноспортивную секцию в селе еще при Хрущеве закрыли, когда стали вырезать на колбасу племенное поголовье рысаков и буденновцев, на конюшне осталось только несколько лошадей от прежнего богатства, поголовье рабочих лошадей и табун в пару сотен, из которого брали ремонтный молодняк, да на мясокомбинаты отвозили периодически по несколько лошадей.

Пацаны ходили к деду покататься на лошадях, просто рядом с конями потереться. Дед разрешал при условии, если после конь будет вычищен. Проверял платком. Проводил по крупу платком, грязный — тут же получи кнутом поперек спины. Пацану, да и взрослому, выкупать и вычистить лошадь — это не очень просто, попотеть нужно. Поэтому особо много посетителей из детворы на конюшне не вертелось, кнутом по спине — это все-таки больно. Нам с Сашкой тоже иногда перепадало. Но я, на правах любимого внука, а Сашка на правах моего друга, пользовались дедовским расположением. Он нас учил обращению с лошадьми серьезно. В первом классе мы уже объезжали молодняк. А уж болтать локтями и сутулиться в седле — это для нас, еще пацанов, было совсем немыслимо.

После одного случая, я перестал к деду ходить, родители запретили категорически. Сашка бегал, пока Павел Карпович не ушел на пенсию. А уже потом он до девятого класса занимался конокрадством, т. е. просто по району воровал с совхозных конюшен лошадей, прятал их по сопкам — это такой местный пацанячий прикол был у нас. Потом уже, когда Приморское село захлестнула наркомания (это еще при Лёне Брежневе было), лошади у наркоманов летом, в период цветения конопли особенно ценились. Потного коня гнали через заросли конопли, а потом соскребали с него пот, смешанный с пыльцой.

Случай со мной такой произошел. На конюшне была одна из любимых наша лошадей — Ласточка. Помесь рысистой и монголки. Светлосерая в яблоках кобыла ростом с монголку, но сложенная почти как арабская. Красавица. Резвая. Нервная. У нее был недостаток — пугливая. Пастухи ее из-за этого не любили брать на конюшне.

Как-то летним утром я на ней выгнал пастись табун и возвращался уже на конюшню, до конюшни меньше километра оставалось, и тут из травы, почти из-под копыт Ласточки, вылетел фазан. А эта птица тихо взлетать не умеет. Кобыла испугалась и понесла. Прямо на свалку списанной совхозной техники, эта свалка чуть в стороне от конюшни была. Я испугался, когда понял, что Ласточка повода не слушается. Тянул поводья изо всех сил — бесполезно. А впереди — сваленные культиваторы, сеялки, плуги, комбайновые жатки. От конюшни перепуганный дед бежал с криком: «Петька, прыгай!». Он уже понял, что кобыла понесла, и видел — куда.

Я почти перед самой свалкой спрыгнул. Ласточку даже дорезать не пришлось, ей распороло грудь и живот, пока дед ходил за ножом, она умерла на моих глазах. Еще и Сашка подбежал смотреть. Мы стояли вдвоем, смотрели и плакали.

После этого случая родители категорически запретили деду брать меня с собой на работу, а мне — ходить на конюшню.

А Сашка продолжал ходить. У нас с ним там был еще один любимый конь — жеребец буденновской породы Орлик. Дед к Орлику только нам двоим и разрешал подходить. И сам только на нем ездил. Жеребец просто огромный был. Злой, как черт. И красивый невероятно. Рыжий, почти апельсинового цвета. На передних ногах до колен — белые чулки.

И кусался. Дед на день выпускал его на баз, мы лезли к Орлику, он нас с Сашкой гонял по базу и кусал. Чуть-чуть прихватывал зубами. Толкал головой, валил на землю и прихватывал за руки и ноги. У нас для него всегда в карманах были горбушки хлеба с солью, это он так попрошайничал. У нас с Сашкой еще развлечение было: мы цеплялись Орлику за задние ноги, я за одну, Сашка — за другую, и Орлик дрыгал ногами, пытаясь нас сбросить. Осторожно так дрыгал. Ему самому нравилось это развлечение.

Но я не оговорился, когда написал, что жеребец был злым, как черт. В денник к нему, кроме деда и нас с Сашкой, никто