Джентльмен с Медвежьей Речки - Роберт Ирвин Говард

чтобы со мной обращались как с военным пленником!

– Пивной Бочонок Джадкинс! – воскликнул я.

– Собственной персоной, – подтвердил он. – Вернее, то, что от него осталось.

– Пойдем-ка со мной, потолкуем! – прорычал я и, не выпуская его из рук, шагнул за порог. Едва я вышел на улицу, как меня что-то крепко ударило по голове, а затем Глория пискнула, как напуганный лосенок.

– Ой, Брекенридж! – простонала она. – Я не знала, что это ты!

– Ерунда, – сказал я и выставил перед собой пленника. – Вот оно, мое алиби! Держу его прямо за горло! Ну, Пивной Бочонок Джадкинс! – сказал я строго, а затем поставил его на ноги и поводил огромным кулаком у него перед носом, – если тебе не наплевать на свою бессмертную душу, говори сейчас же, где я был прошлой ночью?

– Пил вместе со мной брагу в миле от дороги на Медвежью речку, – прохрипел он и испуганно покосился на груду тел, сваленных у порога. – Признаюсь во всем! Ведите меня в темницу! Мне придется ответить за свои грехи. Со мною все кончено. И пусть я был лишь орудием в руках у злобного разума, так же, как эти несчастные преступники, лежащие здесь…

– Один пытается уползти! – сказала Глория и огрела вышеупомянутого беглеца дубинкой по шее. Он повалился на живот и завыл знакомым голосом.

– Джафет Джалатин! – рявкнул я. – Ах ты чертов ворюга, нет у тебя никакой голодной жены!

– Он сказал, что у него есть жена? Это он скромничает, – сказал Пивной Бочонок. – Насколько мне известно, у него их как минимум три: пайютка, мексиканка да китаянка из Сан-Франциско. Но по моим сведениям, все они сытые да гладкие.

– Меня обвели вокруг пальца! – прорычал я, оскалившись. – Меня обдурили! Растоптали мое доверие к людям! Пошатнули мою веру в человечество! Такой позор можно смыть только кровью!

– Не заставляй нас платить за чужие грехи! – взмолился Джафет. – Это все Донован придумал.

– Где он? – крикнул я, озираясь вокруг.

– Поскольку мне знакома его натура, – проговорил Джадкинс, ощупывая челюсть, чтобы понять, в скольких местах она треснула, – я бы предположил, что он улизнул через заднюю дверь, пока внутри происходила драка, после чего прокрался к стойлу, скрытому в лесочке, где оставил гнедую кобылу, на которой прошлой ночью ограбил дилижанс на станции.

Глория вытащила из кобуры на его поясе револьвер, которым он так и не успел воспользоваться, и сказала:

– Иди за ним, Брек. А я позабочусь об этих койотах!

Я взглянул на стонущих разбойников, распластавшихся на земле, и подумал, что она запросто справится, а сам свистнул Капитана Кидда, и он, что удивительно, прискакал. Я оседлал его и обогнул дом, и тут же увидел, как из-за угла выезжает Донован верхом на гнедой кобыле. Луна светила ярко, и на поляне было светло, как днем.

– Стой! Сразимся по-мужски, ты, вшивый койот! – прогремел я, но он не ответил, а только пальнул в меня из револьвера и, видя, что мне на это плевать, тут же пришпорил кобылу, на которой не было даже седла, и поскакал вверх, к холмам.

Кобылка у него была отличная, но против Капитана Кидда у нее не было шансов. Мы отставали на какую-то сотню футов и быстро приближались, когда Донован доскакал до голой скалы, возвышающейся над равниной. Обернувшись, он увидел, что я уже близко, тогда соскочил с кобылы и спрятался за сосной, которая росла почти на самом краю гребня. Кустов поблизости не было, и, чтобы схватить его, мне пришлось бы пройти по открытой и залитой лунным светом местности, но стоило мне сделать шаг, как он тут же принимался стрелять. Тогда я вернулся туда, где начинался лес, размотал лассо, набросил петлю на верхушку сосны, а другой конец привязал к Капитану Кидду, и тот, потянув изо всех сил, вырвал дерево с корнем.

Когда сосна повалилась на землю и Донован остался без укрытия, он попытался сбежать вниз, но я подскочил к краю оврага, схватил камень размером с голову и швырнул в него, попав по ноге, под самое колено. Он покатился по земле, выронив оба револьвера, и взвыл:

– Не стреляй! Я сдаюсь!

Я отвязал лассо от сосны, подошел к нему и сказал:

– Прекращай стонать, противно слушать. Ты хоть раз слыхал, чтобы я так выл, а?

– Отвези меня в безопасную, уютную тюрьму, – сказал он. – Со мной все кончено. Моя душа полна сожаления, а шкура изрешечена пулями. Моя нога сломана, мой дух пал. Откуда ты взял пушку, из которой стрелял в меня?

– Не было никакой пушки, – гордо сказал я. – Я просто швырнул в тебя камень.

– Но ведь дерево упало! – ошарашено воскликнул он. – Только не говори, что ты сделал такое без помощи артиллерии!

– Я обвязал сосну веревкой да и повалил, – сказал я, а он громко застонал и весь обмяк на земле. – Ты уж прости, но мне придется связать тебе руки и закинуть на Капитана Кидда поперек седла. А ногу тебе, может быть, в Жеваном Ухе подлатают, если попросишь их как следует.

Он ничего не ответил, только оглушительно стонал всю дорогу до хижины, а когда мы добрались, оказалось, что Глория уже связала всем этим бандитам руки за спиной, а они пришли в себя и теперь хором стонали. В стойле возле дома оказалось полно лошадей, так что я усадил каждого верхом и привязал ноги к стременам для надежности. Затем я выстроил лошадей в шеренгу и связал голову каждой следующей с хвостом предыдущей, оставил только одну лошадку для Глории, и мы отправились в Жеваное Ухо.

– Что ты теперь собираешься делать, Брек? – спросила она, когда мы тронулись с места.

– Привезу этих подонков назад в Жеваное Ухо, – сурово ответил я, – и заставлю все рассказать шерифу и всем остальным. Но вся радость от торжества справедливости у меня мигом улетучивается, когда я вспоминаю, как моя семья обошлась со мной.

Ответить на это ей было нечего. Она ведь тоже росла на Медвежьей речке. Она все понимала.

– Зато нынешняя ночь, – с горечью продолжал я, – показала мне, кто мне друг… а кто нет. Если б не ты, эти ворюги и сейчас продолжали бы смеяться надо мною исподтишка, а сам я гнил бы за решеткой.

– Я бы никогда не бросила тебя в беде, Брек, – сказала Глория.

– Теперь-то я вижу, – ответил я. – А ведь раньше-то я думал о тебе плохо.

Мы уже почти довели наш стонущий караван до самого города, когда сквозь деревья замелькали горящие факелы людей, собравшихся на полянке перед тюрьмой. Там собралась целая толпа народу вместе с