Охотник на ведьм - Пауль Локамп

– Может позвонить монсеньору? – спросил Казимерас.

– Помощи попросишь? – я покосился на ксендза.

– Нет, для начала – совета. Не думаю, что он будет так любезен и сразу пришлет своих Ватиканских волкодавов.

– Кастелли прав, – кивнул я. – Ведь мы не давали своего согласия на сотрудничество. С чего бы ему помогать? Из любви к искусству?

– Думаю, при необходимости он не откажет в помощи. Но просить без твердой уверенности, что это не пустышка, рожденная в воспаленном мозгу моего коллеги, будет неправильно.

– Дело говоришь, – согласился я, – хороший совет нам не помешает. Позвони, лишним не будет. Только завтра утром, а не сегодня. Я, пожалуй, тоже позвоню одному «специалисту» по Нежити Британских островов. Слушай, давай дождемся вечера и попросим твоего коллегу посидеть на веранде. Вместо живца. Очень хочу этих собачек рассмотреть. Вдумчиво и внимательно…

– Твою богомать, – вырвалось у него. Он несколько секунд подумал, подняв глаза к небу, и все же добавил: – Господи, прости меня грешного.

– Скажи мне, святой отец, – спросил я, состроив невинное выражение лица, – очень интересно, за что ты постоянно извиняешься? За богохульство или за то, что в данном случае собираешься своего коллегу выставить приманкой?

– Сказал бы я тебе, – пробурчал Казимерас.

– Понял, уже ушел…

Я и правда ушел. В комнату. Выбрал из сумки Глок и три снаряженных серебряными пулями магазина. Надеюсь, стрелять сегодня не придется, но подготовиться не мешает. Из потайного отделения рюкзака выбрал запасной ствол, глушитель и стилет. Расчехлил и зарядил дробовик для Казимераса. Надо будет предупредить, чтобы в случае чего не надумал им пользоваться вместо дубины, как в прошлый раз. Эдак дробовиков не напасешься. Привел оружие в боевую готовность и спустился вниз. Война, как говорится, войной, а обед по расписанию.

Около десяти часов вечера побледневший ксендз вынес плетеное кресло на веранду и уселся лицом к саду. Даже отсюда я вижу, как дрожат его руки, лежащие на подлокотнике. Я понимаю, что мы поступаем некрасиво, но что прикажете мне делать? Иначе эти твари не появятся; это вам не простые шавки, им обманку не подсунешь…

Казимераса, несмотря на протесты, я отправил в противоположную часть дома. Если он останется здесь, Баргесты не придут. Эти твари не просто умные – они хитрые, и чутье у них – дай Бог каждому! Я устроился в комнате, у входа на веранду. Уселся на стул и положил на колени пистолет с навинченной трубой глушителя. Несколько раз глубоко вздохнул и постарался полностью расслабиться – как тогда, когда подкарауливал ведьму во дворе бильярдного клуба. Это трудно – полностью закрыться в себе, оставляя в рабочем состоянии только зрение и слух. Так или иначе, но на любой шорох мы реагируем мыслями, которые выдадут наше присутствие с головой. Вот и приходится включать рефлексы, оставляя раздумья на потом. Поначалу жутко неудобно, но потом привыкаешь в этому состоянию. Ощущения? Словно выходишь из своего физического тела, охватывая все окружающее пространство сразу, накрывая огромной чашей осознания…

Медленно потекли минуты. Ксендз, сидящий на веранде, дополнял вечерние звуки легкой барабанной дробью, которую выстукивали его зубы. Не смейтесь, это правда! Понимаю, что на его месте я вел бы себя так же. Баргесты – это вам не стая одичавших собак, это гораздо серьезнее…

IV.

В ожидании проходит час. Ксендз, сидящий в кресле, уже не трясся – он скулил от страха, словно избитый пес. Терпи, святоша, терпи, если хочешь жить. Проходит еще несколько минут – и я понимаю, что неподалеку появляются чужие. Чуждые этому миру твари, вызванные злым гением неизвестного Мастера. Нет, я их не вижу – чувствую. Будто где-то рядом зарождается буря – все затихает, наступает оглушительная тишина и наваливается тоска… Смертная тоска, которая выбивает желание жить. Теперь я знаю, что это такое – когда люди, доведенные до этого состояния, уходят из жизни. Инстинкты самосохранения, заложенные в нас природой, идут к черту, когда душу тяжелой черной волной захлестывает вязкое чувство пустоты.

Если бы Баргесты пришли за мной, я бы, наверное, уже завыл от боли и бессилия. Вижу, как ксендз, сидящий в кресле, вдруг пытается встать. Это что за хрень?! Сказано же, что бы не происходило – не двигаться! Святой отец поднимается из кресла, преклоняет колени и, сложив молитвенно руки, начинает читать:

Et itemm venturus est cum gloria,

Iudicare vivos et mortuos,

Cuius regni non erit finis.[25]

В сгустившихся сумерках, мелькают тени. Они приближаются, словно безудержный поток зла, готовый уничтожить любого, кто осмелится встать на их пути. Вот еще несколько теней, метнувшихся поблизости! Пора… Поднимаюсь и, сделав несколько шагов, оказываюсь рядом с ксендзом, творящим молитву.

Вот и псы пожаловали… Даже сейчас, когда рядом с жертвой они видят меня, их уже трудно остановить… Исчадие Ада… Размером с ирландского волкодава, но более мощные. Сильное тело покрыто длинной черной шерстью, с редкими серыми прядями, которые свисают по бокам клочьями, словно шрамы от удара охотничьим бичом. Передние лапы похожи на человеческие руки; когти длинные, от одного их вида по телу пробегает дрожь. Все это венчает косматая голова с обрывками ушей и горящими глазами, которые светятся холодным злым огнем. Длинная нижняя челюсть, плотно усаженная острыми клыками. Их четверо. Посланники смерти. Одна собака стоит метрах в десяти перед верандой и щелкает зубами, скаля страшные челюсти. Злобно мотнув головой, пригибается к земле, будто примеряясь перед броском. Еще три тени держатся за ее спиной, бесшумно перемещаясь позади своего вожака.

– Пр-р-рочь, тв-в-вар-р-рь! – я закрываю собой ксендза.

Сердце бешеными ударами разгоняет по моим жилам кровь, наполненную до отказа адреналином и яростью…

Меня здесь нет…

Есть зверь…

Такой же, как и они…

Нежить…

Где-то в глубине груди рождается хрип, переходящий в рычание. Еще мгновение – и я оскаливаюсь, словно зажатый в угол зверь… Наверное, так поступали наши предки, вступая в схватку за право жить. Глаза в глаза… Мир рухнул в бездну, оставив вокруг нас пустоту и этот маленький клочок земли… Арена… Рычание наполняет мое тело дьявольской злобой и ненавистью. Еще секунда – и сам брошусь вперед, чтобы перегрызть глотку этой никчемной сявке, рискнувшей явиться на мою территорию Охоты! Уничтожу, тварь! Я помню вкус твоей крови, Баргест! Прочь…

И она дрогнула… Не сделав и шага назад, не двинувшись с места. Но я уже твердо знаю, что исход этой схватки ясен. Уверен. Потому что нет силы, способной меня остановить. Баргест еще рычит, но что мне твой писк, щенок! Ты сейчас уйдешь, трусливо поджимая свой куцый хвост. Прочь, мразь! Здесь я хозяин! Это моя территория! Моя Охота! На таких, как ты…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});