Даль - Владимир Порудоминский

О РУССКОМ ХОЗЯЙСТВЕ И РУССКОМ КРЕСТЬЯНИНЕ

1

Поэт и переводчик Берг рассказывает: чтобы «угодить матери», Тургенев поступил на службу в министерство внутренних дел, рассчитывая, что управляет канцелярией «известный писатель»; но Даль «распек Тургенева в первый же день службы за то, что он несколько опоздал… Второй выговор за то же был пожестче первого, третий еще пожестче… Иван Сергеевич подал в отставку». Это Берг «честит» Даля «точным, исполнительным, неумолимо-строгим» чиновником.

Но вот ведь и Григорович пишет уверенно: «Встретив где-то Тургенева, тогда еще молодого человека, он уговаривал его поступить к нему на службу в канцелярию. Тургенев, никогда не думавший служить, но не имевший духу отказаться по слабости характера, согласился. Несколько дней спустя после вступления в канцелярию Тургенев пришел часом позже и получил от Даля такую нахлобучку, после которой тотчас же подал в отставку». Григорович — приятель Даля, ученик в каком-то роде, а вспомнить или узнать у кого, что Тургенев не «тотчас же подал в отставку», но прослужил в канцелярии почти два года, — недосуг.

И Анненков наконец рассказывает: «Гонимый нуждою и исполняя настоятельные требования матери, он по прибытии в Россию определился на службу в канцелярию министра внутренних дел, где попал под начальство известного этнографа В. Даля. Он пробыл тут недолго, потому что (!) начальник его принадлежал к числу прямолинейных особ, которые требуют строгой аккуратности в исполнении обязанностей и уважения не только к своим служебным требованиям, но и к своим капризам… Тургенев невзлюбил начальника — собрата по ремеслу писателя — и скоро вышел в отставку…»

Что до «капризов» — вот несколько строк из письма Даля: «Я вообще терпеть не могу ссориться или расходиться с кем бы то ни было, а еще более не терплю делать это без всякого повода или не зная его» (товарищ и сослуживец Владимира Ивановича почитал эти строки справедливыми и приводил их, объясняя Далев нрав); сам же Тургенев признавался, что «служил очень плохо и неисправно», у «неумолимого» начальника был повод сердиться.

Но вот оказия: «Самая тесная дружба соединяла трех сослуживцев-товарищей» (В. И. Даля, И. С. Тургенева и А. В. Головнина, будущего министра просвещения) — вдруг откуда ни возьмись выныривает еще один «воспоминатель» (есть в «Толковом словаре» такое словцо). И дальше: «Тургенев являлся на службу даже летом, из Павловска, весьма аккуратно, но вовсе не занимался ею… Чуть, бывало, его товарищи освободятся от дела, у них завязывались споры и рассуждения, преимущественно о русском языке». Не беремся судить о «тесноте» дружбы, но в статье Тургенева о творчестве Даля за литературными оценками явственны дружелюбие и теплая сердечность.

Отношения Даля и Тургенева, пусть ограниченные недолгим сроком, для нас интересны, но не ради них выписывали мы отрывки воспоминаний. Сопоставляя их с действительными событиями, видим, что Тургенев «пострадал» в них не меньше, чем Даль (не от Даля пострадал — от приятелей-воспоминателей): о Дале сказали несправедливо лишнее, а «обнесенным» оказался Тургенев, о нем главного не сказали — по какой причине Тургенев пошел служить. Споры и рассуждения в канцелярии Даля завязывались не только о русском языке.

2

В конце декабря 1842 года «кандидат философии Иван Тургенев» подготовил статью (или «записку», как тогда называли) «Несколько замечаний о русском хозяйстве и о русском крестьянине».

«Все русские с надеждою и уверенностью взирают на распоряжения правительства и убеждены, что переход от прежнего патриархального состояния русских крестьян и русского хозяйства к новому, более прочному и стройному, совершится благополучно», — писал Тургенев и объяснял: «Вопрос о значении земледельческого класса… сопряжен с вопросом о будущности России вообще». В записке обрисованы «важнейшие неудобства нашего хозяйства»: «недостаток положительности и законности в самой собственности», «недостаток законности и положительности в отношении помещиков к крестьянам» («прихоть владельцев»), «весьма слабое развитие чувства гражданственности, законности в наших крестьянах» (русский крестьянин «не чувствует себя гражданином»), «недостаток общественного духа в дворянах». Выводов нет, точнее — они упрятаны в «замечания», не явны; «замечания» высказаны не слишком решительно, даже с нарочитой мягкостью, и если говорится — «состояние нашего хозяйства неудовлетворительно и требует улучшения», то здесь же — мы «были свидетелями многих улучшений, утешительных признаков приближения новой эпохи…».

Начало сороковых годов, записка предназначена для чтения «в верхах», да и почему бы требовать от Тургенева (в начале сороковых годов!) большего, чем он сказал?.. Сочинение записки возбуждалось как раз желанием способствовать «улучшениям»: «Замечания, которые я намерен предложить в следующей статье, могут только служить залогом моих ревностных будущих занятий но части государственного хозяйства, изучению которого я решился посвятить все мое время»; записка окончена 25 декабря 1842 года, а 7 января 1843 года Тургенев подал прошение министру внутренних дел Льву Алексеевичу Перовскому о зачислении на службу. Возможно, и работа над запиской была начата по предложению или не без совета самого Перовского, Даля, еще кого из министерских руководителей (несколько лет спустя Даль от имени министра предложил двум другим кандидатам на должность представить «записки по вопросу об освобождении крестьян»). Тургенев пошел служить, движимый «общественным духом», а вовсе не «исполняя настоятельные требования матери» (хотя Варваре Петровне действительно того хотелось), и не «гонимый нуждою», и, конечно, не «по слабости характера».

Служба Тургенева — по крайней мере, причины, побудившие его служить, — сопряжена с жизнью Даля не «распеканьями» и «нахлобучками»: в 1843 году в Особенной канцелярии, куда «под начало» Даля пришел служить Тургенев, приступили к составлению записки «Об уничтожении крепостного состояния в России». Сочинение это, известное как «записка Перовского», было представлено царю в 1845 году, через несколько месяцев после выхода Ивана Сергеевича в отставку. Основная работа над запиской велась как раз в 1844 году: весь год Тургенев в канцелярии; возможно, он не имел прямого касательства к записке (хотя «замечания» его и документ легко сопоставимы), но для нас, чтобы полнее понять и ощутить эту пору в жизни Даля, чтобы понять, почему Тургенев пришел к нему не дружить, а служить, надо вдохнуть пропитанный надеждами воздух, окружавший ведомство Перовского, едва там взялись сочинять проект уничтожения крепостного состояния, почувствовать атмосферу, возникшую вокруг (Даль упрямо предпочитал «атмосфере» — «колоземицу» и «мироколицу»).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});