Жестокое милосердие - Робин Ла Фиверс

Я в ужасе смотрю на нее:

— Об этом я не знала.

— Ты была слишком далеко и не могла слышать.

Теперь Дюваль напоминает лук с натянутой тетивой.

В его глазах бушует ярость, но он подавляет ее ради сестры.

— С тобой… все в порядке?

— Да-да. Исмэй появилась как раз вовремя.

Тут он поворачивается ко мне и низко кланяется, чем повергает меня в крайнее изумление.

— Наш долг перед тобой неизмерим, — произносит он и разгибается со страшно спокойным, застывшим лицом. — Мы убьем подонка, — объявляет он и задумчиво глядит на меня. — Или, может быть, ты уже?..

— Увы, нет, господин мой, — говорю я. — Когда я подбежала, он убрал от нее руки. И я не смогла найти на нем метку.

— Далась тебе эта метка! Искать надо лучше!

И он вновь принимается расхаживать туда и сюда.

Герцогиня почти улыбается.

— Исмэй чуть живот ему не вспорола, ища свою метку, — говорит она.

Я чувствую себя дура дурой.

— Боюсь, — говорю я, — мне было не до того, чтобы и далее таить свою выучку.

— Может, это и к лучшему, — произносит Дюваль. — Все прочие руки при себе будут держать.

Я прокашливаюсь:

— И…

Дюваль останавливается и глядит на меня:

— Еще что-то?

Даже герцогиня смотрит на меня с любопытством.

— Ловушку для герцогини подстроила мадам Динан, — говорю я. — Выдумала предлог, чтобы оставить герцогиню одну в коридоре, прекрасно зная, что туда должен прийти д'Альбрэ.

— Откуда ты знаешь?

— Встретила ее на лестнице. Я спешила в сторону герцогини, а она — прочь. И она сделала все, чтобы меня задержать.

— Дрянь! — взрывается Дюваль. — Изменница!

Герцогиню явно смущает столь резкая вспышка гнева.

Я пытаюсь что-то сказать, чтобы перевести разговор на наши дальнейшие действия, хотя, Мортейн свидетель, ярость переполняет и меня.

— Нам известно, что она всегда держала руку своего сводного брата, но кто мог предположить, что она так далеко зайдет, помогая ему в его притязаниях!

— Да уж, — ворчит Дюваль. — Его следует изгнать из дворца. И ее заодно!

Герцогиня вполне с ним согласна, но меня такой план беспокоит.

— Простите, ваша светлость, — говорю я. — На мой взгляд, здесь нужна разумная сдержанность.

Дюваль вскидывает голову:

— Это ты о чем?

— О том, что слух о нападении на герцогиню не должен распространиться. Мир устроен так, что люди не удовольствуются происшедшим в действительности. Известие о покушении неизбежно породит сомнения в девичьей добродетели герцогини. Как по-твоему, повлияет это на возможность удачного брака?

Лицо Анны мертвеет. Дюваль шепчет ругательство и снова принимается мерить комнату шагами.

— Я не пойду за д'Альбрэ, даже если он останется единственным мужчиной христианского мира!

— Да мы и не позволим вам, ваша светлость, — пытаюсь я ее успокоить.

Дюваль все шагает и шагает, и у меня от этого немного кружится голова. Я все жду, чтобы он остановился и сказал нечто разумное, предложил некий план действий, который позволит нам добиться успеха. Неужели гнев настолько поглотил его?

— Я знаю, — произносит он вдруг, и у меня вырывается вздох облегчения. — Я знаю, что делать. Мы обнародуем указ, которым вы отречетесь от брачного договора с д'Альбрэ и заявите, что не имеете намерения за него выходить. Если сделать это публично, ему ничего не останется, кроме как принять вашу волю.

Но я качаю головой.

— Это лишь загонит его в угол и побудит к еще более решительным мерам.

Дюваль пригвождает меня убийственным взглядом:

— Хорошо, что ты предлагаешь?

А что я могу предложить? К сожалению, никакого блистательного плана у меня нет. Это он у нас мастер заговоров, а не я.

— Мне нечего сказать, господин мой. Только то, что мой Бог покамест не явил справедливости, которой я так от Него жду.

Дюваль долго смотрит на меня, глаза у него как у больного в жару:

— Возможно, все оттого, что ты путаешь справедливость и смерть, а это не всегда одно и то же.

ГЛАВА 36

Раннее утро. С первыми лучами солнца прилетает Вэнтс и долбит клювом в окно. Луиза еще не пришла растеплить очаг; я спрыгиваю с постели и спешу встретить вестника, поджимая пальцы босых ног на холодном полу. Когда распахиваю ставни, Вэнтс прыгает на подоконник и наклоняет голову, словно спрашивая, отчего я так копалась.

— Я вообще-то спала, — говорю вороне.

Потом срываю с ее лапки записку, уворачиваясь от острого клюва.

Вэнтс каркает, досадуя на свой промах, после чего перелетает в клетку, усаживается там и прячет голову под крыло.

К моему немалому разочарованию, крылатый гонец доставил не указания от настоятельницы, а всего лишь записочку от Аннит. Я проверяю печать, потом ломаю ее и разворачиваю письмо.

Аннит пишет, что никакие слухи о том, чтобы посвятившие себя Мортейну заводили постоянных любовников, до нее не доходили, и умоляет поведать ей, отчего я задаю такой вопрос. На мое счастье, спрашивает она лишь мельком, сразу переходя к рассказу о своих собственных горестях.

«Сестра Вереда заболела, — пишет она. — Вот уже неделю у нее не бывало видений».

Может, в том и причина, по которой мне не приходят новые распоряжения? Из-за болезни Вереды? Коли так, надо вдвое пристальней высматривать метки, угадывая волю Мортейна.

Монахини чаще обычного собираются при закрытых дверях, и мне приходится усерднее подслушивать, разведывая, что они затевают. Представляешь, Исмэй, я слышала собственными ушами, как матушка настоятельница говорила сестре Томине, что, пожалуй, я смогу послужить монастырской провидицей после того, как сестра Вереда отбудет во владения Смерти! Я — провидица! Это после всего, чему меня обучали, после всего, что я освоила и достигла! Я всю жизнь положила на то, чтобы однажды выйти за ворота монастыря во имя службы Мортейну! И вот теперь она собралась навеки запереть меня в этих глухих каменных стенах! Я же не хочу этого! Не смогу! Я, как об этом услышала, вот уже четыре ночи глаз не смыкаю! Как представлю себе, сразу дышать нечем становится. Словом, если будет у тебя свободное время, ты уж помолись, чтобы сестра Вереда поправилась и меня не заперли во внутреннем святилище до скончания моих дней.

Твоя несчастная Аннит.

Бедняжка Аннит!.. Неужто аббатиса это серьезно затеяла? Возможно ли, чтобы она вправду собралась навеки заточить мою подругу в монастырских пределах? Аннит не позавидуешь, и я даже на время отвлекаюсь от своих переживаний. Однако делать нечего — я должна приодеться для особого собрания баронов, назначенного герцогиней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});