Жестокое милосердие - Робин Ла Фиверс

Кончик моего клинка оставил на его коже тонкую царапину, и она уже наливается кровью.

Мерзавец смотрит вниз и, кажется, не верит собственным глазам, злоба в его взгляде граничит с безумием. Он тянется к мечу, но мой кинжал преследует его руку.

— Не стоит, граф, — говорю я.

Его глаза становятся двумя щелками. Как хорошо, что взглядом нельзя заживо содрать кожу!

— Ты дорого за это заплатишь, — произносит он на удивление спокойно, и это спокойствие пугает хуже любой ярости.

В это время сзади раздаются шаги, и он поднимает глаза. Опасаясь ловушки, я не отрываю глаз от его лица, но спина так и зудит: кто там?

— Мадам Динан! — с облегчением в голосе окликает Анна.

Однако ее наставница, не обращая внимания на свою подопечную, спешит к д'Альбрэ.

— Что ты наделала, глупая девка? — шипит она на меня.

— Оградила герцогиню от неподобающих поползновений, — говорю я. — А вот вы, мадам, что наделали?

Наши взгляды скрещиваются, и она понимает, что я как на ладони вижу гнусное предательство, которое она совершила. Брошенное мною обвинение подмечает и герцогиня. Она отступает прочь от мадам, на лице у нее ужас и недоверие.

Я и рада бы отправить на тот свет обоих изменников, но нельзя.

— Убирайтесь, — говорю я, указывая кинжалами. — Оба!

Я даже не пытаюсь скрыть презрения.

— Но, герцогиня… — начинает было мадам Динан и смолкает, не договорив.

Вот и кончилась вся ее власть. Она повинна в измене, поймана на горячем и знает, что я не премину использовать это против нее.

— Я сама послужу герцогине и буду сопровождать ее, — говорю я. — Вы, мадам, эту привилегию потеряли.

Ее ноздри раздуваются. Она вздергивает подбородок и сверху вниз глядит на свою подопечную:

— Если бы вы прислушивались к своим советникам, ваша светлость, а не вели себя подобно избалованному дитяти, всего этого удалось бы избежать.

— А если бы вы уважили святое доверие, которым облек вас покойный герцог, — говорю я, — всего этого и не случилось бы! — И я делаю жест ножами, свидетельствующий, что мое долготерпение подходит к концу, да, собственно, так оно и есть. — Вон отсюда!

Д'Альбрэ стягивает рассеченный камзол, прикрывая выпирающее брюхо.

— Ты сейчас совершила величайшую ошибку в своей короткой жизни, — говорит он и косится на Анну. — И ты тоже!

Поворачивается и, гневно топая, уходит по коридору. Мадам Динан бросает последний укоризненный взгляд на герцогиню и торопится следом за ним.

Когда они скрываются из виду, я оборачиваюсь к Анне. Та медленно съезжает по стене и садится прямо на пол. Одинокая слеза скатывается по щеке, герцогиня сердито смахивает ее, и я замечаю, что рука дрожит. Куда подевалась отважная и гордая правительница? Передо мной до смерти напуганная девочка, пытающаяся призвать гнев и хотя бы так отгородиться от подлой силы, с которой довелось столкнуться. Уже не думая о титулах и чинах, я опускаюсь рядом на колени и обнимаю ее за плечи, притягивая к себе. Какими словами поддержать и утешить ее?.. Говорить я не мастерица, поэтому произношу только одно:

— Вы так храбро держались, что он хорошенько подумает, прежде чем снова предпринять нечто подобное. С вами или с кем-то еще.

У Анны вырывается рыдающий вздох:

— Мадам Динан сказала, что ей нужно поймать пажа и отправить письмо. Я удивилась, но в последнее время она была довольно рассеянна, да и мы с ней не особенно ладили. Могла ли я думать, могла ли я подозревать, что она… что она так…

У нее перехватывает горло.

— Идемте, — говорю я. — Идемте скорее в ваши покои. Подняться сможете?

А сама уже прикидываю, как быть, если у нее не хватит сил встать. Нести ее я не смогу, оставить здесь и побежать за помощью — тоже.

— Смогу, — с железной решимостью отвечает она.

Я встаю первая и подаю ей руку, потом медленно веду в ее покои. Нам попадаются какие-то придворные, и всякий раз Анна прикладывает усилия, чтобы выпрямиться и горделиво нести голову; она держится с таким царственным достоинством, что любопытные взгляды почти не касаются нас.

Добравшись наконец до солярия, я с облегчением убеждаюсь, что мадам Динан туда не вернулась. Фрейлины, сидящие в комнате, почтительно встают.

— Оставьте нас, — отсылает их Анна.

Ни я, ни приближенные дамы еще не слышали, чтобы она так резко распоряжалась. Они удивленно и даже испуганно переглядываются, но ослушаться не дерзают.

— Постойте, — окликает она, и те замирают, точно собачки, натянувшие поводки. — Приготовьте мне горячую ванну!

Фрейлины вновь переглядываются, и у одной хватает смелости спросить:

— Не стоило ли бы нам остаться и помочь вашей светлости?

Анна вопросительно оглядывается на меня. Я чуть заметно качаю головой, и она отвечает:

— Нет, мне будет прислуживать госпожа Рьенн. Ступайте.

И они спешат за дверь, точно стайка голубок, которых спугнули с насеста. Мы остаемся наедине, дверь прочно закрыта, и герцогиня принимается беспощадно сдирать с себя нарядное платье. Сперва я пугаюсь, уж не приключилось ли с ней запоздалой истерики, но потом слышу, как она шепчет:

— Не хочу больше чувствовать на себе его липкие пальцы!..

Ее голос прерывается, и я спешу ей на помощь.

Она рвет воротник, тянет рукава, даже не дожидаясь, пока я расшнурую корсаж. Трещит ткань, на пол сыпется мелкий жемчуг.

— Ваша светлость, — бормочу я, — этак от платья совсем ничего не останется.

— Этого я и хочу, — шепчет она в ответ. Платье падает к ногам, и герцогиня пинком отшвыривает его. — Ни за что больше не надену! Никогда в жизни!

Она дрожит, оставшись в одной рубашке, и кажется еще более юной и беззащитной, чем недужная Изабо.

В дверь стучат. Я сдергиваю с себя плащ и кутаю в него герцогиню, после чего впускаю фрейлин с принадлежностями для ванны. Они наполняют медный чан горячей водой, разводят в очаге огонь, выкладывают чистые льняные полотенца и неуверенно переминаются, не зная, как быть дальше.

— Ступайте, — устало произносит Анна.

Когда они скрываются за дверью, я отворачиваюсь, чтобы дать ей возможность без посторонних глаз ступить в ванну. Будучи высокородной и высокопоставленной особой, она всегда была окружена слугами. Кто-то тер ей спину, подавал полотенце, расчесывал волосы. Никого не оказалось рядом лишь в мгновение величайшей нужды!

Я снова чувствую закипающий гнев:

— Вымыть вам голову, моя герцогиня?

Уголок ее рта ползет вверх — девочка мужественно силится улыбнуться.

— Вас, убийц, и этому обучали?

Я улыбаюсь в ответ:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});