Обречены на подвиг. Книга первая - Валерий Григорьев

Безусловно, в своей гибели Славик был виноват сам. Почти каждый летчик за свою летную жизнь хоть раз путает высоту. Был однажды такой «грех» и у меня, но мне повезло, я ее попутал в сторону увеличения. Особенно опасно попутать высоту ночью, когда даже вне облачности, при отсутствии световых ориентиров, визуально определить высоту невозможно.

Дело в том, что традиционный указатель высоты имеет две шкалы и две стрелки. Внешняя показывает десятки и сотни метров, и когда большая тонкая стрелка пройдет по ней круг, на маленькой, внутренней шкале «толстенькая» короткая стрелка покажет летчику, что высота уменьшилась на километр. Каждое деление шкалы соответствует одному километру, поэтому попутать высоту, особенно если пилот на какой-то период времени отвлекся, не представляет большого труда. Став инструктором, я не раз сталкивался с такими ошибками летчиков. Будь Славик не под шторкой, он, конечно же, вовремя обнаружил бы свою ошибку. Но обстоятельства сложились трагически, и никто ему не подсказал.

Славик, узбек по национальности, был круглым сиротой: родители погибли в автомобильной катастрофе, когда ему было три года. Маленького мальчика взяла на воспитание простая русская женщина Варвара Васильевна. Слава знал об этом, да и скрыть это было очень трудно, так как его внешность была типично восточной. Он боготворил свою приемную мать. Несмотря на явное недовольство жены, она жила вместе с ними, в одной квартире. За свою недолгую офицерскую жизнь Рахимов сменил два гарнизона и не расставался со своей приемной матерью, женщиной, которая вынянчила и вырастила его.

Вдова Славика хотела похоронить его в Армавире, а Варвара Васильевна просила оставить его в Насосной, так как ехать ей было некуда, и последние свои дни она хотела провести рядом с могилой названного сына. Его похоронили на местном кладбище, где мусульманские могилы перемешались с христианскими. Симпатичная девочка лет четырех с ярко выраженными узбекскими чертами никак не могла понять, почему плачут мама, бабушка и другие, и почему все говорят о папе, что он ушел. Куда ушел?..

После гибели Александра Пелешенко прошло немногим больше полугода, и вот полк снова хоронит своего летчика. И опять виноват пресловутый человеческий фактор. Ошибся пилот, на его ошибку наложилась ошибка руководителя полетов, или наоборот – и безобидная ситуация превратилась в катастрофическую. Если бы Пелешенко запросил у руководителя зоны посадки свое удаление или хотя бы назвал высоту полета, то, наверняка, осознал бы свое положение. Если бы Рахимов хоть раз взглянул на радиовысотомер, то не стал бы снижаться навстречу своей смерти! Но увы… И если для сидящего на земле руководителя в худшем случае ошибка аукнется досрочным увольнением, то для летчика она заканчивается могилой.

Став авиационным командиром, я очень часто напоминал пилотам:

– Вас все хотят убить! Не потому, что все убийцы, а потому, что человеку свойственно ошибаться. Никогда никому не верьте! Если есть какие-то сомнения, переспросите, уточните, в конце концов прекратите задание! Пусть вас обзовут дураком, трусом, кем угодно, но вы будете живы и здоровы, а не останетесь навечно молодым в памяти своих товарищей!

«Цель ваша!.. Работайте!»

В январе были назначены боевые стрельбы. Мне досталась ночная парашютная мишень ПМ-8. Стрельбы проводились на союзном полигоне Красноводск. Предварительно перед стрельбами мы слетали ночью полком на аэродром Красноводск, чтобы познакомиться с его особенностями. Командир полка подполковник Телятников умудрился «заблудиться» на рулежках и «карманах» аэродрома, позорно выдав в эфир:

– Я два ноля первый, где я?

Конфуз командира особенно не афишировали, сделав вид, что никто ничего не заметил. Для себя я сделал вывод, что и командиру надо готовиться к полетам, несмотря на любую занятость.

А еще Красноводск мне запомнился необычайно темной ночью. После взлета с аэродрома мне показалось, что меня засосала черная дыра. Такой темноты я никогда не видел. Стояла приземная дымка, на небе звезды не просматривались, и внезапно окружившая меня после отрыва от земли темнота была могильной. Нас предупредили, что после взлета будет «как у негра в заднице» – такова особенность аэродрома, но все равно от накрывшей тебя черной, непроглядной мглы по спине пробежали мурашки. Продолжалось это недолго, на высоте тысяча метров дымка исчезла, и звезды засветили с привычной яркостью и блеском. Я вспомнил, что два года назад в Красноводске на взлете, на самолете Су-9 погиб летчик местного полка, чеченец по национальности, старший лейтенант Борис Чотчаев. Причины катастрофы до конца не были выявлены, но наиболее вероятная – отказ авиагоризонта. В те минуты я подумал, что при такой черноте немудрено «завалиться» даже в простых условиях.

Настал день боевых стрельб. Погода выдалась плохая донельзя. Низкая сплошная облачность начиналась на высоте пятьсот метров и заканчивалась на высоте десять километров. Стрелять по ПМ-6 в простых метеоусловиях – одно удовольствие. Ярко светящийся в несколько миллионов свечей факел мишени виден за сто километров, поэтому обнаружить его летчику не представляет особого труда. Но только не в этот раз. Надежно окутанные сплошной облачностью, мы не имели никакого визуального контакта ни с мишенью, ни с наземными ориентирами. К тому же мы, поднимаясь с Насосной, шли за четыреста километров на полигон, становились в зону дежурства и оттуда наносили свой «несокрушимый» удар по мишени. После стрельбы, в зависимости от остатка топлива, шли на посадку на свой аэродром или садились в Красноводске.

Меня подняли, когда ночь полностью вступила в свои права. Весь полет проходил в облаках. Я благополучно встал в зону дежурства и стал ждать, когда наступит мой черед. Минут через десять меня стали наводить. По всей видимости, что-то с мишенью не получилось, и мне несколько раз дали команду на изменение курса, окончательно запутав в определении места положения. Наконец-то я услышал долгожданную команду:

– До цели пятьдесят километров, излучение!

Я включил прицел на излучение и на удалении пятьдесят километров обнаружил две цели.

– Понятно, – подумал я, – постановщик мишени не успел еще далеко уйти. Сейчас узнаем, „ху из ху“!».

Я включил опознавание, и над правой меткой появилась черточка, которая означала «Я свой самолет!».

– С вами все ясно, товарищ «постановщик», вас трогать не будем! – подумал я, а в эфир передал:

– Цель наблюдаю, на запрос не отвечает!

Откуда-то издалека донесся голос руководителя стрельб:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});