Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

Испугавшись приближения русской рати в 150000 человек, из Казани бежал Саип-Гирей (он сделался потом ханом в Бахчисарае). Казань же он оставил на младшего брата Сафу, который, как ни странно, сумел защититься, отстоял город и просидел там до 1530 года. Тогда уже сами казанцы, побитые Иваном Бельским и Михаилом Глинским, выгнали Сафу-Гирея и покорились Василию III.

Таковы, вкратце, внешние дела, бывшие в пору великого княжения Государя, наречённого в народе «Новым Константином». Но были ещё и дела внутренние. О них наш рассказ в следующей главе, где опять мы встретимся со Святым Иосифом Волоцким и Нилом Сорским, и с вездесущим защитником еретиков князем-иноком Вассианом.

ТЕРНИИ ПРАВЕДНЫХ

«Окрест нечестивии ходят»

(Пс.11,9).

Василий III принял бремя власти, когда ему было 25 лет. Его племянник, несчастный Димитрий, томился в заключении. Василий не освободил его во избежание смуты, хотя и жалел, и всячески старался утешить, понимая, что не Димитрий, бывший во время заговора ещё отроком, виновен в происшедшем. Государь щедро одаривал узника, но тот в своей роскошной тюрьме всё равно тосковал и от тоски умер совсем молодым, не дожив до тридцати лет. Это случилось в 1509 году.

Годом раньше (7 мая 1508-го) преставился Преподобный Нил Сорский. Он завещал ученикам своим не хоронить его тело, как «недостойного погребения», а бросить в лесу на съедение зверям. Такие крайности аскетического самоуничижения иногда наблюдались у Афонских иноков. И возможно, пишет А.В.Карташев, «эта экстравагантность проповедника нестяжательства и была причиной молчания о нём, когда в XVI в., при митрополите Макарии, и в XVII в., при патриархах, соборно проводились канонизации Русских Святых. Лишь в новое синодальное время в XVIII в., когда подорван был в самом его основании идеал русского монастыря-землепашца... имя преп. Нила незаметно, но дружно вносится в русские святцы». Ученики не вняли завету Нила и погребли его, и поставили крест, «камень положиша и на нем написаша лето, месяц и день преставления», и, как положено, отпели, отслужили панихиду.

Преподобный Нил прошёл сквозь тернии земного бытия и упокоился. А Святому Иосифу Волоцкому ещё в течение семи лет предстояло нести тяжкий крест, на тернистом пути незаслуженных оскорблений, гонений и старческой немощи. Уже с 1503 года иноков Волоколамских начал притеснять удельный князь Феодор, беспутный наследник их бывшего благодетеля Бориса Волоцкого. А когда в 1507 г. Иосиф «дал свой монастырь в великое государство», то есть упросил Василия III принять его обитель под свою власть, тогда на старца обрушился правящий архиерей.

Сменивший Святителя Геннадия архиепископ Новгородский Серапион был более склонен потакать тайным недругам Иосифа, и вообще отличался крутым нравом. Мало того, что князь Феодор Борисович подкупил Серапионовых чиновников, сам владыка взъярился на Преподобного за его якобы непослушание. Передача богатейшего Волоцкого монастыря из удела во владение державного и, стало быть, под омофор Московского митрополита, означала для Серапиона утрату важнейшего источника доходов. Благословлять такое правящий архиерей не собирался. Тем не менее, Иосиф посылал к нему за благословением. Только гонца задержали в Торжке. Шла моровая язва, на дорогах стояла карантинная стража. Посланец опоздал. А великий князь с митрополитом Симоном не собирались ждать. Они и без благословения Серапиона сами решили вопрос о передаче монастыря. Возможно, полагает ряд исследователей, они это сделали умышленно, дабы лишний раз утвердить непререкаемость верховной власти. Да не таков был архиепископ Серапион. Во гневе он обрушился на Иосифа, обвинил его в самочинии, отлучил его от причастия и отстранил от богослужения. При этом сам Серапион нарушил устав Церкви, ибо запретил игумена без согласия митрополита, чем прогневал Симона и, главное, великого князя Василия III.

Соблюдая наложенный на него запрет, Иосиф не дерзал ослушаться. Он не служил, не причащался, пока не получил разрешительной грамоты от митрополита. Серапиона же тем временем вызвали в Москву и за его собственное самовольство отлучили Собором епископов.

С канонической точки зрения всё исполнили точно, хотя по сути, может быть, и не милосердно. Власть центральная утвердила себя, явно унизив епархиального архиерея. Впрочем, и того тоже по-иному было не унять. На вопрос митрополита, почему он наказал Иосифа, не разобравшись в деталях дела, Серапион заносчиво ответил: «Волен я в своем чернеце», словно Волоцкий игумен был его холопом. Вот она, удельная гордыня. И конечно, с приговором Собора непреклонный владыка тоже не смирился. Как писал потом Иосиф, он (Серапион) «смотрит во всем, еже свое гордостное мнение сотворити, да и говорит такие речи: все де на грех поступали, один я за правду стал». И надо сказать, упорство Серапиона, заключённого в Андроников монастырь, через несколько лет возымело действие. К строптивому старцу пошли на поклон почти все, кроме Иосифа, который понимал и видел те силы, что стояли за не смирявшимся Новгородским архиепископом. Вассиан (Патрикеев) тогда уже вернулся из Белозерской ссылки, и его клевреты на все лады восхваляли «несправедливо осуждённого» Серапиона.

И.Хрущёв, завершая свою книгу о Волоцком, говорит: «Церковь, осенившая венцом святости Иосифа, Серапиона и Максима Грека, как бы примирила разногласия». Только сие пресловутое «как бы», вместо «именно так», не даёт автору самому увериться во мнении до конца. Ибо по логике такого «примирения» (то есть прославления противников Иосифа), в данном списке не хватает князя-инока Вассиана. Ведь он (Патрикеев-младший) - наипервейший недруг Преподобного. Однако даже в наш век «всеобщего согласия» навряд ли найдутся желающие канонизировать одиозного князя-инока. Для прославления в сонме Святых одной вражды к Иосифу Волоцкому всё-таки недостаточно.

По Хрущёву, когда Серапион отлучил Иосифа, тот, «несмотря на то, что был тяжело болен - не дерзнул причащаться... он [Иосиф] сам считал себя связанным, хотя и был отлучён неправильно, и к тому же одним архиепископом; между тем как Серапион, отлучённый на основании священных правил, целым собором святителей, не считает себя связанным». Потому-то, собственно, Иосиф и не просил у него прощения, как у епископа, бывшего в запрещении, но не желавшего каяться. И потом, когда подстрекаемые Вассианом «Заволжские иноки» начали писать в осуждение Иосифа, что тот, мол, не чтит своего владыку (отлучённого Серапиона), Волоцкие старцы им напомнили о почтении к освященному Собору архиереев. «Ты говоришь, - пишет Иосифов постриженник Нил Полев "заволжцу" Герману, - о врагах и отступниках правой веры, что не следует ни осуждать их, ни посылать в заточение, а только молиться за них - сам же осуждаешь митрополита». Из таких вот взаимных укорений и увещеваний в письмах и сложились так называемые «нелюбки» Волоцких и Заволжских старцев. А в Москве князь-инок Вассиан развернул бурную кампанию в защиту Серапиона. Из заточения старца не выпустили, но митрополит Симон и Василий III всё же попросили у него прощения.

Жить владыке Симону оставалось уже недолго, он спешил примириться со всеми, с кем мог. Вассиан же тем временем готовил ему замену. По прибытии в столицу Вассиан поселился в Симоновом монастыре, где начальствовал архимандрит Варлаам. Будучи единомышленником Патрикеева или просто сообразив, с кем он имеет дело, Варлаам дал полную волю сроднику Государеву и устроил его со всеми удобствами. Так или иначе, настоятель обители не прогадал. Василий III скоро простил Вассиану прошлые грехи, приблизил его к себе (как-никак - двоюродный брат) и стал прислушиваться к его советам. Вот Вассиан и посоветовал державному после смерти Симона поставить митрополитом Варлаама. И, конечно, заняв кафедру всея Руси (1511 г.), новый митрополит продолжал потакать князю-иноку в течение 10 лет, до самого своего низложения.

Василий III снял опалу с Вассиана, как считали, по просьбе своей жены Соломонии Сабуровой. Род её тесно сплетался с родом Патрикеевых (а также Вельяминовых и Годуновых).

Но возможно (об этом говорилось выше), великий князь увидел в Вассиане ловкого проводника своей политики. Прямо поставить вопрос об изъятии монастырских имений, как делал его отец, на Церковном Соборе Государь уже не мог. Однако явная вражда Вассиановой партии к Иосифу и «осифлянам» была на руку Василию III, ибо сдерживала их консервативный пыл. «Нестяжатели» продолжали настаивать на земельной реформе, а великий князь выжидал, во что это выльется. По мнению проф. Е.Е.Голубинского, для Василия III лучшим средством иметь власть над духовенством было «держать его в постоянном страхе за его вотчины». Вот Патрикеев и нагнетал этот страх, нападая на Иосифа Волоцкого, защищавшего права монастырей.