Единственная женщина - Анна Берсенева

— Правда? А я ведь волновался, Лиз: вдруг, думаю, тебе не понравится, покажется скучно, слишком однообразно…

Она улыбнулась: даже странно, что он, во всем остальном такой проницательный, часто сомневается в том, что ей кажется само собою разумеющимся.

— Так редко выдается свободное время, — продолжал он. — Обидно проводить его не так, как хочется, да?

И хотя у нее было вполне достаточно свободного времени, она согласно кивнула.

— Мне вообще нравится путешествовать, Юр, — сказала она, то зажигая, то выключая маленькую лампочку для чтения, вделанную в ручку кресла. — Я даже не говорю, что с тобой мне нравится — это вообще за пределами… Но мне и просто нравится ездить, смотреть. Я ведь так давно нигде не была! В Германии я чувствовала, какой мир огромный, и казалось: все доступно, только руку протянуть. А потом все как-то отдалилось, сделалось нереальным… Не из-за денег, нет — я сама не понимаю, из-за чего: другая жизнь, ничего не поделаешь…

— Ерунда! — решительно сказал он, и тут же оговорился. — То есть не то чтобы ерунда, но я думаю иначе. Нет, конечно, не все в нашей воле. Но ездить, смотреть мир — ведь это просто, Лиза, это наконец-то стало простым и естественным занятием. У тебя нет проблем с деньгами, и…

— Почему же нет? — перебила Лиза. — Просто я ведь и не ездила еще…

— У тебя не будет проблем с деньгами, — спокойно продолжал он. — И тебе можно видеть жизнь такой, какая она есть, и думать, нащупывать, что ты сама в ней значишь. И если тебе для этого необходимо путешествовать — значит, надо путешествовать. А иначе какой смысл в деньгах? Ты в Париже была?

— Нет. Какой-то заколдованный для меня город. Меня туда приглашал… один человек в Германии, но я не могла поехать с ним — даже ради того, чтобы увидеть Париж. А теперь… — Тут она замолчала, подумав о том, что в этом дивном, бесконечно далеком городе живет потрясающей красоты женщина с золотым ореолом волос…

— Поедем, — сказал Юра, нарушив паузу. — Это такой город, в который нельзя не ездить — в него можно ездить и сто, и тысячу раз, а он все будет другим, и всегда ты будешь чувствовать это легкое разочарование в первые минуты и такое пронзительное очарование потом, что сердце не оторвать. А то, о чем ты подумала, — закончил он, — неважно. Я не хочу, чтобы ты думала об этом, я вообще не должен был тебе позволять думать об этом, и я же обещал тебе, что этого не будет в твоей жизни больше никогда, правда? Вот и не думай.

Лиза молчала, думая о том, как нелегко дается ему спокойный тон, когда между ними становится этот незримый женский образ. Но это надо было пережить — что оставалось делать? Прошлого не отменить, а настоящее властно притягивало их друг к другу, несмотря ни на что…

И, засыпая на Юрином плече, она все покачивалась на длинных океанских волнах, все чувствовала пузырьки пены на своих плечах, которые лопались под Юриными осторожными поцелуями…

Лиза проснулась так рано, как никогда не просыпалась дома. В комнате стоял все тот же прохладный полумрак, трепетали занавески на открытых окнах. Только тут она заметила, какой необычный потолок в этой комнате: пальмовые листья образовывали высокий шатер у нее над головой, и пространство комнаты казалось из-за этого огромным, как в экзотическом храме. Так необычно выглядело сочетание изысканной белой с золотом мебели — и этого потолка из листьев!

Юра еще спал, и Лиза осторожно, чтобы не разбудить, провела рукой по его голове, поцеловала его в плечо и спустила ноги на белый ковер, покрывавший весь пол в просторной спальне. Она на цыпочках подошла к огромному, от пола до потолка, зеркалу, вгляделась в свое лицо, еще хранившее следы сна, но сияющее той особенной свежестью, которую дает отдых, свежий воздух и душевное спокойствие.

Она еще совсем не загорела, и ее обнаженное тело светилось в полумраке, как перламутр чудесной морской раковины. Лиза набросила кружевной пеньюар из белого батиста и вышла в первую комнату, оттуда на веранду.

Яркость всех красок, яркость света ослепили ее после полумрака спальни! Шумели под ветром листья пальм, большие кокосовые орехи лежали под деревьями, и ей показалось, что они с Юрой действительно затерялись в этой хижине посреди огромного мира, что они одни на острове и на всей земле…

Не переодевшись, не умывшись, Лиза пошла по дорожке к морю. Сбросив пеньюар на песок, она с наслаждением окунулась в прозрачно-зеленые волны, поплыла вперед, потом вернулась, легла на песок у воды. Ее распущенные волосы намокли, и она была похожа сейчас на настоящую русалку, владычицу вод.

— А акул ты не боишься, а, русалочка? — услышала она веселый Юрин голос.

— Ой, Юра, ты проснулся! Каких еще акул?

— Да никаких, не бойся. Накупалась?

— Да разве можно накупаться? Все плавала бы и плавала или лежала вот так у воды…

Они проплыли еще раз вместе, Юра обнимал ее под водой, тянул к себе, и она кричала:

— Юрка, мы же утонем, что ты делаешь!

Освеженные утренним плаванием и душем, с мокрыми волосами, они отправились в ресторан, находившийся на берегу, но совершенно не видимый ни от их бунгало, ни с пляжа. С веранды ресторана открывался чудесный морской вид, но ни один пляж не был виден — так продуманно было расположено здесь каждое строение.

Они позавтракали заказанной с вечера морской рыбой — ее белая нежнейшая мякоть таяла во рту, аппетитно розовела поджаристая корочка.

— Пожалуй, я здесь стану вегетарианцем, — заметил Юра. — Рыба до того вкусная, и овощи, и фрукты. А ты заметила, что здесь и не хочется ничего другого?

Она заметила, что он не курил вчера весь вечер. Действительно, природа на этом чудесном острове отличалась такой полнотой, такой завершенностью, что не хотелось ничем нарушать этой гармонии.

Еду им приносила изящная молодая женщина, такая же смуглая, как Муса, похожая на статуэтку из дорогого ароматного дерева. Она улыбнулась им обоим с одинаковой приветливостью, чуть дольше задержав на Юре взгляд своих черных миндалевидных глаз.

— Нравится? — спросила Лиза.

— Конечно! Посмотри, какая походка — как у танцовщицы! Правда, она отлично вписывается в пейзаж?

— Правда, — согласилась Лиза. — А тебе, конечно, нравится любоваться пейзажем!

Юра рассмеялся и погладил ее по руке.

— Я же не Айвазовский, чтобы пейзажем любоваться.

После завтрака они отправились домой: на этот раз Юра сказал, что придется надеть купальник и плавки.

— Пойдем к рифу, поныряем, — объяснил он. — Там-то уж мы будем не одни.

До знаменитого кораллового рифа им пришлось пройти вдоль берега. Юра, оказывается, захватил с собой акваланг и сгорал от нетерпения понырять по-настоящему.