Искушение чародея(сборник) - Кир Булычев

   – Что это? – спросил Борис. – Смотрите.

   В ответ снова раздался скрежет, а потом – уже другим, естественным голосом – птица выкрикнула нечто явно членораздельное, и тогда раздалось металлическое: «Желаю вам процветания. Это у меня переводчик, тлумач, толкователь, лжец».

   – Ах, – сказал академик Окунь – и сел, держась рукой за сердце.

   – Ух ты! – повторил Коля. – Па, у него такая же коробочка, как у вергилия.

   – Погоди-ка, он и нам их оставлял, – вспомнила Светлана. – Минутку. – Она выбралась из-за стола и исчезла в доме.

   Тем временем Эмма отстранила Домрачеева, который встал перед ней, едва появилась птица, – отстранила и шагнула вперед.

   – От имени землян рада приветствовать вас. Я – глава нашей делегации, Эмма Николаевна Клемехина.

   Переводчик заскрежетал, заухал – видимо, пытался перетолмачить ее имя. Птица слушала, по-куриному склонив голову набок. Потом по телу ее как будто прошла дрожь – перья вздыбились, хохолок развернулся веером, – и птица отчаянно замахала крыльями, крикнула и взлетела. Она пронеслась над столом и людьми, по спирали круто взметнулась вверх, а потом вдруг снова опустилась на край стола. Зачирикала, то и дело топорща перья и двигая пальцами.

   – Простите, – сказала коробочка-переводчик. – Это непросто, сложно, дико, вызывающе. Нужно время, чтобы привыкнуть… чтобы понять. Но я-память понял. Я-память готов к общению.

   – Вы знаете, зачем мы здесь: мы и вы? – аккуратно спросила Эмма.

   – Чтобы пройти концерт, выживание, изменение мира, потрясение основ. Чтобы влиться в новую стаю. В Галактическое гнездовье.

   Люди обменялись взглядами.

   «Кажется, – подумал Павлыш, – пророчество академика Окуня сбывается. Понять друг друга будет нелегко… но все-таки мы недурно продвинулись для начала».

   – Это хорошо. – Эмма хотела было кивнуть, но, видимо, сообразила, что для птицы такой жест может означать что-нибудь другое – скажем, враждебность. Она моргнула и продолжала говорить, стараясь не двигаться и сохранять бесстрастное выражение лица. – Мы не знаем условий… эксперимента. Но, по нашему мнению, это неважно. Вы и мы… нам есть о чем поговорить, о чем рассказать друг другу. Думаю, именно этим мы и займемся – к взаимному обогащению.

   – Мы тоже не знаем условий, – сказала птица, выслушав перевод. – И мы согласны с вашим предложением. Мы и сами хотели предложить то же самое.

   Атмосфера слегка разрядилась, и следующие минут тридцать-сорок они просто знакомились: называли друг другу имена и рассказывали о себе.

   Самоназвание и имена птиц ни воспроизвести, ни запомнить никто из землян не смог, так что в конце концов решили звать их ависами, а гостя – Отцом. Судя по его словам (точнее, по переводу, порой довольно туманному), Отец был главой семейства, которое ГЦ перебросил сюда, для дуэли-сражения-поединка. Полное имя гостя в переводе означало «отец семейства яростных и изобретательных инженеров-выращивателей», что скорее сбивало с толку, чем что-либо объясняло.

   – …И это, – добавил позже академик Окунь, – мы еще не учитываем одной простой возможности: авис мог нам лгать, осознанно или нет.

   – Мог, – согласилась Эмма. Она рассеянно погладила Скунса, которому наконец позволили вернуться из дома во двор. – Однако пока ничего явно подозрительного или, допустим, непонятного я не заметила.

   – Это не значит, что ничего подобного не было, – спокойно заявил Домрачеев. – Все зависит от интерпретации. Каждый из нас совершил некие действия, а другая сторона увидела в них определенный смысл. Но верно ли мы расшифровали эти самые действия? И ведь надо еще держать в голове, что расшифровывать можно по-разному. Нужно даже! Не понимаете?

   Эмма покачала головой:

   – Что уж тут непонятного?

   – Да нет, – вмешалась Светлана, – пусть Михаил объяснит, для остальных.

   – Ну, собственно, – сказал Домрачеев, – возьмем простой жест: покачать головой, да? Но это может быть чисто физиологическая реакция: допустим, в ухо попала вода. А может, и осознанная: Эмма Николаевна хочет нам сообщить, что не соглашается со мной… точнее, конечно, с моими тезисами. В принципе, этот жест способен означать еще одно: нам дают понять, что отрицают мое утверждение, но на самом деле реакция выражает раздражение, направленное лично на меня или вызванное другими факторами: усталостью, болезнью…

   – Это все азы, Михаил Игоревич. – Эмма отпихнула от себя Скунса и встала. – Но на практике приходится модель упрощать. Иначе мы превратимся в параноиков. Во-первых, переводчики ГЦ до сих пор работали вполне адекватно. У меня есть, знаете ли, некоторая практика. А во-вторых… действия ависа полностью соответствовали нашим ожиданиям и нашим интерпретациям.

   – Не полностью, – уточнил Борис. – Были по крайней мере две странных реакции. Первая – когда вы представились. Вторая…

   – Вторая – когда вручали ему подарок, – подхватил Федор Мелентьевич. – А ведь вы правы, Борис! Просто во втором случае все произошло слишком быстро… н-да… Но что бы это значило?.. Надеюсь, мы в конце концов выясним.

   История с подарком действительно выглядела странно. В какой-то момент, когда первое знакомство завершилось, Эмма сочла уместным сделать Отцу презент. Он уже некоторое время поглядывал на вещи, выложенные вокруг него, и Эмма, кашлянув и оглядевшись, выбрала наконец блюдо с амурчиком. Она подняла и протянула его Отцу:

   – Мы привезли с собой несколько артефактов, которые отображают этапы развития нашей цивилизации. В знак дружбы и расположения мы хотели бы подарить вам один. Это посуда – предмет, с помощью кото…

   Договорить ей не удалось: авис слушал со все возрастающим беспокойством, топорщил перья и нервно, судорожно сжимал пальцы. В конце концов он распахнул клюв – больше, впрочем, похожий на ороговевшие челюсти с двумя рядами мелких, острых зубов – и едва слышно зашипел.

   Эмма осеклась, побледнела, но не отступила.

   Положение спас академик Окунь. Отстранив девушку, он пробормотал:

   – Вряд ли Отцу будет… э-э-э… удобно нести такой увесистый предмет… да и амурчик этот, с оружием… Хм… да… Я полагаю, в качестве первого презента намного уместнее вручить… н-да… сие.

   «Сие» оказалось карандашом и белым листом бумаги. Сама идея письма ависа, кажется, не удивила, но карандаш и бумага – привели в неописуемый восторг. Далее последовали многочисленные объяснения с примерами, Отец ловко ухватил карандаш и сумел изобразить ряд геометрических фигур, а затем даже попытался скопировать свое имя на русском. Инцидент был исчерпан, и о нем бы забыли – если б не Урванец-старший.

   Павлыш, к собственному своему стыду, тогда на случившееся внимания не обратил. По правде говоря, после того, как стало ясно, что никакой опасности нет, все мысли Славы были сосредоточены на одном.

   Все-таки, спрашивал он себя, мне показалось или я действительно слышал, как она всхлипывала в столовой? Показалось – или действительно?

   И если действительно – то почему она всхлипывала? Почему?!

   Ответ он, разумеется, знал, но верить в него не хотел ни за что на свете.

 //-- 5 --//

   – А по-моему, это гениальная идея, – сказал Павлыш. Он шел справа от нынешнего подарка и жалел, что не сообразил надеть самую обычную кепку. Рассветное солнце (или что там создатели Muzoona использовали вместо солнца) пронзало туман золотыми копьями, слепило глаза. Где-то в придорожной рощице пели птицы. – Правда гениальная. Чтоб не зазнавались.

   Домрачеев ничего не ответил. Он шагал, соответственно, слева, и щурился, глядя на Павлыша, – солнце вставало как раз у того за спиной.

   – Это все равно, что подарить спринтеру пару костылей. Или нет, – поправил себя Павлыш, – все равно что рыбе – акваланг! Кстати, если академик прав и суть «дуэли» в том, кто кого переоподарит…

   – Академик может ошибаться, – сухо отметила Эмма.

   Она шла впереди, не оглядываясь на сопровождавших ее Славу и Мишу. Остальные отправились к озеру обычным путем – напрямик, но подарок пришлось везти по дороге. Густая трава постоянно наматывалась бы на оси, колеса застревали… в общем, все как в тот раз, когда они таки рискнули повезти один из подарков через холмы.

   – Я даже уверена, что он ошибается.

   Павлыш невозмутимо пожал плечами:

   – А он уверен, что нет. И судя по событиям последних дней, ависы скорее на стороне академика. С чего все началось? Правильно, с карандаша и листа бумаги. Что подарил нам Отец на следующий день? Горсть семян, из которых выросли перьекнижки эти дурацкие… Мы дали им только прием, они – уже готовую «модель», причем самовоспроизводящуюся. «Инженеры-выращиватели, яростные и изобретательные», ага! И потом все пошло по нарастающей, и продолжается до сих пор. Вот зря мы им Скунса не подарили в прошлый раз. А я предлагал.