Святитель Григорий Богослов. Книга 2. Стихотворения. Письма. Завещание - Григорий Богослов

Сии начатки ума моего принося Тебе, Христос, язык мой сложил первую песнь. В сей день великий Христос воззван от мертвецов, к которым приложился. 40. В сей день отразил Он жало смерти, сокрушил мрачные затворы унылого ада, даровал свободу душам. В сей день, воспрянув из гроба, явился Он людям, для которых родился, умер и возбужден из мертвых, 45. чтобы мы, возрожденные и избежавшие смерти, восхищены были с Тобой, восходящим. В сей день светозарный и великий ангельский лик исполнился радости, воспевая победную песнь. В сей день и я, 50. разрешив уста от молчания, вознес громкий глас, и вот стал я гуслями, чтобы славословить Тебя. Уму разверз я внутренность ума и Слову – слово, а потом, если угодно, разверзу и великому Духу.

39. О стихах своих

Видя, что в нынешний век многие пишут речью не мерной, легко сливающейся с пера, и большую часть времени проводят в трудах, от которых нет иной пользы, кроме пустой говорливости, 5. а притом пишут весьма самовольно, так что в заключение всего является не меньше бредней, чем морского песка, или египетских скнипов [194], видя все сие, всего более восхитился я той одной мыслью, чтобы, бросив всякое другое слово, 10. держаться только словес богодухновенных, как и избегающему бури всего приятнее тихая пристань. Ибо если Писания представляют столько опор, то самая мудрая мысль — 15. увлекшимся в худое в них же искать убежища от всякого суетного учения. Да и как тебе, человек, пиша по дольним понятиям, изречь несомненное слово?

Но поскольку совершенно невозможно отказаться от всякого слова, когда мир разделился на столько расколов 20. и всякий, в подкрепление своего уклонения от истины, прибегает к защите этих речей, то вступил я на новый путь слова, который хорош или худ, но мне приятен, и употребил несколько трудов своих на мерную речь. 25. У меня не было намерения (как подумали бы многие) самым легким делом пожать пустую (как говорится) славу; хотя знаю, что мои противники такой способ писать назовут скорее человекоугодием; потому что большая часть людей 30. и дела ближнего мерят своей мерой. Не предпочитаю также сего божественным трудам. Мой разум никогда не отпадал настолько от Бога. Что же со мной сделалось? Подивитесь, может быть, этому.

Во-первых, хотел я, трудясь для других, 35. тем самым связать мой грех 2, чтобы вместе и писать, и, заботясь о мере, писать не много.

Во-вторых, молодым людям и всем, которые всего более любят словесное искусство, как бы приятное какое врачевство, 40. хотел я дать эту привлекательность в убеждении к полезному, горечь заповедей подсластив искусством. Да и натянутая тетива требует некоторого послабления. Если тебе угодно и это и не требуешь ничего больше, то вместо песней и игры на лире 45. даю тебе позабавиться сими стихами, ежели захочешь иногда и позабавиться, только бы не нанес кто тебе вреда, похитив у тебя прекрасное.

В-третьих, хоть знаю, что, может быть, это и мелко, однако же подвергся я сему; не хочу, чтобы чужие имели перед нами преимущество в слове, – 50. разумею это цветистое слово, хотя у нас красота в умозрении. Поэтому хотя, конечно, посмеялся я над вами, мудрые, однако же да будет мне оказана львиная милость.

В-четвертых, изнуряемый болезнью, находил я в стихах отраду, 55. как престарелый лебедь, пересказывая сам себе вещанья поющих крыльев – эту не плачевную, но исходную песнь.

Судите же теперь поэтому вы, ведающие внутреннее, если и сами отдаете преимущество мерной речи. Стихи мои вмещают в себе 60. по большей части дельное и нечто игривое, но нет в них ни растянутости, ни излишества. А думаю, что нет также совершенно бесполезного; в этом, если хочешь, удостоверят тебя сами стихи. Ибо в них иное из нашего учения, а иное из учений внешних, 65. и это или похвала добродетелей, или осуждение пороков, или мысли, или какое-нибудь мнение, или краткие изречения, замечательные по сочетанию речи. Если это маловажно, сделай сам что-нибудь более важное. Порицаешь размер стихов, и справедливо; потому что сам не наблюдаешь размера, 70. пиша ямбами, производя на свет какието выродки стихов. Какой слепец узнавал видящего? Кто, не двигаясь с места, догонял бегущего? Впрочем, покупая порицаемое тобой, сам знаешь, что покупаешь. Ибо что хулишь, того сам домогаешься, и даже употребляешь самые 75. непомерные усилия на это, то есть писать стихи. Или когда обличаешь, тогда родится в тебе и доверенность? Для меня всего любезнее тот, кто претерпевает кораблекрушение на суше. Вы, мудрые, ухищряетесь на нечто подобное. Не явная ли это ложь, не двуречие ли? 80. Недавно была обезьяна, а теперь стала львом. Так легко уловляется любовь к славе!

Впрочем, узнайте, что и в Писании многое писано мерной речью, как говорят мудрые из евреев. Не назовешь ли размером и те бряцания струн, 85. с которыми древние пели стройно сложенные речи, чтобы приятное, как полагаю, соделать колесницей для доброго и чрез сладкопение образовать нравы? В этом уверит тебя Саул, игрой на гуслях освобождаемый от духа (см.: 1 Цар. 16:23). 90. Какой же вред видишь в том, что молодые люди чрез благопристойное наслаждение приводятся в общение с Богом? Их трудно вдруг перестроить. Пусть же будет в них некоторая благородная смесь.

Но когда доброе со временем окрепнет, тогда, 95. отняв красное слово, как подпорку у свода, соблюдем в них самое доброе. Что может быть полезнее этого? И ты, ревнитель строгости, нахмуривающий брови и самоуглубляющийся в себя, разве не подкладываешь сладостей в кушанье? 100. За что же бранишь мою речь, дела ближнего измеряя своей мерой? Не сходятся между собой пределы мидийцев и фригийцев; не одинаков полет у галок и орлов.

40. К завистникам

Правосудие, судии, законы, судилища, и ты, меч, изощренный на злых, и грозный день – обличитель всего, и неумирающий червь, и источники всепоядающего огня, 5. выслушайте, выслушайте мой суд! Когда все умерло, умирает и зависть; потому что борьба бывает с противоборствующим, а что не стоит на дороге и не противится, тому без зависти оказывают честь. Но я и умер, и терплю от зависти, 10. хотя перенес в жизни борьбы всякого рода. Чем докажу это, какими свидетельствами? Все вопиют, хотя и заключу уста свои. О, если бы несчастье мое осталось негласным!

15. О, если бы мог я не осквернить языка, выговаривая словом (что из всего худого есть худшее) и самое имя! Зверь, исполненный яда; опасная и ужасная кладовая зависти, позорный столп, сокращенно представляющий всякое ужасное зло. Кому не надлежало бы приближаться к спасительным дверям, 20. тот предпочтен моим тайнодействиям, и труд этой власяницы поставлен выше метаний в меня камнями и моих очищений. Увы! Кто из мудрых похвалит сие? О Ты, Который проникаешь в сокровенное моего сердца, всем распоряжаешь, и все ведешь к другой жизни! 25. Они поставили меня ниже худых! Неужели и там будут первенствовать злые? Они худую помощь оказывают друг другу, одно имея в виду – безопасность своих престолов. О, если б иметь мне часть, какой я достоин! 30. Но ежели нет мне доли здесь, Ты, Христе, часть моя, и лучше Тебя иметь, нежели все то, что есть у всех. Ты единственное твердое и свободное стяжание, которого не лишит меня никакая зависть.

41. Максиму

Что это? И ты, Максим, смеешь писать? Писать смеешь ты? Какое бесстыдство! В этом уже превзошел ты и псов.

Вот дух времени – всякий смел на все! 5. Подобно грибам, вдруг выбегают из земли и мудрецы, и военачальники, и благородные, и епископы, хотя и не потрудились прежде на свою долю над чем-нибудь добрым. Что же выходит из этого? Добродетель унижается, не берет преимущества перед необразованностью, 10. потому что дерзость пользуется ненаказанностью, едва бросит несколько каких ни есть слов. Кидайся вниз головой всякий и не учась, стреляй из лука, заносись на крыльях под самые облака; довольно захотеть, а знать дело вовсе не нужно.

15. Видно, и ты у нас вдруг получил вдохновение от муз, как говорят иные о древних мудрецах? Видно, и тебя привела в исступление какая-то лавровая ветвь? Или нечаянно ты напился прорицательных вод и начал потом источать стихи, не наблюдая даже и стихотворного размера? 20. Какие невероятные и неслыханные доселе новости! Саул во пророках, Максим в числе писателей! Кто же после этого не пророк? Кто сдержит свою руку? У всякого есть бумага и трость; и старухи могут говорить, писать, собирать вокруг себя народ. 25. А ты не побоялся возбуждать и рукоплескания. В числе слушателей немного бывает мудрых, но много Максимов и слабоумных. Нужно понравиться последним, а мудрецам можно пожелать доброго пути, после того как пообстригут 30. и посожмут их насмешники. А если нужно отмстить (мудрому на все надобно быть отважным), будь смел! Пусть знают Максима по дерзости. И мы вправе посмеяться! Что ныне этого легче, как смеяться, и смеяться много? 35. Будь витией, а на оскорбителей – псом. В таком случае никто не возьмет над тобой преимущества.