Тибетское пророчество - Мэйдлин Брент

– Пятьдесят тысяч фунтов? – недоверчиво повторил он. – Дорогой сэр, как оба мы прекрасно знаем, ежегодный доход правителя Джаханпура составляет порядка миллиона с четвертью фунтов. Он в самом деле рассчитывает – простите меня, Ваше Высочество – подкупить ее с помощью двухнедельного жалованья?

На какое-то время я потеряла нить разговора. Я слышала произносимые слова, но ничего не понимала, находясь в том странном, похожем на сон состоянии, которое мне случалось испытывать в разреженном воздухе высоких перевалов. Когда разум вернулся ко мне, сэр Чарлз говорил:

– Очень хорошо, сэр. Вполне возможно, что ради своего народа в Джаханпуре и во избежание смуты. Ее Высочество не послушает моего совета. Но позвольте мне совершенно недвусмысленно заявить, что я буду настаивать на том, чтобы она не совершала самопожертвования, которое вы рассчитываете, что она совершит, и не отказывалась от своих прав на трон на условиях, о которых мы договорились.

– Не договорились, сэр, а обсудили, – мистер Милнер торопливо уточнил. – Мне необходимо заручиться согласием министра.

– Будьте любезны, – холодно сказал сэр Чарлз. – И, пожалуйста, не торопите его. Чем больше времени у меня будет, чтобы убедить Ее Высочество не отказываться от собственных интересов, тем большую услугу вы мне окажете.

– Э… да. Когда мне следует ждать ее решения, сэр Чарлз?

– Когда ваш министр примет свое, сэр. Позвольте мне еще раз перечислить требования. Во-первых, в пользу Ее Высочества должна быть выплачена в течение тридцати дней начиная с сегодняшнего сумма в двести тысяч фунтов стерлингов, причем выплата должна быть гарантирована британским правительством на случай ее неуплаты настоящим, незаконным правителем Джаханпура. Во-вторых, правительство признает законность требований Ее Высочества. В-третьих, правительство должно гарантировать, что о невиновности полкового старшего сержанта Джорджа Берра будет официально объявлено в "Лондон Газетт", что за преданность долгу ему посмертно будет присуждена соответствующая награда и что его останки будут перенесены на избранное командиром его полка кладбище и захоронены там с военными почестями. В-четвертых, при отказе от прав и требований на престол княжества Джаханпур за Ее Высочеством будет сохранен ее титул, и она, если того пожелает, должна будет иметь официальное право именоваться Княгиней Джейни Джаханпурской с подобающим обращением "Ваше Высочество".

Подавив вздох, мистер Милнер поднялся:

– Вы весьма сжато это изложили, сэр Чарлз. Я практически не сомневаюсь, что проект соглашения будет подготовлен в ближайшую пару дней.

Сэр Чарлз позволил себе плотоядно улыбнуться в ответ:

– Я тоже практически не сомневаюсь в этом, сэр.

Когда мистер Милнер официально с нами попрощался, я вскочила и в панике бросилась к сэру Чарлзу.

– О, я не могу, не могу! Все эти деньги – да я же не знаю, что с ними делать! Я понятия не имела, что вы собираетесь все это говорить, – и внезапно я разрыдалась.

Сэр Чарлз обнял меня и погладил по плечу.

– Ну, успокойтесь, детка, не надо ничего бояться. Вы не изменитесь оттого, что у вас будет куча денег и титул. Вы, Джейни, не изменитесь. И послушайте, моя дорогая, я добился для вас только малой части того, что полагается вам по закону. У вас будут деньги, а уж воля ваша – пользоваться ими или выбросить. Титул по праву принадлежит вам, захотите вы, чтобы вас соответственно величали, или нет. Полагаю, могут возникнуть ситуации, когда он вам очень пригодится, поскольку вы наполовину индианка, а мы – нация снобов. Мальчик мой, Адам, сними Бога ради эти чудовищные очки. Не знаю, какой эффект они возымели на Милнера, но меня, клянусь, приводят в совершенный ужас.

С другой стороны комнаты Адам изумленно спросил:

– Ты правда думаешь, что Министерство иностранных дел все это проглотит?

– Вне всякого сомнения, – сказал сэр Чарлз, продолжая меня обнимать. – Я мог бы добиться вдвое большей суммы, если бы не боялся, что Джейни вот-вот расплачется. Но так даже лучше, потому что этот малый будет думать, что с финансовой стороной он обделал все очень ловко, и они не будут слишком капризничать по поводу дополнительных требований.

– А, тогда в самом деле все хорошо, – кивнул Адам. – Для Джейни самым важным является требование, касающееся Сембура. Отец, таких, как ты, больше нет на свете, – и он разразился смехом, который я любила. – Ох, Джейни, перестань хныкать. Ты льешь слезы только из-за ущемленной гордости, поскольку утратила первенство по части умения торговаться.

* * *

На Рождество мое настроение то было безоблачным, то вдруг омрачалось. Я не получила поздравления от Элинор и думала о ней с болью в сердце, но была несказанно счастлива сидеть с Гэскуинами за столом и слышать, как легко и с любовью друг к другу они болтают. Последнее время Адам начал чаще выезжать с отцом, иногда в клуб на Пэлл-Мэлл, иногда по делам в Сити. Случалось также, что он уезжал на своей красивой коляске один и отсутствовал по нескольку часов. Сгорая от ревности, я решила, что он завел любовницу, и пожалела, что сама не оказалась в этой роли. Конечно, подобные мысли были совершенно неприличны, но я обнаружила, что когда дело касалось Адама, я, по-видимому, полностью утрачивала скромность и бесстыдно жаждала его.

Несмотря на это, я очень радовалась, что Адам много времени проводит с отцом, отчасти потому, что из этого следовало – прошлое забыто, и отчасти потому, что это давало мне возможность больше времени проводить с леди Гэскуин, которая очень нуждалась в обществе. Я часто испытывала чувство вины из-за того, что сэр Чарлз и Адам держались со мной так, будто я – член семьи, однако вели себя куда сдержанней с леди Гэскуин.

Однажды перед Рождеством я заговорила с ней на эту тему, наскоро приметывая подол ее платья, оторвавшийся на несколько дюймов. К моему облегчению, она ничуть не рассердилась и с улыбкой сказала:

– Не беспокойтесь, Джейни. Я так рада, что вы помирили Адама и Чарлза.

– Когда вы приезжали ко мне в коттедж, то сказали, что сэр Чарлз очень болен. Я знаю, что мы никогда об этом не говорим, но… он в самом деле настолько болен, как вы думали? Я хочу сказать, он иногда выглядит немного усталым, но никогда – тяжело больным.

– Я знаю, – вздохнула она и коснулась рукой моей щеки. Голос ее был тихим, но твердым. – Болезнь неизлечима, Джейни. Доктора говорят, что диабет у Чарлза начался очень давно. Мы… – голос дрогнул, но она снова овладела собой, – мы рассчитывали, что у нас есть года два, но, похоже, речь идет о месяцах.

Мои глаза затуманились слезами, в горле образовался комок, и я не сразу смогла возобновить шитье. Наконец я прошептала: