Три креста - Григорий Александрович Шепелев

Я старше вас на шесть лет, если вам – семнадцать. Прошу меня извинить.

– А разве ваш друг Клермон не был идеален? – не отставала Клер, – я ведь так старалась!

Леди Джоанна стиснула кулаки.

– Он был идеален. Но он меня не любил. Поэтому я любила его. Я очень вам благодарна, мадемуазель. Моя благодарность сейчас стоит на самой высокой точке. Что будет через мгновение, я не знаю.

– Тогда позвольте мне пару часов подремать, мадам, – улыбнулась Клер и поднялась на ноги, – если я этого не сделаю, то едва ли смогу потом целый день работать.

Леди Джоанна очень внимательно проследила, как Клер, белея при свете звёзд голыми ногами, подошла к люку пушечной палубы, на которой она обычно спала, как исчезла в нём. Когда трап перестал скрипеть под её розовыми пятками, англичанка опять взглянула на паруса, затем – на конверт, сжатый её пальцами, и, поднявшись, сделала шаг к кормовому борту.

Разбуженный свежим ветром зверь-океан в предрассветных сумерках щурил синие, с прозеленью глаза и грозно ворчал. Очень много знал про вечную жизнь этот исполин, оскаливший свою пенную пасть от Азии до Америки. Но красивой и молодой, богатой и знатной женщине никакая вечная жизнь была не нужна без её Клермона. А вот Клермона как раз и не было. Как пришёл он из ниоткуда, так и покинул леди Джоанну на веки вечные. Ветер хлёстко трепал конверт с прощальным письмом – последнюю память о де Шонтлене. Но де Шонтлен – ни живой, ни мёртвый, леди Джоанне тем более не был нужен. Вынув письмо, она его порвала, а затем – конверт. Отдав клочки ветру, прекрасная англичанка бросилась в океан. Один из клочков ветер принёс в камбуз, благо что дверь была нараспашку, и опустил на стол. На этом клочке был самый конец письма – всего две строки.

Глава семнадцатая

Ветер усиливается

Леди Джоанну искали по всему кораблю почти до полудня, так как была слабая надежда на то, что она уснула где-нибудь в трюме. Но когда стало окончательно ясно, что англичанки на борту нет, все похолодели от ужаса. И Элен, и Софи очень опасались того, чем им накануне грозил ван Страттен, хоть с той минуты они вообще ничего дурного не сотворили. На всякий случай близняшки подошли к Сэмми и угостили его бисквитами. Капитан и все остальные боялись худшего. Этот страх был вполне оправдан: ведь одно дело – взять к себе на корабль дочь герцога без согласия её мужа, и совершенно иное дело – дать ей свалиться за борт. Тут пахло виселицей.

По лицам матросов было заметно, что они очень хорошо это понимают. Из опасения бунта Эдвардс с Ван Страттеном заперли на второй замок оружейный склад, заткнули за пояса по два пистолета и с утра пили один лишь кофе. После обеда они вдвоём стояли на шканцах, и, задрав головы, отдавали команды марсовым, потому что ветер усиливался и круто менял своё направление. Волны порой окатывали их брызгами и качали корабль так, что Дэнисен на брам-стеньге парил по небу, как альбатрос. На матросах, которые выбирали шкоты грота и фока, не было ни одной сухой нитки. Но горизонт был чист, барометр до тревожных значений не опускался.

Дел, тем не менее, всем хватало до такой степени, что на юбку Клер никто совершенно не обращал внимания вплоть до самого вечера. Только во время ужина, за которым Клер, как всегда, прислуживала, близняшки что-то тихо сказали одна другой, глядя на неё. И даже не улыбнулись. Ужин прошёл в молчании. Лишь когда всё съели и выпили, капитан велел Клер позвать всю команду в кают-компанию.

– Даже Тома? – пискляво спросила Клер. Господин ван Страттен с тяжёлым недоумением посмотрел ей в глаза, пытаясь понять суть её вопроса, и опустил взгляд на юбку. Ничего нового в его взгляде не появилось.

– Да, разумеется, чёрт тебя побери! – проворчал ван Страттен, – какого дьявола ты спросила про этого дурака? Неужто он тоже скатился за борт?

– Хуже, разрази меня гром и воткнись поглубже адская кочерга мне в задницу! – закатила глаза и вскинула руки Клер, – Гастон за каким-то чёртом поставил его к штурвалу! Как раз поэтому судно рыскает при нормальном ветре, будто кобель, бегущий по следу дюжины течных сук, которые бросились врассыпную!

– Да пусть оно хоть потонет к чертям свинячим! Ни одному из нас от этого хуже точно не станет, клянусь геенной огненной! Зови всех сюда.

– Даже Тома? – не отставала Клер.

– Том пускай стоит за штурвалом, – ответил Эдвардс, – здесь толку от него будет ничуть не больше, чем там.

Ван Страттен кивнул. Клер миленько улыбнулась и быстро выбежала, изящно приподнимая юбку, чтоб та не сильно мешалась ей. Когда дверь за нею закрылась, опять повисло молчание. Но уже через полминуты близняшки забеспокоились, злобно пнули одна другую коленками под столом, и мадемуазель Элен негромко сказала:

– А, господин капитан! Значит, наш Клермон – всё-таки не мальчик, а девочка?

– Если бешеную акулу с самым поганым во всей Голландии языком можно назвать девочкой – тогда да, чёрт возьми, это и есть девочка, – проворчал капитан и закурил трубку, – кстати, как она вам?

– Довольно мила, – с печалью вздохнула мадемуазель Софи, – розовые пятки, белые зубки, быстрые глазки! Мальчик, конечно, был замечательный.

– Весьма жаль, что вам так и не пришлось успеть до него добраться, – заметил Эдвардс. Близняшки шумно вздохнули. Им было очень обидно.

Между тем, трап уже содрогался от топота многих ног. Потом дверь открылась, и Клер ввела дюжину матросов во главе с боцманом. Они молча выстроились в пяти шагах от стола и замерли, напряжённо глядя на капитана, попыхивавшего трубкой. Но капитан, судя по всему, ещё наслаждался переживаниями близняшек. Ему с трудом удалось заставить себя обратить внимание на матросов и вяло заговорить с трубкою в зубах.

– Леди Грэмптон ночью упала за борт, – сообщил он, как будто никто ничего об этом не знал, – наша пассажирка, имя которой известно всем королевским домам Европы, упала за борт. Чёрт побери! Вы хоть представляете, чем это нам грозит? На вахте стояли Мортон и Хьюберт. Но они ни черта не видели и не слышали, потому что спали, как два дубовых бревна! Обоих за это, конечно, следует вздёрнуть.

– Сэр! – дерзко перебил Хьюберт, делая шаг вперёд, в то время как Мортон лишь побледнел, – не вешайте нам лапшу! Вы отлично знаете, капитан: если человек решил тёмной ночью броситься за борт – он это сделает без помех, никакие вахтенные не смогут остановить его никогда! Нет, вам не удастся переложить на других вину, которая целиком на вас, капитан ван Страттен!

Раздался шум одобрения. Эдвардс, обведя взглядом лица матросов и