Три креста - Григорий Александрович Шепелев

какая!

Корабль плавно взмывал на волны и опускался. Слушая ахи, вздохи и крики, Клер раздражённо перебирала струны гитары. Потом ей всё это надоело. Бросив гитару на одеяло, она соскочила с койки, прошлась голыми ногами прямо по голым телам, которые пискнули, и, хватаясь за стены, перебралась в каюту леди Джоанны. Там, к счастью, не было никого. Полностью раздевшись, Клер улеглась в мягкую постель. Прежде чем уснуть, она долго плакала.

Глава восемнадцатая

Правила приличия

«Летучий Голландец» двигался на юго-восток несколько быстрее, чем предполагал Энди. Благодаря северному ветру, который не унимался, а иногда даже и крепчал, корабль каждые сутки проходил более двухсот миль и за полторы недели покрыл огромное расстояние. Эти дни ван Страттен продолжал пить, матросы – возиться с туго надутыми парусами, Эдвардс – читать, близняшки – картёжничать. Стивен часто поглядывал за корму. Как-то он заметил вдалеке парус. Все всполошились. За бригом шёл большой испанский корабль. Он его преследовал двое суток, потом исчез. Сэмми, Том и Эдвардс предположили, что это были пираты, заметившие с другой стороны другую добычу.

Клер, когда не была занята на камбузе, постоянно спала в каюте блондинок. Ей очень нравилось сквозь сон слушать их болтовню с матросами, но когда задували свечи, она вставала и уходила. От постоянной качки устали все. Клер – особенно. Ведь она уже не могла по ночам заниматься своим излюбленным делом – шляться по палубе, потому что ветер пронизывал до костей. Иногда лил дождь. Из-за постоянных дневных хождений между кают-компанией, камбузом и матросским кубриком она здорово простудилась. Её одолевал кашель. Но о постельном режиме, конечно, никакой речи быть не могло.

Только на одиннадцатые сутки возникло смутное ощущение, что погода пошла на лад. Очень смутное, потому что ветер значительно не ослаб, и только один луч солнца, насквозь проткнув сизую угрюмую пелену, взыграл на волнах. Вскоре он пропал.

– Кажется, до самого мыса Горн придётся нам хвататься руками за переборки, – заметил Дэнисен, встав к штурвалу перед полуднем, – а там, боюсь – и за потолок!

– Я до потолка руками не дотянусь, – пошутила Клер, которая уступала ростом лишь одному капитану. Болтая с Дэнисеном, она улыбалась ему посиневшим ртом, кутаясь в матросскую курточку. То, что климат был уже далеко не экваториальный, чувствовалось даже и в промежутках между порывами ветра. Из всей команды одна лишь Клер продолжала быть босиком – на всём корабле не нашлось пары башмаков для неё. Элен и Софи отказывались на время дать ей свои. Как будто она могла снести их в ломбард и пойти в кабак! Загадочные и странные они были, эти две девушки. Впрочем, к Клер они относились с гораздо большей нежностью, чем друг к дружке. Раз в два – три дня у них, например, начиналась драка из-за какой-нибудь ерунды. Тогда капитан звал Клер, и та прибегала с Робертом, потому что его скандальные барышни уважали и всегда слушались.

Стоять голыми ногами на мокрой палубе было холодно. Мимо шли три приятеля – Стивен, Энди и Том, которые слезли с вант, где ставили паруса под ветер. Услышав то, что сказала Клер, они, как обычно, подняли её на смех.

– В проливе Дрейка ты без труда достанешь до потолка и пятками, и башкой, и задницей! – вскричал Стивен, а Том прибавил:

– Там будет весело. Но не бойся, корабль выдержит.

– Башка – вряд ли, – не обошёлся без ядовитой гнусности Энди, после чего все трое направились к носу судна, чтоб натянуть кливер-шкоты. Клер, с презрением поглядев им вслед, зашлёпала в камбуз. Там она обнаружила, открыв ящик, что у неё угля почти не осталось. Пришлось просить Роберта и Джонатана, которые убирали рифы на стакселях, сходить в трюм за очередным мешком. Когда эта просьба была исполнена, Клер как можно плотнее закрыла дверь, растопила печку и села чистить картофель. Вскоре от печки повалил жар, и на Клер напал болезненный приступ кашля.

На капитанском мостике стоял Эдвардс в широкополой шляпе с белыми перьями и с подзорной трубой. Он мрачно разглядывал побережье острова, западнее которого проплывал «Летучий Голландец». Их разделяли двенадцать миль. Эдвардс понимал, что было бы хорошо причалить к этому острову, чтобы переждать непогоду, очень опасную на дальнейших подступах к мысу Горн. Но было не менее очевидно, что при почти шквальном ветре подойти к острову не удастся – корабль будет разбит о береговые скалы. Продолжать путь на всех парусах к оскаленной пасти дьявола, ни о чём не думая, было бы ещё большим безумием: если здесь разыгрался шквал, то там – ураган, а если здесь ураган, там – смерч. Оставалось рассчитывать, таким образом, на один из необитаемых островов близ западного побережья Южной Америки. Эдвардс знал, что их около мыса Горн – примерно с полдюжины. Неужели не встретится ни один с достаточно защищённой от ветра бухтой? Конечно, встретится! Несомненно.

Подумав так, офицер направил трубу вперёд, чтобы оглядеть море прямо по курсу, затем – правее бушприта. Тут порыв ветра сорвал с его головы красивую шляпу с перьями и отдал её волнам за правым бортом. Но Эдвардс даже и не заметил этого. Спрыгнув с мостика, он уже бежал на корму, крича во всю глотку:

– Права руля! На четыре румба! Кливер – на наветренный борт! Брамсели убрать! Живее, не то я всех вас перестреляю к чёрту!

Дэнисен завертел штурвал. Пятеро матросов, которые находились на палубе, разом бросились исполнять команды, а их товарищи высыпали из кубрика. Когда Эдвардс, мчавшийся к трапу кают-компании, пробегал мимо камбуза, из последнего вышла Клер. Она изловчилась вырвать у офицера зрительную трубу, благо тот спешил, и одним движением навела объектив на южную линию горизонта, сделав при этом десяток шагов вперёд. Следующий шаг был назад.

В пяти с половиной милях прямо по курсу тонул корабль. Он ужасающе погибал среди пенных волн, сильно накренившись на правый борт. Корма задралась. Ему оставалось не больше часа. К счастью, быстрота брига превосходила пять с половиной миль в час, да притом значительно.

Пока Клер с трясущимися коленками созерцала страшную и величественную картину, на палубу из кают-компании поднялись ван Страттен и Эдвардс. Первый качался несообразно с ритмом и амплитудой килевой качки. Эдвардс его поддерживал. Возле Клер, которая подошла к бушприту, уже собрались матросы. Взяв у неё трубу, капитан несколько минут наблюдал за гибелью корабля. Затем он промолвил – но таким тоном, будто вёл речь о бутылке рома, столкнувшейся с утюгом:

– Вот это история, разрази меня гром! Где это он мог получить такую пробоину? Клянусь чёртом, его пустили ко дну!

– Пробоина носовая, – заметил Эдвардс, – однако, вряд ли он продырявил