Женский клуб - Това Мирвис

девочками, не приоткрыла им дверь в другой мир, самого ее присутствия в Мемфисе уже было бы достаточно.

Бат-Шева вставила руку.

– Я хочу, чтобы вы знали, что я делаю все возможное, – сказала она. – Я говорила с Иланой и надеюсь, она мне доверится и расскажет, если что-то станет известно. И я думаю, Шира обязательно в какой-то момент позвонит или ей, или мне.

Бекки и слышать не желала о попытках Бат-Шевы разыскать Ширу.

– Если бы не ты, Шира попросту была бы здесь, вот и все, – отрезала она.

– Я даже не подозревала, что она задумала. На вечеринке было столько народу, и я старалась уследить за тем, кто где и чем занят. Я не ожидала, что появятся мальчики, но девочки так хотели, чтобы они зашли, что я согласилась. Не думала, что это такая уж проблема. Может, не стоило позволять, но это не имеет ни малейшего отношения к бегству Ширы. Я спросила, как она, но она не желала разговаривать. Они с Иланой все время держались вместе, а потом Шира сообщила, что уходит, что ей велели рано быть дома. Я видела, что она чем-то расстроена, но она ни словом не намекнула, что думает о бегстве.

Бекки побагровела. Ярость клокотала у нее в горле.

– А с чего, по-твоему, она решилась на это?

– Не знаю. Но я точно знаю, что она чувствовала себя здесь, как в клетке. Я не говорю, что это как-то оправдывает ее поступок, но меня очень тревожило, что она была такой несчастной. Мне безумно жаль, что я не смогла помочь ей. Ужасно, что я не сделала большего.

– Помочь ей? Сделать больше? – взвизгнула Бекки. – Тебе, похоже, виднее, как растить детей? Ты бы что, хотела, чтобы она тоже пустилась во все тяжкие, как ты? Ты понятия не имеешь, как это тяжело. И к религии относишься не как мы. Ты ведешь себя так, будто можно побыть и уйти, если вздумается. А мы тут живем всю жизнь и не позволим, чтобы кто-то учил наших дочерей, что можно вот так запросто отказаться от всего, над чем мы так много трудились ради них!

Бат-Шева молчала, опустив глаза. Она уже и сама не знала, что сказать. Раньше ей казалось, она понимает, что нужно девочкам, но после бегства Ширы ей тоже пришлось усомниться в собственной правоте.

Бекки захлопнула дверь и снова забралась в постель, из которой не вылезала всю неделю. Она еще пока не до конца осознала случившееся. Все чувства притупились. Она раз за разом прокручивала в голове тот момент, когда сообразила, что произошло, ту самую секунду, когда поняла, что Шира сбежала. Она проигрывала самые разные сценарии, как можно было это предотвратить: если бы она только не отпустила Ширу на вечеринку, если бы только Бат-Шева не переехала сюда, если бы она и вовсе не приняла иудаизм.

С самого начала Бекки пыталась не допустить подобных ситуаций. Она чуяла, что назревает что-то плохое; она научилась считывать знаки. Бекки не желала признаться самой себе, но она так жестко вела себя с Широй, потому что отлично знала, как заманчиво бывает такое бунтарство. Подростком она была в точности как Шира. Тайком сбегала из дома по пятницам и гуляла с нееврейской компанией, тоже ела некошерную еду. После школы, когда все вокруг были уверены, что она не станет религиозной, в последней отчаянной попытке перековать дочь родители отправили ее в нью-йоркскую семинарию. И, ко всеобщему изумлению, это сработало. Бекки начала прозревать смысл в выполнении заповедей, обнаружила, что ей хочется соблюдать кашрут и шабат. После года в семинарии никто бы и не догадался, каким неуправляемым подростком она была. Бекки надеялась уберечь Ширу от тех же ошибок: зачем позволять дочери заходить чересчур далеко, чтобы она все равно вернулась несколько лет спустя? Но Шира зашла куда дальше, чем Бекки, и теперь невозможно предсказать, найдет ли она дорогу обратно.

Если бы подобное произошло в поколении родителей, они бы сидели шиву и произнесли кадиш, как если бы Шира умерла. Раньше Бекки не понимала, как такое возможно, но теперь поняла. Шива ставила некую точку, отчасти примиряла с болью, которая на самом деле никогда не стихнет. Бекки не собиралась сидеть шиву, но все же она могла показать, что значит для нее эта потеря. Из всех траурных ритуалов самым сильным ей казался тот, когда раздирали на груди одежду, – как образ раны, оставленной на сердце. Так она и сделает, решила Бекки. Совершая свой собственный личный ритуал, она разорвала блузку под воротом, там, где никто не мог этого видеть.

К субботе мы поняли, что настал час действовать. То, что происходило между Бат-Шевой и Йосефом, уже было невыносимо, но после побега Ширы мы осознали, что не будет конца хаосу, посеянному Бат-Шевой. Когда мужья, как обычно, улеглись днем подремать, а дети играли в свои игры, мы собрались у миссис Леви, ибо задача спасения общины легла на наши плечи.

– Должен же быть какой-то выход, – сказала миссис Леви. Она не сомневалась, что, сплотившись, мы сможем покончить с мятежными настроениями.

– Не знаю, кем там себя возомнила Бат-Шева, – вставила Ципора Ньюбергер, – но, когда я увидела, как Шира ест в «Макдональдсе», то сразу поняла, что надо принимать серьезные меры.

– Беспокоиться надо о Йосефе, – заметила Эдит Шапиро. – С Широй всегда были проблемы, а вот Йосеф – особенный.

– Может, Шира вернется. И может, Бат-Шева с Йосефом просто друзья, – предположила Хелен Шайовиц.

– Хелен, у тебя же не куриные мозги, – сказала миссис Леви. – Всем очевидно, что там нечто большее.

– Не знаю, – ответила Хелен. – Это было бы так гадко.

– Жизнь бывает гадкой, – заявила миссис Леви.

На диване миссис Ганц разговаривала сама с собой и со всеми, кто оказался рядом.

– Я не понимаю. Объяснит мне кто-нибудь, что, ради всего святого, мы тут обсуждаем?

– Тс-с, дорогая, – остановила ее Джослин Шанцер. – Мы говорим о том, почему бунтуют девочки.

– Ох, – вздохнула миссис Ганц. – Бунт. Это нехорошо.

– К сожалению, вынуждена сказать, что Бат-Шева должна отсюда уехать, – сообщила миссис Леви. – С ней тут ничего не получится. Надо придумать, как передать ей наше решение.

Если уедет Бат-Шева, то и Аяла вместе с ней, и миссис Леви была невыносима мысль, что она потеряет эту малышку, к которой так привязалась. Но она знала, что брала на себя этот риск, привязываясь к чужим детям или внукам. В конечном счете она ничего не решила в их жизни: за Аялу отвечала Бат-Шева, хотя как раз миссис