По ту сторону горизонта - Полина Сергеевна Павлова

узнал. Но недолго с особенными мириться хотели. Гнать их стали. Бояться и гнать прочь. Уж что изменилось, сказать разве могу? Не помню, да и помнить бы такое не желал. И тогда самые сильные, когда уже совсем костры воспылали, сказали, что уходить надо. Уходить быстрее. Но куда? В лесах быстро нашли. Вот сильные и объединились, сплотились. Да отдал каждый из двенадцати магов свою жизнь и силу для создания нового мира, другого, где не будет запретов на силу. Открыли порталы да помогли уйти всем. А чтобы мир держался, заточили в артефакты себя, а тринадцатому велено было развезти их по местам особенным.

– И какое отношение это имеет к Моргане? – Бентлей щёлкает языком. Старик окончательно сходит с ума. Может, информация имела бы ценность для энтузиастки и авантюристки Морганы, но практичному и рациональному Кеннету она кажется бесполезной и совершенно не нужной.

Но всё же новая история воспринимается им уже совершенно иным образом, без смеха и очевидного отторжения. Ему рассказывают не глупую сказку, не старую легенду, а то, что коснулось его самого, – правду. И Кеннету от этой правды тошно.

– Самое прямое. Ваша капитан О'Райли проклята по твоей же вине, лорд. И она стала магом. Ведьмой, колдуньей, да любым словом обзови. Суть одна. Она не человек. А маги не умирают обычным образом. Так что в ад вам спускаться не придётся, – старик расчерчивает посохом воздух. – Но лодку стеклянную скажу, где вам искать. Что уж вы, зря сюда, что ли, приплыли?

Кеннет чувствует облегчение, он словно корабль, который добрался до нужного порта, и его трюмы освободили от груза, теперь не будет проседать в воду слишком сильно.

Старик удобнее располагается на бревне, Джеффри вновь садится, вытягивает ноги, избавляясь от напряжения. И только Бентлей остаётся стоять, крепче стискивая трость – единственную свою опору. Одна только эта трость держит его в равновесии и помогает уверенно стоять на земле.

– Хорошо, куда нам отправиться?

– Не могу точно сказать. – Старик Пабло хрустит запястьями, и все надежды Кеннета на простоту дальнейшего пути разбиваются вдребезги, раскалываются подобно хрупкой фарфоровой чашке. Старик точно не забыл старые обиды. И потому даже не будет стараться, чтобы изложить им всё честно.

– Уж постарайтесь.

– Вы не найдёте нужную вам лодку, пока не найдёте правильного человека. Я бы даже сказал, что лодка вам и не сильно нужна, если вы найдёте его.

Корморэнт подаётся вперёд, Бентлей расправляет плечи.

– Что это за человек? Как его зовут?

Джеффри шумно выдыхает, он поднимает взгляд на Кеннета и качает головой, но лорд настойчив: ему нужно пролить свет все вещи.

– Этого человека зовут Харон.

Своеобразное имя, но иного услышать Бентлей не ожидал.

– Как он выглядит? Нам нужно понимать, одного имени недостаточно.

С усмешкой старик проводит черту перед собой, затем рисует на ней засечки. Он дополняет засечки подписями, и чем-то они похожи на те, что Кеннет подметил на полях в дневнике Морганы.

– У него тёмные волосы. Длинные, но их не собирает. И рубаха у него навыпуск, – не те подробности, на которые рассчитывает Бентлей. Нужно что-то существенное: шрамы, отметины, характерный выговор, да всё что угодно, кроме волос и рубахи.

В мире тысячи темноволосых мужчин. Десятки тысяч. И найти одного-единственного по невнятному описанию невозможно. Лорд злится. Мысленно он уже согласен с собой прошлым. Нужно было пырнуть старика не один и не два раза, а превратить в решето. Он бы убил его ещё несколько раз, по крайней мере, постарался бы это сделать. Если Пабло вообще был хоть когда-то живым. У Кеннета кончается терпение. Его и так было не много, но теперь он осознаёт: песочные часы с терпением надо перевернуть, однако рука не тянется, чтобы это сделать. Бентлей скалится и втягивает воздух сквозь зубы.

– Этого мало!

Старик словно читает его намерения. Выставляет посох с синим тусклым шаром на конце, но неожиданная вспышка оказывается достаточно яркой. В глазах сначала белеет, а затем мир погружается во тьму.

Кеннет пошатывается, набалдашник трости выскальзывает из пальцев. Бентлей прикладывает здоровую руку к глазам: жжёт больно, ему словно насыпали за веки песка. Ещё не хватало ослепнуть от магии. Бентлей трёт глаза, моргает, пытаясь избавиться от проступивших слёз.

Проклятье.

Вся его жизнь развалилась, как только он полез в неизвестность. Лучше бы он занимался открытием новых земель в Атлантике, дальше двигался и развивал Ост-Индскую компанию вместо того, чтобы увлекаться мечтами о величии. В конце концов, его можно было достичь и иными путями.

Трость падает. Слишком звонко для земли и песка. Кеннет моргает ещё несколько раз, пока мутный мир не возвращается к нему. Всё чётче и чётче он видит испачканные туфли, а под ними каменный пол. Бентлей делает несколько шагов назад, пока не упирается спиной в нечто. Кеннет резко оборачивается – перед ним стена. Да кто вообще этот старик, что вытворяет подобное по одному своему желанию?

Лорд осматривается по сторонам. В пещере горят и мерцают только трещины. Всё тело Бентлея прошивает насквозь. Ему не больно, но воспоминания захлёстывают волной. Эта пещера почти ничем не отличается от той, где он убил Моргану.

Но этого просто не может быть! Источник же был разрушен О'Райли. Так почему он видит перед собой пещеру такой же, какой она была в тот момент, когда Валерия его привела туда? Его сознание беснуется. И Кеннету становится страшно от осознания, что ему снова придётся пережить всё это заново. Бентлей готов закричать. Даже за попытку убить это слишком жестокое наказание.

Подняв трость, Кеннет направляется ближе к источнику. Вода неподвижная и гладкая, как стекло. Каблуки туфель стучат по полу, и каждый шаг отдаётся в голове. Он подходит к тому месту, где она лежала. Нет ни лужи крови, ни разбившегося на осколки пола, ни тела. Ничего не нарушало покой этого несчастного и забытого всеми места уже несколько столетий. Пока не пришёл он и его мёртвая армия.

Если источник был чем-то святым, то Кеннет осквернил воду задолго до того, как Моргана отдала последние силы на то, чтобы спасти живых от разъярённых мертвецов. Бентлей садится у подножья каменной чаши. О'Райли не хватило считаных дюймов, чтобы дотянуться до воды, которая тонкой струйкой течёт вверх. Подземное озеро наполняет чашу. Если бы она протянула ладонь, то осталась бы жива.

Он закрывает глаза, стискивая пальцы до побеления костяшек. Злость на Пабло отходит на второй план. Горечь сожаления напоминает о себе. Он никогда ни о чём так не сожалел, как о случившемся