Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре после моего приезда в городе начались таинственные пожары, горели то дом, то склад, то еще что-нибудь. Мои русские знакомые были того мнения, что поджоги совершают оставшиеся в городе советские агенты-истребители.
Тем временем мой капитан стал разъезжать по окрестностям и особенно часто посещал курорт Гугенберг на взморье, где стояло несколько морских орудий. Гугенберг отстоял от Нарвы на двенадцать километров. По дороге туда нас несколько раз обстреливали из леса, как мы потом выяснили, пробивавшиеся за линию фронта окруженцы. Стреляли они плохо.
В Гугенберге я присутствовал при открытии трупов русских и эстонцев, замученных и убитых чинами НКВД. Убили их перед самым приходом немцев и трупы готовились сжечь, облив бензином, но не успели этого сделать. На процедуре открытия трупов я познакомился с сыном одного из убитых, русским молодым человеком Олегом[552]. Я спросил его, не может ли он помочь мне найти поджигателей, орудующих в Нарве. Он с радостью согласился быть мне в помощь и уже в следующий мой приезд в Гугенберг сообщил, что нашел дом на окраине, в котором собираются очень подозрительные люди. Вернувшись, я написал сводку и подал ее капитану Бабелю, который внимательно ее прочел, а затем послал меня в отдел контрразведки 18-й армии, находившейся в Нарве.
В отделе контрразведки 18-й армии я был хорошо принят, мне высказали сожаление, что я попал на службу во флот, и намерение попросить капитана «одолжить» меня им. Так и было сделано. Капитан согласился откомандировать меня в распоряжение отдела контрразведки 18-й армии на десять дней. Моим прямым начальником стал старший лейтенант барон фон Клейст[553], работавший в Абвере уже двадцать лет, очень хорошо говоривший по-русски и очень любящий Россию и все русское. Лейтенант Клейст долго и внимательно читал мою сводку о поджогах, подробно расспрашивал про Олега, а затем приказал мне установить тщательное наблюдение за домом в Гугенберге.
Через два дня, под вечер, полевые жандармы окружили дом и арестовали всех там находившихся. Это были две старушки эстонки, владельцы дома, два молодых человека, тоже эстонцы, хорошо говорившие по-русски и имевшие пистолеты, из которых пытались отстреливаться. Мы предложили им чистосердечно во всем признаться, обещая, что [если они сознаются] их не расстреляют, а только пошлют в лагерь. Они сначала пытались запираться и лгать, а затем, видя, что мы шутить не собираемся, рассказали, что подожгли два дома в Нарве, указали их точные адреса и объяснили, как они это сделали. Затем мы узнали, что приказы о поджогах они получают от некоего Петрова[554], который живет в рабочих казармах Крегсхольма.
Агенты, которых мы немедленно отправили на поиски Петрова, скоро нам донесли, что он [найден]. При аресте Петрова у него были найдены пистолет, маленькие бутылочки с бензином и много спичек. Поджигатели, арестованные в Гугенберге, его, однако, не знали. Поиски начались снова, снова был найден человек по имени Петров, и тоже очень подозрительный. На допросах оба сказали, что дело идет о майоре Петрове, а они только мелкие исполнители. По указанию арестованных было взято еще два человека, которые тоже имели документы на имя Петрова. Все эти люди имели задание поджигать город. После произведенных нами арестов поджоги прекратились, но настоящего майора Петрова мы так и не нашли, хотя допросили всех Петровых в городе и окрестностях. Этот прием с однофамильцами, насколько я знаю, был применен только раз советской агентурой, но он нас действительно сильно запутал и позволил уйти майору.
Тем временем фон Клейсту донесли, что в деревне Фёдоровка на берегу реки Усть-Луга скрывается много окруженцев, делающих оттуда вылазки и нападающих на проезжие немецкие повозки. Клейст взял с собой роту солдат и отправился в ту деревню. В соседних поселениях нам сказали, что в деревню Фёдоровку проникнуть очень трудно, потому что она окружена со всех сторон непроходимыми болотами, а мостов через Усть-Лугу нет. Мы послали разведку, которая скоро вернулась и с недовольством рассказала, что, во-первых, их обстреляли и ранили двух солдат, а во-вторых, они все чуть не утонули в болоте.
Возвращаясь обратно, Клейст приказал мне сказать бюргермайстерам соседних деревень, что если окруженцы будут и дальше безобразничать по дорогам, то [немцы] привезут артиллерию и сотрут с лица земли все деревни. На мой вопрос, зачем это, Клейст ответил, что это самый верный способ заставить окруженцев сидеть спокойно. «Им тоже воевать за Сталина не очень хочется, а наиболее ретивых коммунистов они и сами навсегда успокоят, опасаясь артиллерии», — добавил он. Должен сказать, что после нашей угрозы окруженцы из Фёдоровки совершенно прекратили нападения. Весной 1942 года я случайно встретил около деревни Котлы одного парня, жившего в семье тамошнего крестьянина с его дочерью. Он рассказал мне, что был в Фёдоровке, в то время как мы туда приезжали в сентябре 1941 года и что все действительно произошло так, как предвидел Клейст, с тою только разницей, что коммунисты ушли сами, когда увидели, что их никто не хочет поддерживать. Оставшиеся постепенно разошлись по деревням, где переженились.
В скором времени Клейст сказал мне, что получил разрешение сформировать небольшой русский отряд и просил помочь ему в этом. Я предложил Олегу поступить в этот отряд, на что он с радостью согласился, а затем мы набрали еще десять человек, живших в Нарве и ее окрестностях. В отряд мы принимали только лыжников и стрелков, то есть охотников. Люди получили немецкое довольствие и жалованье, но фронтовой формы мы им не дали, а одели в полувоенные костюмы из хорошего эстонского сукна. Вооружены они были карабинами и финскими ножами. Документы получили, как рабочие в армии.
По-моему, это был первый русский боевой отряд в немецкой армии[555]. Особой пользы он нам не принес, так как состоял сплошь из эмигрантов, мало знавших советские порядки, неопытных в работе, хотя и безрассудно храбрых. Храбрость эта привела к тому, что очень скоро, уже к декабрю того же года, все они были убиты советскими агентами-диверсантами.
В сентябре я узнал о гибели трех русских разведчиков, эмигрантов из Праги. В свое время Абвер набрал в Чехии несколько десятков русских эмигрантов, главным образом студентов, которые должны были работать агентами в Советской России. Трое из них были переодеты в крестьянское платье и по заданию своего глупого начальника отправились в окрестности города Луга, где и тогда уже скрывалось много партизан. Придя в одну деревушку, они попросили натопить им баню и стали мыться. В это время кто-то из жителей вошел в баню и увидел на них золотые нашейные кресты. Кресты на шее в Советском Союзе — вещь, вне сомнений, совершенно необычная, а потому и неудивительно, что вся деревня об этом заговорила. В ту же ночь в деревню явились несколько человек из лесу, схватили бедных «агентов» и увели их с собой.
Район КингисеппаЯ пробыл в разведке 18-й армии дольше, чем мне было позволено, но, к моему большому огорчению, пришло время, когда капитан потребовал меня обратно.
Отряд ехал в Россию, ближе к фронту. Мне выдали автомат (до этого я имел только пистолет), и рано утром в конце сентября мы выехали. Я был взволнован, думая, что вот сейчас попаду в настоящую Россию, покинутую мной в 1919 году. Проехав приблизительно километров десять на восток, мы увидели большой ров, и капитан Бабель, остановив автомобиль, сказал: «Вот граница, вот Ваша родина» — и посмотрел на меня выжидающе. Я огляделся по сторонам и тоже стал ждать, что мне прикажет делать капитан. После минутного молчания капитан Бабель вдруг рассерженным тоном приказал ехать дальше. И только позже я узнал, что он ждал от меня каких-либо сентиментальных манифестаций, ибо были случаи, когда, например, один русский переводчик, переехав границу, вышел из автомобиля и стал целовать землю, стоя на коленях; другой объявил, что будет ночевать в лесу, чтобы всю ночь слушать русских соловьев, хотя, справедливости [ради] стоит отметить, что лег он недалеко от поста, памятуя, что партизаны существуют и менее безобидны, нежели соловьи; третий проявил свой патриотизм тем, что стал накладывать русскую землю в мешочки, чтобы отослать ее в Париж. Таких случаев было множество. Я же не обладал характером, способным на подобные сцены, а потому мой капитан, неоднократно слышавший о трогательных проявлениях любви к родине и желавший посмотреть на занимательную сцену, был мной разочарован.
Скоро мы приехали в Кингисепп (Ямбург). Город был русским и носил следы недавнего боя: улицы были пусты, там и сям лежали на них еще не убранные трупы. Мы проехали по дороге вдоль реки Усть-Луга и скоро увидели стрелявшую немецкую артиллерию; изредка залетали сюда и советские снаряды. Делать капитану здесь было нечего: стреляли сухопутные орудия (10,5 см)[556], и отвечали им такие же.
- Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады - Александр Рубашкин - О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Герои подполья. О борьбе советских патриотов в тылу немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны. Выпуск первый - В. Быстров - О войне
- Маршал Италии Мессе: война на Русском фронте 1941-1942 - Александр Аркадьевич Тихомиров - История / О войне
- Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг. - Сергей Яров - О войне
- Река убиенных - Богдан Сушинский - О войне
- Неповторимое. Книга 2 - Валентин Варенников - О войне
- Рассказы о героях - Александр Журавлев - О войне
- «Я ходил за линию фронта». Откровения войсковых разведчиков - Артем Драбкин - О войне
- Смертники Восточного фронта. За неправое дело - Расс Шнайдер - О войне