Красный Герцог (СИ) - Хохлов Владислав

Постепенно на звук пожара и запах дыма стали приходить люди. Кто-то бежал, кто-то быстрым шагом добрался до входа в дендрарий. Каждый без исключения был в панике от большой опасности прямо под носом. Только никто не знал, как реагировать на происходящее: всех сбивало с толку картина, как офицер сидел на каменном полу и невозмутимо смотрел на пожар, наслаждаясь каждой секундой. Когда кто-то начал принимать отчаянные действия по спасению дендрария, Генрих останавливал каждого, приговаривая, что осталось подождать ещё чуть-чуть. Пока время продолжало течь своим неостановимым потоком, ситуация вокруг становилась ещё хуже: огонь поднялся и покрыл стену замка копотью, создавая ужасную, чёрную и омерзительную на вид картину. От сильной концентрации дыма в воздухе, люди начали медленно задыхаться, испытывая сильное жжение в горле и лёгких, среди них была и Анна, которая оплакивала такую ужасную потерю.

— Пора, — сказал Генрих и отправился тушить огонь, чтобы прекратить весь этот ужас. По его подсчёту, времени с начала пожара должно было пройти достаточно, чтобы после огня ничего не уцелело, чтобы осталась только безжизненная и никому ненужная пустота. В течение нескольких минут все люди общими усилиями смогли потушить огонь, оставив только мокрый пепел и уголь.

— Что произошло? — спросил Франц у офицера.

— Я сжёг этот сад, — ответил Генрих.

Дальше никаких слов не последовало, все были просто обескуражены такому поступку, и, не могли найти подходящих слов. Генрих видел взгляды своих людей, сестры, доктора и маленькой няни. В них читалось непонимание и страх. Только офицеру все его поступки казались правильными и логичными, ему не нужно чтобы его понимали, только исполняли его приказы.

— Зачем?! — почти крикнула Анна. На её маленьком личике начали проявляться слёзы, что быстрым потоком обвивали щёки и собирались на подбородке. Её глаза дрожали в судорожном танце горя и утраты. Будто она предала материнские идеалы и ощущала на себе весь груз вины.

— Анна, послушай. Если бы ты и дальше находилась в этом саду, могло случиться что-то очень плохое. Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. — Генрих встал на колено и попытался обнять свою сестру, чтобы успокоить её, но та лишь испуганно отпрыгнула от своего брата.

— Безопасности?! — возразила Эльвира. — Ты чуть не сжёг весь замок! со всеми нами! Какая тут может быть безопасность?!

— Я не спрашивал вашего мнения, доктор. Не вам решать, где и как я буду оберегать свою сестру. Это была вынужденная мера, — ответил Генрих, смотря прямо в лицо Эльвиры.

Девушка, вслед за полученным ответом, взяла маленьких девочек за руки и отправилась внутрь замка. Некоторые солдаты тоже разошлись, на их лицах была ещё большая гримаса непонимания и неодобрения.

— Ты перестарался, — заметил Вольфганг, уходя со всеми остальными.

Теперь Генрих остался один. Окружающая его обстановка из пепла и копоти, создала сплошное тёмное море. Будто промокшая земля стала одной водой; она казалась мягкой и живой, словно, коснувшись её, можно утонуть. Офицер, стоящий в одном чёрном обмундировании, слился с этой ужасной картиной, визуально становясь единым целым с чем-то мёртвым, неодушевлённым, — это был последний фрагмент головоломки, что отображала то, что осталось от былой красоты. В полном одиночестве, Генрих подумал, что действительно перестарался, что сгоревший дендрарий никак не защитит Анну. Только план на самом деле был исполнен не до конца. «Они меня ещё будут благодарить» — подумал про себя Генрих, возвращаясь обратно в замок. Подойдя к знакомому ящику с припасами, он достал одну из противопехотных мин. Вернувшись на пепелище, юноша нашёл старое место, где был лаз в стене, и, закопал там мину, скрыв её под пеплом и землёй. Теперь одна из линий обороны была готова. Благодаря тому, что сада больше нет, никто не будет здесь находиться, то, никто не сможет случайно угодить в ловушку.

Генрих решил прогуляться по замку, пытаясь найти что-нибудь ещё, что поможет в обустройстве обороны. Встречая свободных от дел солдат, он рекомендовал им присоединится к работе. Встречные с большой неохотой соглашались, но скрывшись от глаз своего офицера, уходили по своим делам, игнорируя приказы командира, который — по их мнению — начал страдать паранойей. Генрих правильно представлял это, словно на затылке у него отросла новая пара глаз. Раньше он бы доверился своим солдатам, но сейчас требовалось прибегать в холодным расчётам. Но всё же, первые неповиновения со стороны подчинённых могли перерасти в предательство… И Генрих не мог отогнать эту мысль. Из всех солдат только Руди, как всегда слишком нервный, с большим энтузиазмом стал осматривать каждый угол замка, пытаясь найти что-нибудь опасное и полезное. Через какое-то время Генрих повстречал Франца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Сиги хочет поговорить, — доложил он, отдавая рацию офицеру.

— Слушаю.

— Генрих, долго мне здесь находиться? Я слежу за жителями из кустов, но они ничего особого не делают. Они только работали в огороде, похоронили двух человек и ходили друг к другу в дома, — слышался голос Сиги через скрип и треск рации.

— Ещё несколько часов и можешь вернуться в замок. Цейс возьмёт твою рацию и вернётся к дежурству.

— И ещё: что это было в замке? я видел огромный столб дыма!

— Ничего интересного. Займись работой.

Франц слушал весь разговор от начала и до конца, осознавая, какая неприятная и скучная работа выпала его друзьям. Никто толком ничего не знал о местных лесах, где точно обитали дикие животные. Генрих закончил разговор, протянув рацию обратно своему солдату.

— Ты настолько уверен, что они готовят нападение? — поинтересовался Франц.

— Нет. Я видел, какие слабые люди там остались, но рисковать не стану.

— Генрих, не пойми меня неправильно, но поступки, что ты совершаешь, пугают всех. Они слишком… суровы.

Офицер молча посмотрел на своего солдата. Францу показалось, будто его испытывают.

— На тебя это не похоже. Лучше отдохни пару дней, за последнее время случилось много событий, передай командование Вольфгангу.

— Нет.

Франц никак не ответил на отрицание офицера, отбросив попытки уговорить его. Если что-то произойдёт критичное, то он обратиться к Вольфгангу, даже если Генрих будет против. Через час офицер завершил обход замка, не успев посетить комнат, в которых никогда не был. Мысли, что он перестарался, выполняя свой план, с новой волной посещали его голову. Юноша решил передохнуть и отвлечься на что-то более спокойное. Единственный способ пробраться через стену был устранён, а наличие тайного прохода внутри самого замка казался просто немыслимым и нереальным. Дорога Генриха проходила мимо библиотеки, которая звучала более оживленно, чем раньше. Внутри старого помещения были все три девушки. Юноша остановился у двери и, слушая разговоры изнутри комнаты, вникал в происходящее, надеясь, что никто его не увидит за некультурным подслушиванием.

— Наверное, я прочитаю все эти книги только через много-много лет! Только некоторые не интересные… — раздался тихий и грустный голос Анны.

— Анна, не переживай на счёт сада, просто твой брат боится за тебя, и, не знает, как это показать. — Эльвира уже не первый час пыталась успокоить девочку, и, учитывая, что сейчас голос Анны был более спокойным, у доктора всё получалось как нельзя лучше.

— Он мог спросить меня, чего хочу я?

— Взрослые глупые, — заключила Клара, пытаясь поднять настроение своей новой подруге.

Подслушивая, Генрих услышал много чего интересного, но когда ему надоело это шутовство, то он решил войти. «Надеюсь, меня не выгонят» — подумал он. Даже несмотря на все его поступки, ему было бы желательно дальше держаться рядом с сестрой, ради поддержания семейных уз, и, для этого требовалось достаточно быть рядом с девочкой и уделять ей внимание. Генрих и забыл, когда последний раз просто сидел с сестрой и наслаждался приятными и спокойными вечерами, нуждаясь друг в друге. Он хоть и был с ней, когда читал дневники, но это было другое. Скорее всего, последний раз это было, когда он читал ей сказку ещё в родительском доме. Этот момент был будто из другой жизни, когда совершенно всё было иначе. Хоть прошло и более полугода, Генрих помнил тот день, будто он был вчера. Юноша не хотел, чтобы их семейные узы обрушились. Потеряв столь многое, он не мог себе позволить проигрывать дальше. Выпрямив свою осанку, Генрих постучал в дверь.