Родина – за нами! - Дмитрий Юрьевич Манасыпов

ставшими непослушными, лямку рюкзака, рванул на себя. Вернулся назад, осел, откинувшись на стену за спиной и схватившись за пробитое плечо, до возвращения одной длинной, хлещущей по сторонам очереди.

Но еще двое разведчиков не успели, сломанными куклами отлетая назад, расчерчивая совсем черный снег под собой ярко-красными росчерками. Штурмовик скрылся за углом, меняя коробку с лентой. Егеря, разом воспрянув духом, решили двинуться вперед. Якубовский, поскуливая как пес, успел кое-как замотать плечо и не дал им этого сделать. РПД дернулся, прижимая немцев к земля и вновь не давая поднимать головы. В сторону разведчика полетели гранаты, но отскочили от листов железа, стоявших горизонтально и играющих роль козырька. Грохнули за бревном, лишь добавив едкого дыма и не причинив никакого вреда.

— Хамзай! — Якубовский повернул голову. Невысокий разведчик с раскосыми глазами кивнул ему. — Им сейчас надоест, а вон там вертушки. Вам валить надо, но с ними не выйдет. А «драккены», смотри, уходят. На базу идут фрицы, как пить дать, боезапас кончился или топливо подходит.

Хамзай поднял глаза вверх и похлопал по «манлихеру». Якубовский сплюнул со злости, понимая, что товарищ прав и ничего другого им уже не осталось. Только бороться до конца, не сдаваясь и забрав как можно больше фашистов. Да и далеко ли уйдут ребята, даже если вертолеты немцев не станут подниматься в воздух, что вряд ли? То-то и оно, что недалеко, полягут вон там, в поле, не сумев пробежать трех-четырех километров до спасительного леска.

Мысли прервала цепочка разрывов, протянувшаяся по всей линии их обороны. Еремин вскрикнул, прижав руку к лицу. Через пальцы проступила кровь, пробежав вниз несколькими быстрыми каплями. Сбоку, чуть не зайдя им в тыл, неслась в сторону разведчиков здоровенная хрень в защите, только что выстрелившая в них из гранатомета. Всем повезло, что широкая полоса дыма обманула немца, принявшего не шевелящиеся тела мертвых разведчиков за живых и то, что они все-таки перегруппировались. Но опасности от это меньше не стало, немец приближался.

А второй, перезарядивший пулемет, вновь открыл огонь. Воздух снова наполнился грохотом выстрелов и свистом пуль, которые выбивая щепки из укрытия оставшихся в живых, пытались добраться до них. Штурмовик с гранатометом несся к ним, мелькая среди построек соседних дворов, не дававших ему возможности открыть прицельный огонь. Якубовский, оценив обстановку, поняв одно: если не успеют ухайдакать гранатометчика, то все, полная хана. Поднять им головы и перегруппироваться пулеметчик не даст. Он посмотрел на тех, кто были рядом, увидев во взглядах тоже самое. Разведчик хмыкнул, принимая решение. Да, до смерти осталось всего ничего, но если не попытаться дать возможности уйти остальным, то…

— На, сука, получай! — Еремин не выдержал, сорвавшись с места и шагнув в сторону немца, показавшегося за полуразваленной пристройкой. Боец встал во весь рост, бросаясь вперед. Высокая фигура немца, странная, широченная и угловатая, не успела уйти с линии огня АСД разведчика. Пули простучали поперек груди, сумев найти слабые места в сочленении защиты шеи и плечевого пояса. Три вошли с левой стороны нижней челюсти, разбрызгав крошево осколков кости, зубов и ошметков мяса с языком. Громадный штурмовик, весь покрытый броней, обтянутой зимним камуфляжем, тяжело завалился на спину, разнеся в щепки остатки невысокого хлипкого заборчика.

Гранатомет все же успел выстрелить, пусть и немного. Палец уже мертвого штурмовика надавил на толстую скобу, выпустив три заряда. Но и этого хватило. Еремина закрыло поднявшимся от разрыва гранаты облаком дыма, гарью и снежным крошевом. На общем грязно сером фоне, отчетливо мелькнули алые пятна, разбрызгавшиеся во все стороны. Разведчика разорвало пополам, разметав во все стороны. Якубовский высоко взвыл, схватившись за ногу. Острый, как хорошо правленая опасная бритва, осколок вспорол ногу, чуть выше колена. Кровь ударила с небольшим замедлением, но сразу и сильно.

Со стороны залегших немцев вновь раздались короткие очереди, выбивая четкий ритм. Немец с пулеметом, учел опыт двух погибших собратьев, прикрывался всем, что осталось от строений, пока не горевших. Его темный силуэт терялся в расползающихся вокруг плотных клубах дыма. Разведчики вжимались в снег, не имея возможности не отползти дальше, не ответить врагу как следует. Вспышки пламени, мелькающие над компенсатором, давали возможность зацепить его взглядом, но не более. Егеря, которых он прикрывал, начали продвигаться вперед.

Якубовский, над головой которого резко свистнуло сразу несколько пуль, покачал головой. Дела стали совсем хреновыми, выхода он практически не видел. Надо бы прикрыть ребят, дав им возможность идти на прорыв. Но этот гребаный немецкий живой танк не давал даже малейшей возможности. Неожиданно выстрелы прекратились.

— Это чего еще такое? — Хамзай осторожно выглянул в просвет между досками. — Никак немчура чего надумала?

— Сейчас сдаваться будут предлагать. — Предположил Христенко, пользуясь моментом и проверяя ПСО[37] на винтовке. Покрутил головой, смотря на трех выживших товарищей. — А что, думаете, не будут?

Снайпер оказался прав. Прошло совсем немного времени, и над размочаленной деревянной будкой уличного туалета поднялся ствол «манлихера», на конце которого виднелось небольшое и относительно чистое белое полотенце. Обычное белое полотенце, всегда лежавшее в рюкзаке каждого педантичного Ганса, Пауля или Вилли.

— Эй, русскийе! — вслед за «белым» флагом там же показалась голова в шлеме, обтянутом капюшоном от маскировочного халата. — Не стрельяйте, переговоры!

— Че те надо, фриц? — Якубовский крикнул, не приподнимаясь из-за укрытия.

— Зачьем стрелять? Прощье сдаться. Врачи, банья, отдых…. Сдафайтесь, русские. Огонь открывать не будьем, найн. Руки ввьерх и выходитьите.

— Мы подумаем. — Якубовский вздохнул. — Эй, Ганс, или как там тебя⁈

— Чьто? — Немец вновь появился над заборчиком.

— Пока думаем, может, сигарет кинешь? У нас кончились.

— Коньечно, лови, Иван. Сдафайтесь, сигареттен у нас много.

Пачка дешевых солдатских «Спорт» шлепнулась рядом с сержантом. Тут же приземлилась плитка «Шокаколы».

— Вот дурной немец-то, а? — Якубовский взял пачку, держа ее подрагивающими пальцами. Открыл, достав сигарету, помял, понюхал. Запах был неплохим, сладковатым. Сержант не курил и сейчас, чиркнув спичкой, неумело затянулся, закашлявшись.

— Ты чего? — четвертый из выживших разведчиков, сорокалетний Иваныч покосился на него.

— Ниче… курю вот. Будешь? — сержант снова закашлялся, скривился, когда задел распоротой ногой за ручку РПД.

— А чего не покурить, да, сержант? — Иваныч прикурил от своей, сделанной из патрона, зажигалки. Затянулся дымом, прищурился, хитро глядя на Якубовского. — Особенно если в последний раз-то…

— Точно. — Сержант широко улыбнулся, глядя на него. Рука прошлась по коробке с оставшейся лентой,