Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ) - Оксана Токарева

Смородину Калинова моста, который во время перехода через перевал показывал Лева. Сумрак сгустился, сделавшись угрожающим, грозя поглотить и перемолоть в своих ненасытных жвалах. Подступающая со стороны Нави тьма словно издевательски насмехалась звучавшим где-то в глубине сознания ехидным скрипучим голосом:

«Куда ты пришла? Прямиком ведьме в зубы? То-то Карина тебе обрадуется. Она уже тебя заждалась. Неужели ты думаешь, что у тебя что-нибудь получится? Ты бы уже давно все провалила, если бы не друзья. Они тебе и встречи со всадниками помогли избежать, и через заставы провели. А сама-то ты пока что делала? Шла следом за провожатыми и выполняла их указания? Теперь рядом никого нет, тебе никто не поможет. Может быть, не поздно еще повернуть».

«И провести ночь под открытым небом посреди враждебного леса, где рыщут всадники и бродят порождения Нави?»

Трудно сказать, что оказалось сильнее: наложившиеся друг на друга непримиримым противоречием страхи или мысль о заточенном где-то в глубинах неприглядной хоромины Филиппе, на которую навело взволнованно затрепетавшее возле сердца перо. Но Ева решительно поднялась по зловеще скрипнувшим ступеням и, взявшись за массивное кольцо, выполненное в виде свернувшейся, такой знакомой змеи, разве что без изумрудных глаз, решительно постучала.

Ответили ей не сразу. Ей пришлось трижды повторять стук, который звучал, как ей казалось, тише готового выпрыгнуть из груди сердца, прежде чем где-то в глубине дома раздался недовольный женский голос, похожий на тонкий визг электропилы:

— Кого там леший несет на ночь глядя?

Ева, как наставляла волчица, приняла согбенную позу и жалобно запричитала:

— Пустите, люди добрые, переночевать! Меня мачеха за огоньком послала, а я заплутала, с дороги сбилась.

— Да где же живет твоя мачеха? — удивленно спросил еще один голос, низкий и грудной, отдаленно напоминающий урчание засасывающей добычу трясины. — До Медного царства отсюда не менее трех дней пути.

— Вот я столько времени по здешним лесам и плутаю, — ухватившись за поданную идею, расплакалась Ева.

Благо, притворяться ей почти не пришлось. Напряжение последних часов требовало выхода.

— Мы с сестрами и мачехой в Красной слободе живем, неподалеку от Ярилина городища. Я хотела у соседей взять, а мачеха говорит, иди к реке Смородине. Принесенный оттуда огонь никогда не гаснет.

— Так она тебя на погибель послала, — равнодушно хмыкнула обладательница тонкого визгливого голоса, приотворив дверь и с интересом разглядывая Еву.

— Никому, кроме самых могучих кудесников, не под силу тот огонь добыть, — своим грудным контральто подтвердила ее товарка, показываясь из-за двери.

— Так что же мне делать? — еще пуще заплакала Ева. — Мачеха сказала без огонька не возвращаться. Может быть, мне можно остаться у вас? — с надеждой глянула она на окутанных густой тенью собеседниц. — Вам прислужница случайно не нужна? Я могу стирать, убирать, обед готовить, за скотиной ходить.

— Нет у нас никакой скотины, — недружелюбно повела длинным крючковатым носом обладательница скрипучего голоса, оказавшаяся долговязой и тощей не хуже иных фотомоделей, но при этом удивительно несоразмерной и несуразной.

— Скипер не в счет, — хохотнула ее товарка, внушительным габаритам которой позавидовала бы даже Ксюша.

— Я еще могу шить, вышивать, за больными ходить, — поспешно перечисляла Ева. — Воду носить, печку растапливать, золу выгребать.

Собеседницы, в которых Ева, приглядевшись, узнала двух кикимор, которые помимо Танечки прислуживали Карине, а в одном из видений лечили Филиппа и пили его кровь, переглянулись.

— Ну как ты считаешь, Мшара, — задумавшись, поправила неопрятно свисающую прядь зеленоватых волос толстуха. — Может, и вправду пустить. Пускай она за нас всю работу выполняет. А мы лучше полежим да поболтаем, а хозяйке скажем, что это мы такие пословные да расторопные.

— Да ты погоди тут строить планы, Няша! — строго оборвала товарку тощая Мшара. — Надо сначала глянуть, какая из нее работница.

— А что там глядеть? — беспечно махнула пухлой рукой Няша, названная так явно не из-за любви родителей к аниме, а получившая имя в честь илистой топкой заводи. — Не справится или подведет — мы ее съедим.

— Да кому она нужна! — плотоядно принюхавшись, разочарованно протянула Мшара, которой не пришлась по вкусу и пролитая в Слави кровь Филиппа. — Тень бесплотная из чертогов предков. Главное, чтобы Скипер не дознался. Слыхала же, что хозяйка велела докладывать обо всех, кто придет.

— Так это она имела в виду живых, — махнула рукой Няша. — Надеется, что хозяйка пера к ней пожалует. Хотела бы я посмотреть на такую дуру, которая по своей воле голову в западню сунет.

— Да кто их, живых, знает!

Конечно, перспектива стать обедом для кикимор вызвала у Евы оторопь. Потому слова Мшары про бесплотную тень, которые при других обстоятельствах могли бы вызвать легкую жуть, ее немного успокоили. Пока все шло по плану, и морок волчицы удался. Однако, поскольку образу бедной сиротки страх вполне соответствовал, стоило подыграть.

— Не надо меня есть! — пролепетала Ева подобострастно. — Я буду стараться!

Кикиморы рассмеялись неприятным лязгающим хохотком и впустили ее в запущенную грязную прихожую, откуда провели в пыльный чулан под лестницей, заваленный каким-то хламом, где с трудом отыскивались метелки и швабры, для хранения которых он, похоже, предназначался.

— Сегодня уже поздно, — пояснила разухабистая Няша. — Переночуешь здесь. Завтра примешься за работу.

Мшара пока оглядывалась по сторонам, прислушивалась и принюхивалась, по-видимому, тоже опасаясь совмещавшего у Карины обязанности телохранителя и дворецкого Скипера. Ее вытянутая костлявая физиономия в неверном свете напоминала обтянутый угреватой кожей и явно не совсем человеческий череп с торчащими клыками и набором бородавок.

Ева, конечно, никогда не страдала лукизмом и к людям с особенностями относилась с пониманием и сочувствием. Вот только уродство кикимор, как и безобразие стражников на заставах, заключалось не столько в несуразности или невероятной даже по меркам Слави неопрятности. Оно слишком ярко обнажало внутреннюю суть. Навь неспособна творить. Только поганить, заполняя тьмой тех, кто принял ее. Что же до кикимор, то присущая им, как и всем духам природы, изначально созидающая сила давно иссякла, вытесненная завистью и злобой.

Хотя дневные испытания вымотали Еву, глаза ее слипались, а руки и ноги ныли, требуя отдыха, ей едва удалось сдержать вздох разочарования. Она ведь надеялась уже сегодня увидеть Филиппа. Впрочем, возражать она не стала, решив, что завтра за день сумеет лучше изучить обитателей терема и втереться в доверие. Спала она, впрочем, плохо и поминутно просыпалась от ударов колотившегося в грудную клетку сердца. То ей казалось, что Мшара и Няша передумали и все-таки решили ее съесть, то слышались крики и стоны Филиппа, хотя вроде бы Карина велела его не трогать. В любом случае близость возлюбленного и мысли о том, удастся ли все-таки ему помочь