Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями) - Адамсон Джой

В африканской больнице в Эмбу мне сделали перевязку, инъекцию от столбняка, дали несколько обезболивающих таблеток и одеяло — надо было согреться, у меня зуб на зуб не попадал от пережитого потрясения. Врач сказал, что мой африканский пассажир получил только несколько царапин и завтра же сможет вернуться домой. Мы оставили ему денег на еду и на обратный билет и поехали дальше, в Найроби, — нам оставалось проехать еще восемьдесят миль. К больнице мы подъехали в девять часов вечера — прошло уже шесть часов с тех пор, как случилось несчастье, и мне стало совсем плохо. Но мне повезло: мой старый друг, хирург Джеральд Невилл, был поблизости и немедленно приступил к операции; она продолжалась три часа. Хотя тело у меня превратилось в сплошной синяк, расцвеченный всеми цветами радуги, но серьезно была повреждена только правая рука.

С тыльной стороны была содрана кожа, сухожилия порваны, а кости смещены примерно на сантиметр.

Сейчас можно было сделать только одно — натянуть на рану лоскут кожи. Когда же лоскут приживется, придется пересаживать новые сухожилия из моей ноги в руку — значит, примерно через полгода мне предстоит следующая операция. За месяц, который я провела в больнице, у меня хватило времени подумать о том, как мне повезло, что я вышла живой из этой катастрофы. И эта мысль утешала меня каждый раз, когда на меня нападала хандра, — ведь я знала, что пройдет не меньше двух лет и понадобится не одна операция, прежде чем я снова смогу пользоваться правой рукой, если вообще смогу…

Теперь, конечно, и думать было нечего о том, чтобы брать к себе двух маленьких леопардов (через несколько месяцев они станут слишком взрослыми для выпуска на свободу). Самая моя неотложная задача — найти кого-нибудь, кто помог бы кормить гепардов, да и мне понадобится помощь в самых простых делах, я не смогу сама ни одеться, ни умыться, ни нарезать еду, и со многими другими делами мне уже не справиться в одиночку. На мое счастье, в это время в Кению приехала молодая американка Мери, которая срочно искала работу. Больше всего ей хотелось работать с животными и жить в зарослях; это было как раз то, что мне нужно, и вдобавок она уже умела печатать на машинке и водить автомобиль. Так что мы выхлопотали ей разрешение поступить на работу — учитывая все обстоятельства, ей пошли навстречу, хотя она и не была гражданкой Кении.

Все это время Джордж и Джон по очереди возили Локаля и Стенли к нашим гепардам — они держались далеко от лагеря, возле Фотодерева.

Постепенно они переместились поближе и перешли к Охотничьей акации, в полумиле от нас, за рекой. Пиппа никогда еще не подходила так близко к нашему лагерю с теперешними детьми, хотя с Мбили, Уайти и Тату она часто бывала возле Охотничьей акации. Это было очень удобное дерево — гепарды отдыхали и ели в его густой тени, скрытые от грифов, которые могли бы выдать их присутствие другим хищникам. Кроме того, с нижних ветвей можно было отлично осматривать всю окружающую местность, так что гепарды легко замечали машины, подъезжающие к моему лагерю, и могли держаться подальше от чужих людей.

Пиппу с семьей наши помощники видели каждый день — за одним только исключением, — поэтому они были уверены, что, пока меня не было, она ни разу не убивала добычу.

Когда я с Мери вернулась — это было 22 февраля, ровно через месяц после происшествия, — Пиппа с утра увела детей к дороге примерно в миле от лагеря. Следующие дни она уходила все дальше, пока не отыскала недавно вырытый карьер, из которого брали гравий, возле Васоронги, в пяти милях вверх по течению. Директор заповедника решил перевести Управление заповедника из Скалы Леопарда в эти места, и гравий понадобился ему, чтобы засыпать строительную площадку. Дорожные работы были на время прекращены, и наши гепарды стали Властелинами Большой Ямы. Она оказалась волшебной страной для игр — сколько там было разных насыпей и закоулков!

Я не знала, как гепарды отнесутся к Мери. Она вела машину, и мы решили, что она не будет выходить из лендровера, пока они не привыкнут к ее присутствию. А чтобы облегчить знакомство, мы захватили с собой целую овцу. Я прогудела знакомый сигнал, и гепарды очень скоро явились. Не обращая внимания на белые бинты у меня на руке и на ноге, малыши набросились на тушу, а Пиппа села рядом и смотрела, как они теребят и дергают шкуру, стараясь добраться до мяса. Я села рядом и гладила ее, а она, мурлыкая, лизала мне руку. Как часто я мечтала об этом, лежа в больнице! И теперь я была совершенно счастлива — я знала, что и она тоже радуется нашей встрече. Малыши выглядели отлично, хотя у них уже выпали все молочные зубы. Я разглядела, что постоянные клыки выросли на два миллиметра — малышам уже исполнилось семь месяцев и десять дней. Пока меняются зубы, им ужасно трудно жевать, а тем более вскрывать тушу, и я им очень сочувствовала, видя, как они отчаянно пляшут вокруг туши, непрерывно теребя ее.

Меня очень обрадовало, что, несмотря на мое долгое отсутствие, малыши по-прежнему мне доверяют. Сомба бросилась было на меня, но, услышав решительное «фу!», успокоилась и даже разрешила мне скормить ей из рук немного внутренностей. Биг-Бой в поощрении не нуждался и живо уплел все, от чего отказались остальные. Только Тайни все еще дожидался уговоров и предпочитал лучше остаться без еды, чем ввязываться в драку.

Внезапно вдалеке показались три страуса. Все гепарды тут же вскочили и с рычанием проводили злыми глазами птиц, которые неторопливо шествовали дальше. Гепарды снова начали есть только тогда, когда «поставили часового» наблюдать за страусами, пока те не скрылись из глаз. Вскоре я вздрогнула, услышав ярдах в пятистах от нас шум трактора. К моему удивлению, гепарды и ухом не повели; впрочем, они точно так же никогда не обращали внимания и на самолеты.

Мери все утро просидела в машине, и Пиппа, быстро познакомившись с ней, как будто бы приняла ее в компанию. На следующее утро гепардов нигде не удалось обнаружить. Мне это было даже на руку, потому что мясо у нас кончилось и я могла предложить гепардам только молоко.

Немного позже я повезла троих друзей осматривать парк. По дороге мы еще раз остановились у карьера и увидели гепардов на самом открытом месте — они явно нас поджидали. Мои друзья, разумеется, остались в машине, а я понесла тазик с молоком малышам. От жадности они сунулись к молоку все втроем, столкнувшись головами, и едва не пролили все на землю. Особенно трудно было удерживать тазик одной левой рукой, и мне очень хотелось, чтобы Мери поскорее подружилась с гепардами и помогала бы мне кормить их.

На другой день у меня оказалось для гепардов редкое лакомство — мясо буйвола, отстрелянного для контроля. Я часто задумывалась, отчего гепарды так любят мясо буйволов и зебр — ведь этих животных им почти никогда не удается убить, разве что самых маленьких. Но они просто обезумели, когда мы дали им мясо, и наелись так, что животы у них чуть не лопались. Особенно поразила меня Сомба — я никак не ожидала, что она способна съесть столько мяса за раз, при этом так яростно вырывая у Пиппы все лакомые кусочки. Главной ее заботой было следить, чтобы никто другой не съел больше, но тем не менее она успела два раза броситься на меня, когда я доливала воду в тазик, и оба раза я остановила ее твердым «фу!». Когда она поняла, что не в силах больше проглотить ни кусочка, она уселась рядом со мной, не спуская с меня глаз. Нас разделяло всего несколько сантиметров, и хотя я рисковала — она могла порвать меня — я все же выдержала ее долгий испытующий взгляд, в котором, казалось, был вызов: посмотрим, кто из нас главнее!

Я сидела совершенно неподвижно и только смотрела ей прямо в глаза, и это длилось долго-долго — пока наконец она не успокоилась и не улеглась. Теперь, больше чем когда-либо, я была убеждена в том, что Сомба злится лишь тогда, когда ее подстрекают инстинкты защиты еды или своей территории, а как только она поймет, что на ее права никто не посягает, она становится такой же мирной, как и ее братья. Биг-Боя ничто не могло вывести из равновесия, он был невероятно покладист и уверен в себе. И остальные двое почти никогда не пытались вырвать у него еду, а с Пиппой схватывались то и дело. Но теперь-то все семейство так наелось буйволиного мяса, что никому не хотелось ссориться, оставалось только лежать, отдуваясь, кверху животами.