Бунт Хаус (ЛП) - Харт Калли

Маленькие мальчики и девочки, которым в ее рассказах выпадала ужасная судьба, всегда были плохими детьми. Они не слушали старших, плохо себя вели, были непочтительны, никогда не делали того, что им говорили, и за это их жестоко наказывали.

Марипоза надеялась, что ее горестные рассказы преподадут нам, бедным сиротам-близнецам, урок, и мы встанем на путь истинный. К сожалению, ее страшные истории преподали мне только один урок: лучший способ не бояться чудовища — это стать им.

Я расскажу Элоди все, что она захочет узнать — если она захочет узнать — все до мельчайших подробностей о том, что случилось с полковником Стиллуотером в тот уик-энд, когда я потащил Дэшила и Пакса на самолете через полмира, чтобы помочь мне поймать этого ублюдка. Я сяду рядом с ней и пройду через все это шаг за шагом. Но не думаю, что она хочет этого прямо сейчас. Думаю, что прямо сейчас ей нужно осознать тот факт, что она свободна, и тайна, которую она хранила, больше не должна грызть ее душу. Она может выйти из темноты на свет, и да поможет мне Бог, я буду готов и буду ждать ее там, когда она это сделает.

А пока единственный вопрос, который она задает: — Если это случилось несколько недель назад, почему они ничего не сказали? Почему они не сказали мне, что на него напали?

Я рассказываю ей все, что знаю, стараясь не приукрашивать факты.

— В первые дни после того, как его доставили в больницу, они не знали, кто он такой. При нем не было никаких документов, и лицо его было, э-э, распухшим до неузнаваемости. Затем военная полиция установила связь и перевезла его в армейское медицинское учреждение. Твой отец пробыл там достаточно долго, чтобы настоять на том, что он не хочет, чтобы тебе говорили о случившемся. После этого его поместили в медикаментозную кому, чтобы он мог исцелиться. Мой контакт говорит, что он не может получить доступ к любой дополнительной информации, не поднимая красных флагов, так что это все, что я могу тебе сказать.

Она машинально кивает, впитывая эту информацию.

После всего, что я сделал, я ожидаю, что она отшатнется от меня, но она этого не делает.

Мы остаемся в отеле до вечера воскресенья, и я слишком привыкаю к тому, что Элоди засыпает в моих объятиях. Это самый пугающий, неземной опыт, который я когда-либо переживал. Я так заворожен звуком ее медленного, ровного дыхания, что сам едва успеваю заснуть.

Дорога обратно в Вульф-Холл проходит в полном молчании. Впрочем, это вовсе не неловкое молчание. Элоди спокойна и довольна, и кладет голову мне на плечо, наблюдая за тем, как мир пролетает мимо окна, потирая ладонью внутреннюю сторону моего бедра.

Она продвигается все ближе и ближе к моей промежности, ее движения становятся все более медленными и дразнящими, и в конце концов мне приходится съехать на обочину, чтобы отрегулировать свой неистовый стояк.

— Ты чертовски опасна, — рычу я, искоса бросая на нее напряженный взгляд. — Как парень может сосредоточиться на дороге, когда девушка рядом потирает его член?

Я ничего от нее не жду. Я не прикасался к ней с тех пор, как мы поговорили о том, что случилось с ней в Тель-Авиве. Во всяком случае, не в сексуальном плане. Я целовал ее и обнимал, но в остальном я ждал, когда она сделает первый шаг. Она делает это сейчас, припарковавшись рядом с вязами, положив свою руку прямо на мой член и сжимая его так сильно, что это граничит с болью.

— Хрен знает, как ты будешь концентрироваться, когда я возьму твой член в рот, — говорит она. — Езжай.

Я смеюсь.

— Ты хочешь, чтобы мы оба умерли?

Она прикусывает кончик языка, расстегивает пуговицу на моих джинсах и медленно, многозначительно стягивает молнию на ширинке.

— Я видела, как ты водишь машину. С нами все будет в полном порядке. Просто смотри на дорогу, Джейкоби.

В свое время я много ездил по дорогам, но с Элоди все по-другому. Когда её сладкий, идеальный маленький ротик так нерешительно и нежно обхватывает меня, это чертовски убивает меня. Я не хочу убивать нас до того, как у нас появится шанс на нормальную совместную жизнь, как бы она, эта жизнь, ни выглядела. Элоди скользит рукой вниз по моим боксерам, пальцами крепко сжимает мой член, и освобождает мою эрекцию. Ее глаза расширяются, когда она смотрит вниз на набухший, блестящий кончик моего члена.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мне ведь не придется повторять тебе дважды, правда? — спрашивает она.

А теперь она еще и нахально издевается надо мной? Мне это нравится. Тем не менее, я беру ее за запястье и останавливаю, чтобы она не пошла дальше.

— Я заключу с тобой сделку. Ты позволишь мне съесть твою киску на капоте этой машины, а я позволю тебе делать со мной все, что ты захочешь, когда мы вернемся в академию.

Элоди смотрит на меня как на сумасшедшего.

— На капоте машины? Этой машины? Прямо сейчас? На обочине дороги?

Она никогда на это не согласится.

— Да.

— Где кто-нибудь может проехать мимо и увидеть?

— Да.

— И нас могут арестовать?

— Точно.

— Ладно, хорошо. — Она смотрит на меня вызывающими голубыми глазами, вызывая меня сделать это, черт возьми. Она не думает, что я это сделаю. О Боже, неужели ей еще многое предстоит узнать обо мне. Когда я говорю, что собираюсь что-то сделать, я точно это делаю.

— Отлично. Снимай штаны. Я хочу, чтобы твоя голая задница оказалась на капоте в ближайшие три секунды, или я заставлю тебя пожалеть, что ты не держала свои руки при себе, Стиллуотер.

Она замирает, но только на долю секунды. Затем выходит из машины. Я следую за ней, готовый преследовать ее вокруг машины, если она будет плохо себя вести, но она запрыгивает на капот Мустанга и откидывается на локти, бросая на меня соблазнительный, дразнящий взгляд, который заставляет мои яйца пульсировать. Боже, я так сильно хочу ее трахнуть.

— Ты что, так и будешь там стоять? — спрашивает она, и ее губы изгибаются в многозначительной улыбке.

Я засовываю руки в карманы, перемещая свой вес на одно бедро.

— Я жду, когда эти штаны исчезнут. Впрочем, не обращай на меня внимания. Ты представляешь собой очень приятное зрелище.

Она слышит боль в моем голосе? Как далеко я позволю себе упасть? Насколько сильно будет больно, когда эта девушка наконец поймет, какой я кусок дерьма, и отшвырнет мою задницу в сторону? И почему я продолжаю переживать эти мгновения паники ни с того ни с сего, как будто я всего лишь на волосок от катастрофы?

Я знаю ответ на последний вопрос, хотя и делаю вид, что не знаю. Легче притворяться, чем смотреть правде в глаза. Я не очень хороший, не благородный и не добрый человек, и эта новая кожа, которую я сейчас ношу, кажется мне красивым костюмом, который я украл. Он не принадлежит мне, и в какой-то момент кто-то захочет его вернуть. Впрочем, он мне подходит. И мне чертовски нравится его носить. Я не собираюсь снимать его без боя.

От яркого звука ее смеха мне тоже хочется смеяться.

— Я уверена, что у тебя было много девушек, растянувшихся на капоте этой машины, — размышляет она.

Я прикусываю губу и быстро качаю головой.

— Что? Нет? — Она снова смеется, и этот звук разносится высоко над верхушками деревьев, стоящих вдоль дороги. — Я в это не верю. Я первая?

Я придвигаюсь ближе, так что мои голени упираются в крыло, и кладу руки ей на бедра.

— Возможно, тебя это удивит, но ты уже забила несколько моих первых голов, малышка Эль. Первая девушка, которую я когда-либо приводил домой. Первая девушка, которую я назвал своей девушкой. Первая девушка, которую я когда-либо любил. — Последнее признание далось мне нелегко. Оно застревает у меня в горле, не желая выходить наружу. Я говорю это робко, не в силах смотреть ей в глаза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она садится, нежные пальцы гладят мою щеку, мягко поворачивая мое лицо так, чтобы я смотрел на нее.

— Значит, мы в одной лодке, — шепчет она. — Ты первый парень, в которого я влюбилась.

Я хватаю ее за руку и прижимаюсь губами к внутренней стороне ее запястья.

— Первый — это хорошее начало, — бурчу я. — Но я планирую быть единственным парнем, которого ты любишь, малышка Эль. На все оставшееся время.