Сергей Круглов. Два десятилетия в руководстве органов госбезопасности и внутренних дел СССР - Юрий Богданов

В 1948–1949 годах в Министерство внутренних дел СССР с мест постоянно поступали докладные записки от начальников областных управлений МВД о приёме, расселении и трудоустройстве депортированных во исполнение приведенных выше постановлений правительства всё новых партий то выселенцев-дашнаков из Молдавии, то греков и турок из Закавказских республик, то семей кулаков и бандитов из Прибалтики, то бывших помещиков, крупных торговцев и активных пособников немецких оккупантов из Молдавской ССР, то спецпереселенцев-указников (то есть «тунеядцев», выселявшихся по указу Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 года) со всех краёв, то «иноподданных и лиц без гражданства» из Грузии. Прибывавшие контингенты расселялись в Казахской ССР, Якутской и Бурят-Монгольской АССР, Красноярском, Хабаровском и Алтайском краях, Омской, Томской, Курганской, Кемеровской, Тюменской, Читинской, Иркутской, Амурской и Новосибирской областях. И опять, как и раньше, в ряде районов все переселенцы были «размещены в квартиры, пригодные для жизни в зимних условиях», и трудоустроены. В других местах строившиеся «дома барачного типа» закончены не будут «за недостатком стройматериалов». В совхозе «Таёжный» Норильского ИТЛ и комбината МВД, например, 67 человек указников вместе с 38 членами их семей (в том числе 29 детей) были размещены «в одном бараке, очень скученно, окна в нём не застеклены, нет топлива и вообще без капитального ремонта барак в зимних условиях к жилью не пригоден». В докладных отмечалось, что многие люди «прибыли на поселение, не имея денег, продуктов, предметов домашнего обихода и теплой одежды, в результате чего в настоящее время испытывают материальные затруднения». В некоторых из выселенных семей не имелось ни одного трудоспособного человека. «Мотивы выселения этих лиц из республик Кавказа нам не ясны», — жаловался в своей докладной записке начальник УМВД по Алтайскому краю. В таких случаях на полях докладных московским руководством делались пометы: «Передайте указания министру (соответствующей отрасли)» для принятия необходимых мер.

После приёма, расселения и трудоустройства местными органами МВД «главное внимание было уделено тому, чтобы установить режим в местах поселения, обеспечить административный надзор за выселенцами и создать среди них агентурный аппарат, способный предупреждать побеги с места поселения». Во всех спецкомендатурах выселенцы-переселенцы заносились «в книги посемейного учёта» и под расписку предупреждались об ответственности за побег. На путях вероятного следования беглецов создавались дополнительные группы содействия задержанию лиц, «отлучившихся за пределы спецкомендатуры без разрешения органов МВД».

Абсолютное большинство трудоспособных переселенцев в сложившихся (прямо скажем, безвыходных) условиях добросовестно работали, в ряде случаев значительно перевыполняя заданные нормы, за что получали достаточно хорошее денежное вознаграждение. За беспричинный отказ от работы виновные привлекались к уголовной ответственности. Но случалось и такое, как, к примеру, по тресту «Хакасзолото»: прибывшие на поселение в августе и сентябре 1949 года «указники узбеки, казахи, туркмены и другие (всего 88 человек) не акклиматизировались, к тяжёлому физическому труду на приисках не привыкли и дневные нормы выработки не выполняют». Все равно, трое из них «за отказ от работы привлечены к уголовной ответственности» [45].

В связи с тем, что постоянное перемещение больших масс людей создавало огромные трудности с их размещением, обеспечением и трудоустройством и, таким образом, серьёзно нарушало установившуюся работу совхозов и промышленных предприятий, министр внутренних дел СССР Круглов С.Н. неоднократно обращался в Совет Министров СССР с просьбами об оставлении «на поселении навечно» некоторых категорий спецпоселенцев — поляков, «власовцев», «фольксдоче», членов семей «оуновцев» — и о распространении на них действия Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 года об уголовной ответственности за побеги. Например, в 1936 году в Казахскую ССР были выселены «как политически неблагонадёжный элемент лица польской национальности», проживавшие в пограничных районах Украины и Белоруссии. В сентябре 1947 года, когда встал вопрос об окончании срока ссылки, «появились тенденции к массовому возвращению» поляков на Родину. В связи с этим возникла угроза оставления выращенного урожая на полях, поскольку некоторые колхозы полностью состояли из польских спецпереселенцев. Такие же трудности возникали и на других предприятиях, подневольные труженики которых, получив свободу, могли, отправившись к прежним местам проживания, оставить без рабочей силы шахты, рудники, заводы, строительства и другие производственные объекты. Установленных планов выпуска продукции при этом никто не изменял [45].

На совещании руководства МВД СССР 30 декабря 1949 года министр внутренних дел Круглов С.Н. поручил Отделу спецпоселений выяснить, как проводилось школьное обучение детей выселенцев-спецпоселенцев. Оказалось, что по состоянию на 1 января 1950 года в местах расселения было учтено 460 тысяч детей школьного возраста, из которых 80 процентов обучалось в начальных и средних школах, но 91943 ребенка не были «охвачены учёбой». Основной причиной непосещения школ являлось тяжёлое материальное положение родителей или родственников, на иждивении которых находились дети, вследствие чего ребятишки не имели зимней одежды и обуви или вынуждены были вместе со взрослыми работать на производстве для получения средств к существованию. Кроме того, в ряде мест расселения не было школ, либо они находились слишком далеко. Значительная часть детей не училась из-за отсутствия в школах старших классов. Наибольший процент не охваченных учёбой детей относился к «кавказским контингентам», поскольку среди взрослых имелось большое количество неграмотных (по всем контингентам выселенных — свыше 352 тысяч человек), которые сами не проявляли «необходимой заботы об устройстве своих детей в школы». Другим препятствием являлось незнание русского и местных языков, которые использовались в школах. При этом переселенцы с Кавказа и из Прибалтики, проявляя «националистические тенденции», в ряде случаев запрещали своим детям учиться не на своём родном языке. Описанная ситуация сложилась, по мнению начальника ОСП МВД СССР Шияна В.В., вследствие того, что местные советские и партийные органы недостаточно внимания уделяли вопросу обязательного семилетнего обучения детей выселенцев-спецпереселенцев, а органы МВД на местах мало занимались вопросами всеобщего обучения детей и недостаточно ставили вопрос перед органами власти, а также не изучали в процессе своей работы «национальные особенности контингентов» и не принимали мер «к изжитию национальных пережитков». В целях устранения «недочётов» в школьном обучении детей выселенцев-спецпереселенцев начальник ОСП предлагал поставить этот вопрос перед Советом Министров СССР и дать указание местным органам МВД проинформировать республиканские, краевые и областные советы депутатов трудящихся о состоянии школьных дел [45].

В феврале 1950 года министр госбезопасности Абакумов В.С. представил на имя Сталина И.В. вполне обычную записку с информацией о состоявшемся 10 февраля этого года очередном заседании Особого совещания МГБ, на котором были рассмотрены дела на 1599 человек. При этом к заключению на 25 лет оказались приговорены 34 человека, к ссылке под надзор органов МГБ («шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков и участников других антисоветских организаций и групп») — 115 человек и к высылке под надзор органов МВД («членов семей националистических банд и их пособников») — 1286 человек. Обычно Сталин И.В. просто прочитывал такие сообщения и принимал к сведению, но на этот раз начертал на докладной резолюцию: «А кто отвечает за побеги?». Эти несколько неопределённых слов привели к тому, что встал вопрос о передаче всей работы со спецпереселенцами в ведение МГБ. Министр внутренних дел Круглов С.Н. совместно со своими заместителями Серовым И.А., Чернышовым В.В. и Рясным В.С. направили на имя Сталина И.В., Берия Л.П. и Маленкова Г.М. записку со своими возражениями. В качестве главного аргумента приводился тезис о том, что без спецпереселенцев МВД будет трудно решать «большие народнохозяйственные задачи в отдельных районах страны, где использование другой рабочей силы крайне затруднительно» [84]. Кроме этого, в начале июля 1950 года Министерство внутренних дел СССР подготовило Справку, в которой говорилось, что все трудоспособные переселенцы размещены для работы «в колхозах — 590 тысяч человек, в системе Министерства совхозов — 110 тысяч, на предприятиях и шахтах Министерства угольной промышленности — 160 тысяч, лесной и бумажной промышленности — 122 тысячи, в металлургической промышленности — 34 тысячи, в нефтяной промышленности — 28 тысяч, в местной промышленности — 52 тысячи, в пищевой промышленности — около 23 тысяч, на железнодорожном строительстве — около 28 тысяч, на строительстве предприятий тяжёлой индустрии — 20 тысяч, в лёгкой промышленности — более 19 тысяч, в машиностроительной промышленности — 18 тысяч, в рыбной промышленности — 13 тысяч, в промышленности стройматериалов — около 12 тысяч, в химической промышленности — около 7 тысяч, в торговых организациях — 3,6 тысячи, в золотодобывающей, слюдяной промышленности и на других предприятиях и стройках МВД СССР — свыше 120 тысяч, в других отраслях народного хозяйства — около 116 тысяч человек». Среди них учтено 6358 членов ВКП(б), 1308 кандидатов в члены партии, 11670 членов ВЛКСМ. Высшее образование имели 9 тысяч человек и среднее — около 66 тысяч человек. На расселении находились 157 тысяч бывших военнослужащих (в том числе около 6 тысяч офицеров и 60 тысяч сержантов), правда, более половины из них служили в период войны в частях так называемой РОА («власовцы»). В Справке была предпринята попытка защитить выселенцев-спецпереселенцев, которые, согласно имевшимся постановлениям правительства, пользовались всеми правами граждан СССР, за исключением лишь тех ограничений, о которых в данной главе говорилось выше. Это было вызвано тем, что «в ряде республик, краёв и областей советские хозяйственные органы, не считая переселенцев постоянными кадрами промышленных предприятий, строек, колхозов и совхозов, не принимают должных мер к правильному трудовому использованию спецпереселенцев и созданию для них необходимых хозяйственно-бытовых условий». Так, 3646 семей проживали в непригодных для этого помещениях, 32184 семьи находились «на уплотнении у местного населения». Заработная плата спецпереселенцам на ряде предприятий выплачивалась нерегулярно, расчёт за трудодни в колхозах производился крайне плохо, в результате чего «многие семьи оказались вовсе без продуктов питания». Отпускавшиеся государством денежные средства на индивидуальное строительство часто использовались для выплаты зарплаты вольнонаёмным и на иные цели. В местах поселения находилось более девяти тысяч одиноких стариков и инвалидов, «которые по причине нетрудоспособности» не могли обеспечить себе самостоятельное существование. На неоднократные просьбы МВД о размещении нетрудоспособных людей в домах инвалидов, Министерство социального обеспечения в большинстве случаев отвечало отказом «из-за отсутствия свободных мест». С помощью МВД СССР в девяти областях было открыто 13 домов инвалидов для спецпереселенцев, которые заполнили нетрудоспособными и престарелыми людьми. В то же время, более тысячи детей-сирот, потерявших родителей на спецпоселении, в детские дома оказались не устроены. Оставался неясным вопрос с оформлением пенсий, поскольку органы социального обеспечения гражданам, имевшим «порочащие данные об их поведении во время немецкой оккупации», пенсий и пособий не выплачивали. Однако к подавляющему большинству спецпоселенцев такое толкование пенсионного вопроса являлось неприменимым. В ряде областей наблюдалась «практика неправильного отношения к рабочим из числа спецпоселенцев», когда они ставились на «менее ответственные и низкооплачиваемые работы», что нарушало систему оплаты труда. Несмотря на принимавшиеся органами МВД меры по обеспечению законных прав поселенцев и справедливого отношения к ним, продолжались факты «ущемления, грубого обращения, а подчас и издевательского отношения, вплоть до избиения». Некоторые партийные и советские органы слабо вовлекали спецпоселенцев в общественно-политическую жизнь. Членам и кандидатам ВКП(б) запрещали посещать закрытые партийные собрания. В колхозе «Кзыл-Аскер» в Киргизии перед открытием торжественного собрания, посвященного дню 8 Марта, в грубой форме удалили всех женщин-спецпоселенок. В ряде мест «ввиду отсутствия массовой политико-воспитательной работы» возникали серьёзные конфликты между спецпоселенцами и местными жителями, приводившие к человеческим жертвам. В Справке МВД предлагало провести ряд конкретных мер, которые позволили бы определить правовое положение спецпоселенцев [45].