Король сусликов - Гоян Николич

бесшумно двигались солдаты Вьетнамской народной армии. Они сливались с деревьями, будто сверхъестественные создания, сотканные из мрака. Приглядевшись сквозь мешанину ветвей, я увидел, как один из солдат принялся собирать оружие моих убитых ребят. Оружием вьетнамцы не ограничились. Они снимали с трупов разгрузочные жилеты, ботинки, пояса. Они не упускали буквально ничего. Кто-то подобрал сошки от пулемета. Время от времени я видел вспышки выстрелов и слышал хлопки — это добивали раненых. Так, вьетнамцы подошли к пареньку по имени Томми Свайн, родом из городка Эйдел, что в штате Айова, вздернули его за волосы и выстрелили в голову. Убедившись, что все мертвы, вьетнамцы, переговариваясь друг с другом квакающими голосами, присели на корточки, чтобы хорошенько рассмотреть добычу и честь по чести ее поделить. Вдруг откуда-то из-за деревьев донесся окрик. Солдаты встали и пропали из виду.

Долго, очень долго я лежал в грязи, ломая голову над тем, что делать дальше. В свете сияющей луны, заливавшей серебристым светом рисовое поле, я оглядел место, где мы угодили в засаду.

Затем я пополз к Паппасу. Рация по-прежнему оставалась у него.

— Надо было сразу делать так, как просил меня тот парень, — сказал я жене. — Ну… я должен был его прикрыть. Хотя бы попробовать. Чтобы он добрался до Паппаса. А я даже не попытался. И это самое страшное. Это я их всех убил.

Я изводил себя этой мыслью долгие годы и потому высказал ее спокойным, ничего не выражающим голосом.

— Ты тут ни при чем. Зачем ты себя попусту виноватишь?

— Я был за старшего. Я их туда привел. Они мне доверяли.

Я рассказал, как подполз к убитому рядовому. Рот паренька был распахнут, и я увидел внутри комочек жевательной резинки с отпечатками зубов. На фоне того, что осталось от лица рядового, зубы показались мне удивительно белыми. Лоб был влажным, а нос — грязным.

Когда я поднял солдата, он показался мне на удивление легким. Ноги отсутствовали. Остались лишь голова, плечи, руки да торс. Ниже — ничего. Там, где когда-то были ноги, виднелась лишь спекшаяся грязь и липкая трава.

Я подобрал ногу Паппаса и положил ее рядом с рядовым. Принялся подтаскивать и другие тела, одно за другим, а еще части тел — те, что мог отыскать. Некоторые куски пришлось сложить отдельно, поскольку мне так и не удалось понять, кому именно они принадлежали. Опустившись на колени, я принялся раскачиваться из стороны в сторону и вымаливать у погибших прощение. Я перемазал все руки в крови и пытался оттереть их о траву, но они все равно остались липкими. Все бойцы моего отряда, все до единого, лежали мертвыми, залитые серебристым лунным светом.

Вернулись вьетнамские солдаты-северяне. Они сели кружком на лугу и за разговорами принялись есть с ладоней рис, будто у них пикник какой-то.

Свет луны сделался ярче — настолько, что я четко мог разглядеть лица вьетнамских солдат. Бойцы подносили ко рту ладони, кивали, смеялись.

В кустах я отыскал пулемет М-60, который каким-то чудом не заметили вьетнамцы. Закинул на плечи две пулеметные ленты. Присел на корточки. Поставил пулемет. Заправил ленту. Дернул затвор. Мне было плевать, услышат меня или нет. А потом я открыл огонь.

Я повернулся к жене. Она пропала. От кровати исходил аромат лаванды. Я провалился в сон.

ГЛАВА 55

Гражданская панихида прошла как обычно. Отзвучали пустые пространные речи. Над нашими головами пронесся истребитель F-22.

Трио, изображавшее из себя коллектив Peter, Paul and Магу, исполнило песню «Puff the Magic Dragon», а группа сусликов-парашютистов в костюмах летчиков Первой мировой войны спрыгнула с кружащего над нами вертолета «чинук», запалив дымовые шашки, изрыгавшие ярко-красные клубы.

Король сусликов в мундире прусского фельдмаршала расчесал шерстку на мордочке так, что у него образовалось подобие бакенбард, как у кайзера Вильгельма. На ногах у него были кеды, а на глазах темные очки «Луи Виттон», которые он стащил из пилотской кабины частного самолета в окружном аэропорту.

Когда Чаз произносил траурную речь о быстротечности жизни, о тяжком бремени скорби и о том, как совладать с яростью и жаждой мести, его мохнатая мордашка блестела от слез.

Впервые за много недель пошел мелкий дождь. Несколько тысяч сусликов, явившихся на похороны, плакали под черными зонтами.

— Чувствую, что вот-вот выгорю окончательно, — с мрачным видом признался мне после похорон его величество. — Даже не знаю, сколько еще врать своему народу. Вот скажи, как в таких обстоятельствах не растерять оптимизм?

Я пожал плечами. Даже Чазу порой свойственно падать духом, и я надеялся лишь на одно: что недавние печальные события не пробудят в нем жаждущего насилия демона, который, как я знал, скрывался за черными глазками-бусинками.

После церемонии прощания под реющими на ветру знаменами Народной сусличьей армии носильщики в белых перчатках и не самых дешевых солнечных очках доставили гробы к самому краю утеса горы Беллиэйк.

Там Чаз поведал собравшимся о своих дальнейших планах, заявив, что насилие порождает еще большее насилие. Толпа перестала всхлипывать и разразилась радостными воплями.

Я терпеть не мог, когда Чаз вел себя подобным образом. Я знал, как только он пускает в ход свою харизму, следует насторожиться, поскольку вероломство и коварство король сусликов возвел в ранг искусства.

Изощренность возмездия, что обрушил на недругов Чаз, вызвала бы восхищение у самого Шекспира.

Через три дня после трагических событий, получивших название «Резня на лугу», спецназовцы Чаза перенастроили канализационную систему на площади, где проводилась окружная ярмарка. Не обошли они вниманием и трубы, что вели от двадцати шести туалетных кабинок возле арены с родео. Отдельно хочется отметить, что в тот день власти устроили «Вечер пива и острых хот-догов» и потому туалеты были особенно загружены. Всю систему канализационных стоков суслики подключили к узкой пластиковой трубе с сечением пятнадцать сантиметров, по которой обычно подавалась вода в здание гольф-клуба «Золотое ущелье».

Труба, естественно, не выдержала. Под чудовищным давлением струя канализационных вод могучим гейзером пробила крышу кухни клуба, отправив в полет дорогущую профессиональную газовую плиту на восемь конфорок стоимостью в шестнадцать тысяч долларов, которая, пролетев триста метров, воткнулась в песчаную ловушку у восемнадцатой лунки.

Затем поток булькающей зловонной жижи захлестнул федеральную автомагистраль № 6. Образовалось даже цунами — эдакая приливная волна почти с метр высотой, на которой можно было бы прокатиться с доской для серфинга. На территории гольф-клуба волна снесла стены павильона для праздничных мероприятий, где как раз проводилась церемония бракосочетания.

Некоторое время спустя Чаз с очень недовольным видом заявился ко