Поправки - Джонатан Франзен

Защитный слой атмосферы тоньше в этом краю северных морей. Тучи собирались длинными цепочками, похожими на борозды пахоты, плыли вдаль под низко нависшим сводом неба. До Ultima Thule[59] рукой подать. Зеленые предметы окружены красным ореолом. И в этих лесах, простиравшихся на запад до предела видимости, и в бесцельном полете туч, и в невероятной прозрачности воздуха не было ничего конкретного, никакой привязки к местности.

Как странно наблюдать бесконечность, совершая поворот по конечной дуге, ощущать дыхание вечности именно в сезонных переменах!

Тот мужчина в туалете, с синими щеками, был из сигнального отдела, воплощение предательства. Однако синещекий сигнальщик никак не мог позволить себе дорогостоящий круиз, и сомнение терзало Альфреда. Синещекий явился из далекого прошлого, а действовал и говорил в настоящем; так и дерьмо, порождение ночи, разгуливает теперь при свете дня – это сбивало Альфреда с толку.

Если верить Теду Роту, дыры в озоновом слое расходятся от полюсов. За долгую арктическую ночь воздушная оболочка истончается, и стоит ей прорваться, как повреждение распространяется во все стороны, достигая даже солнечных тропиков, даже экватора, и в конце концов на Земле не останется ни одного безопасного места.

А тем временем из обсерватории, расположенной в нижних широтах, поступил слабый, невнятный сигнал.

Альфред принял этот сигнал и задумался: что же делать? В туалет он теперь идти робел, но нельзя же спустить штаны прямо тут, на открытой палубе. Вдруг те трое вернутся?

Справа, по ту сторону защитного ограждения, были навалены какие-то густо окрашенные плоские и цилиндрические предметы, две навигационные сферы, перевернутый конус. Высоты Альфред не боялся, а потому мог спокойно пренебречь грозным предупреждением на четырех языках, перелезть через перила и, шагнув на наждачно-шершавую металлическую поверхность, поискать что-нибудь вроде деревца, под которым можно пописать. Здесь он был выше всех и для всех невидим.

Слишком поздно!

Штанины на обеих ногах промокли насквозь, на левой ноге – до самой щиколотки. Теплая, но быстро остывающая влага.

И никакого города на побережье, напротив, земля стремительно отдалялась. Серые волны дыбились над чуждыми водами, дрожь могучих машин нарастала, сделалась заметней. То ли они еще не доплыли до полуострова Гаспе, то ли успели его миновать. Он сообщил старикам в парках ошибочные сведения. Он потерялся.

А с палубы под ногами ветер донес смешок. Смешок повторился, пронзительный такой, северные забавы.

Обойдя цилиндры и сферы, Альфред свесился за внешнее ограждение. В нескольких ярдах от него, ближе к корме, располагался маленький «нордический» солярий, огражденный заборчиком из кедра, и мужчина, забравшийся туда, куда пассажирам доступ был строго-настрого запрещен, мог различить по ту сторону ограды Сигне Сёдерблад, пунктир пупырышков на руках, на бедрах и на обнаженном животе, две ягодки-морошки, в которые обратились ее соски под неожиданно посеревшим северным небом, подрагивающую рыжую шерстку между ног.

Дневной мир плыл по волнам ночного мира, ночной мир подмывал дневной, и Альфред трудился из последних сил, затыкая дыры дневного мира, пытаясь сохранить герметичность. И опять протечка.

Надвинулась новая туча, огромная, плотная, воды залива приобрели зеленовато-черный оттенок. Судно и тень встретились.

Стыд и отчаяние толкнули его…

Или ветер надул парусом плащ?

Или корабль качнуло?

Или виной всему дрожь в ногах?

Или дрожь палубы?

Или дурнота?

Или вызванное высотой головокружение? Или открытое море показалось гостеприимным и теплым тому, кто промок до костей и мерз на ветру? Или он наклонился пониже, рассматривая рыжий лобок?..

– Как уместно, – начал беседу пользовавшийся международной известностью консультант по инвестициям Джим Кролиус, – поговорить о деньгах во время организованного «Нордик-плежелайнз» круиза «Краски роскошной осени». Прекрасное солнечное утро, не правда ли?

Кролиус обращался к аудитории с кафедры, рядом стоял мольберт, на котором лиловыми чернилами была обозначена тема лекции: «Выжить в эпоху поправок». В ответ на риторический вопрос из передних рядов – кое-кто пришел пораньше, чтобы занять хорошие места, – послышался одобрительный гул. Кто-то даже поддакнул: «Верно, Джим!»

Этим утром Инид чувствовала себя намного лучше, но кое-какие неприятные явления в ее душе еще остались, и в данный момент буря эмоций складывалась из: а) недовольства женщинами, которые набились в бальный зал «Длинный чулок» заранее, словно возможная выгода от лекции Джима Кролиуса убывала пропорционально расстоянию между ним и слушателями; б) конкретного недовольства одной пробивной бабой, должно быть из Нью-Йорка, которая лезла впереди всех и обращалась к лектору по имени (о, конечно же Джим Кролиус мигом разгадает их пустую лесть и самомнение, но вдруг он окажется чересчур любезен и не позволит себе отвернуться от пробивных баб и сосредоточить все внимание на более скромной, но зато и более достойной уроженке Среднего Запада вроде Инид), и в) острого раздражения по поводу того, что Альфреду понадобилось дважды зайти в туалет перед завтраком, а в результате Инид не смогла пораньше уйти из зала «Кьеркегор» и занять место поближе к кафедре.

Но буря рассеялась так же быстро, как набежала, и солнце вновь засияло во всю мощь.

– Прошу прощения у тех, кто сидит в задних рядах, – продолжал Джим Кролиус, – но с того места, где я стою, у самого окна, мне видны кое-какие тучки на горизонте. Возможно, это безобидные легкие белые облачка. А может быть, это темные тучи с дождем. Внешность обманчива! С того места, где я стою, я вижу, как мне кажется, безопасную морскую гладь впереди, но я же не специалист. Возьмись я править кораблем, я бы привел его прямехонько на рифы. Ведь вы бы не хотели плыть на корабле без капитана, а? И у капитана должны быть карты и приборы, колокола и свистки, все, что положено. Верно? Радар, сонар, спутниковая система навигации. – Джим Кролиус загибал один палец за другим. – Спутники следят за нами из открытого космоса. Сложная техника, да? Но кто-то должен собирать эту информацию, или мы все попадем в беду. Верно? Это же открытый океан. Это ваша жизнь. Итак, речь вот о чем: вам не обязательно самим разбираться во всякой технике, в колоколах и свистках и всем прочем. Но, отправляясь в плавание по открытому морю серьезных инвестиций, нужно убедиться, что ваш капитан знает свое дело.

В первых рядах зааплодировали.

– Он что, принимает нас за восьмилетних детей? – шепнула Сильвия на ухо Инид.

– Это же вступление, – тоже шепотом ответила Инид.

– Можно предложить и другое сравнение, – продолжал Джим Кролиус. – Мы отправились в круиз полюбоваться сменой красок листвы. В году есть свой ритм – зима, весна, лето, осень. Вся жизнь циклична. Весной – подъем, осенью – спад. Похоже на биржу, верно? Тоже цикл. Пять, десять, даже пятнадцать лет биржа играет на повышение – мы сами были тому свидетелями. Но наступает пора поправок. Может, я кажусь вам чересчур молодым, но даже я видел однажды, как рынок рухнул. Страшное дело. Это цикл. Сейчас вокруг еще много зелени – это было долгое, прекрасное лето. Ну-ка, поднимите руки, кто из вас оплатил этот круиз, полностью или частично, благодаря дивидендам по акциям?

Вырос лес рук.

Джим Кролиус удовлетворенно кивнул.

– Ну, ребята, неприятно вам это говорить, но листья, того гляди, пожухнут. Какими бы зелеными они ни казались сейчас, зиму им не пережить. Разумеется, год на год не приходится, все циклы протекают по-разному. Заранее не угадаешь, когда зелень поблекнет. Но мы с вами собрались здесь, потому что мы все – все до единого – люди дальновидные. Каждая из присутствующих здесь дам – хороший инвестор, вы доказали это уже тем, что находитесь здесь. Почему? Потому что вы отправились из дому еще летом. Каждой из вас хватает смекалки понять, что за время круиза кое-что изменится. И все мы задаемся вопросом (я снова прибегаю к метафоре): превратится ли вся эта пышная зелень в столь же изобильное золото? Или засохнет на ветвях в зиму тревоги нашей?

Зал «Пеппи – Длинный чулок» прямо-таки искрил от возбуждения. Со всех сторон слышалось: «Замечательно! Замечательно!»

– Меньше слов, больше дела! – суховато потребовала Сильвия Рот.

«Смерть, – думала Инид. – Он говорит о смерти. А эти люди, которые ему аплодируют, все такие старые!»

Но где жало страха, вызванного этой мыслью? Нет жала, его извлек аслан.

Джим Кролиус подошел к мольберту и перевернул верхнюю страницу. Вторая страница была озаглавлена: КОГДА КЛИМАТ МЕНЯЕТСЯ. Перечисленные ниже категории – фонды, облигации, обыкновенные акции – исторгли у первых рядов дружный вздох, которого, как показалось Инид, скудная информация отнюдь не заслуживала. На миг ей почудилось, будто Джим Кролиус проводит тот самый «экспертный анализ рынка», на который ее брокер в Сент-Джуде советовал ей никогда и ни в коем случае не обращать внимания. Если не принимать в расчет незначительную горизонтальную тягу ветра при низкой скорости, сила тяжести придает падающему предмету (представьте себе падение ценности) ускорение 32 фута в секунду, поскольку же ускорение есть производная второго порядка от преодоленного расстояния, специалист, зная расстояние, которое объект уже пролетел (около 30 футов), может без труда вычислить его скорость (42 фута в секунду) в тот миг, когда он пролетал мимо окна высотой в 8 футов, и, приняв длину предмета за шесть футов (чтобы не усложнять, скорость в этот момент будем считать постоянной), получит результат: объект был полностью или частично виден в окно в течение четырех десятых секунды. Четыре десятых секунды – такая малость! Если вы смотрели в сторону, мысленно подсчитывая примерное количество часов, оставшихся до казни юного убийцы, ваш взгляд успеет зарегистрировать лишь какой-то темный, пронесшийся мимо предмет. Но если вы смотрите прямо в окно, ощущая при этом душевное спокойствие, какого давно уже не знали, четырех десятых секунды с избытком хватит, чтобы признать в падающем предмете супруга, с которым прожито сорок семь лет, отметить, что он вновь напялил ужасный черный плащ, давно потерявший вид, – его ни в коем случае не следовало надевать в общественных местах, но он назло упаковал его в чемодан, назло таскал повсюду с собой; и вы успеете не только осознать, что произошло нечто ужасное, но даже ощутить свою чуждость этому событию, словно стали свидетелем того, чего человеку видеть не предназначено, как не следует ему видеть столкновение метеорита с Землей или совокупление китов, вы успеете даже разглядеть лицо своего мужа, просиявшее юной красотой, удивительным блаженством, – кто бы мог подумать, что этот неистовый человек ощутит благодать в секунды падения?