Поправки - Джонатан Франзен

– На обратном пути мы остановимся в Филадельфии, заглянем к ней в новый ресторан. Называется «Генератор».

– Инид, душечка, так это ее ресторан?! Мы с Тедом были там всего две недели назад!

– Мир тесен! – закивала Инид.

– Потрясающий ужин! Мы его надолго запомним.

– Так что мы выкинули шесть тысяч долларов, чтобы узнать, как пахнет выгребная яма.

– Этого я никогда не забуду, – откликнулся Альфред.

– И были счастливы, что попользовались этой выгребной ямой, прочувствовали, что такое настоящая экзотика, не по книгам и не по кино, а на собственной шкуре. Без этой выгребной ямы мы бы выбросили шесть тысяч долларов на помойку.

– Пойдем подсушим мозги на верхней палубе?

– Пойдем, Стиг! У меня уже наступило интеллектуальное истощение!

– Хвала Господу за нищету! Хвала Господу за левостороннее движение! Хвала Господу за Вавилон! Хвала Господу за диковинное напряжение тока и странные переключатели! – Сдвинув очки на кончик носа, д-р Рот наблюдал за исходом шведов. – Отмечу, кстати, что любое платье из гардероба этой дамы скроено так, чтобы удобнее было раздеться!

– Тед еще никогда так не рвался на завтрак, – подхватила Сильвия. – И на ланч. И на обед.

– Изумительные северные виды – разве не за этим мы отправились в круиз? – отозвался Рот.

Альфред неловко потупил взор, а у Инид ханжество рыбьей костью застряло в горле.

– Как вы думаете, у него и вправду что-то с глазами? – выдавила она.

– Иногда он даже чересчур зорок.

– Пожалуйста, Тед, прекрати.

– Что «шведская секс-бомба» – стертое клише, само по себе уже стертое клише.

– Пожалуйста, перестань!

Отставной вице-президент отдела согласований поправил очки и вновь повернулся к Альфреду:

– Не оттого ли мы страдаем депрессией, что нет больше Дикого Запада? Даже притвориться невозможно, будто остались места, куда не ступала нога человека. Думается, депрессия нарастает во всем мире.

– Я сегодня так хорошо спала! Чувствую себя замечательно!

– Лабораторные крысы в тесноте впадают в панику.

– Ты сегодня и впрямь совсем другая, Инид. Доктор с палубы «D» не имеет к этому отношения? Я слышала всякое…

– Всякое?

– Говорят насчет «освоения киберпространства», – сказал д-р Рот, – но где тут дикость и первобытность?

– Насчет препарата под названием аслан.

– Аслан?

– Или космическое пространство, – продолжал д-р Рот. – Но лично я предпочитаю Землю. Хорошая планета. В атмосфере почти нет цианида, серной кислоты, аммиака. Редкая планета может этим похвастаться.

– «Бабушкина подружка», так его, кажется, называют.

– Но даже в собственном доме, большом, благоустроенном, чувствуешь себя словно в толпе, если знаешь, что точно такие же большие благоустроенные дома стоят вплотную друг к другу отсюда и до антиподов.

– Мне бы немного укромности, – вздохнул Альфред.

– Все пляжи от Гренландии до Фолклендов освоены. Ни акра свободного нет.

– Ой, а который час? – всполошилась Инид. – Нельзя же пропускать лекцию.

– Сильвия устроена по-другому. Ей нравится толчея на палубе.

– Да, люблю толчею, – подтвердила Сильвия.

– Бортовые иллюминаторы, сходни, грузчики. Ей даже сирена нравится. А по мне, это плавучий тематический парк.

– Приходится мириться с чужой фантазией, – посочувствовал Альфред. – Ничего не поделаешь.

– От Узбекистана мне было плохо, – сказала Сильвия.

– А мне нравятся тамошние пустыни, – признался д-р Рот. – Приятно видеть столько пустого, неиспользованного пространства.

– Вы поэтизируете нищету.

– То есть как это?

– Мы ездили по Болгарии, – сказал Альфред. – Насчет Узбекистана ничего не знаю, а вот в Китае мы были. Все, что видит глаз из окон поезда, все, будь на то моя воля, я бы снес. Разрушить до основания и начать заново. Не обязательно строить красивые дома, главное – прочные. С водопроводом. Крепкие бетонные стены, и чтоб крыша не протекала, – вот что нужно этим людям. И канализация. Посмотрите, как отстроились немцы! Образцовая страна.

– Но я бы не стал закусывать рыбкой из Рейна, даже если б ее удалось выудить!

– Вся ваша экология – чушь!

– Альфред, такой умный человек, как вы, не может называть экологию чушью!

– Лично мне нужен туалет!

– Ал, когда закончишь, выходи с книжкой на палубу, почитай немного. А мы с Сильвией пойдем на лекцию по инвестициям. Ты сиди себе на солнышке. Отдыхай! Отдыхай! Отдыхай!

Бывали дни получше, бывали похуже. Словно ночью, пока он лежал в кровати, телесные соки стекали в нужные или ненужные места, как маринад вокруг мясной вырезки, и к утру нервные окончания либо успевали получить то, что им требовалось, либо нет; можно подумать, ясность сознания зависит всего-навсего от того, на боку или на спине он провел предыдущую ночь; его встряхивали, как испорченный транзисторный приемник (это сравнение пугало еще больше), а в результате либо возвращались отчетливость и громкость, либо изнутри доносились щелчки разрядов вперемежку с незаконченными фразами и обрывками музыки.

Но самое скверное утро все равно лучше ночи. Утром все процессы ускорялись, лекарства быстрее поступали к месту назначения: желтая капсула от недержания, розовая пастилка от тремора, белая продолговатая – от морской болезни, бледно-голубая таблетка подавляла галлюцинации, вызванные розовой пастилкой. По утрам в крови суетятся пассажиры и чернорабочие – молекулы глюкозы, уборщики – молочная и мочевая кислота, клетки гемоглобина – доставщики, развозящие на своих зазубренных тележках баллоны только что произведенного кислорода, требовательные бригадиры – инсулин, например, служащие среднего звена – энзимы, главное начальство – адреналин, полиция и санитары – лейкоциты; подъезжают на розовых, белых и желтых лимузинах дорогостоящие консультанты, и все они поднимаются на лифте аорты, расходятся по коридорам артерий. До полудня производственных аварий почти не бывает. Новенький, бодрый мир.

Энергии достаточно. Из столовой «Кьеркегор» Альфред, пошатываясь, устремился по красному ковру коридора, который прошлый раз благополучно привел его в уборную, но нынче утром на пути попадались лишь салоны, да бутики, да кинозал «Ингмар Бергман», ни «М», ни «Ж» не видать. Беда в том, что на сигналы нервной системы полагаться больше нельзя. Ночью он надевал памперс, днем наведывался в туалет каждый час и носил с собой старый черный плащ, чтобы в случае чего прикрыться. Плащ был хорош еще тем, что портил Инид романтическое настроение, а ежечасный визит в туалет помогал организовать день. Вот и все его амбиции теперь – держать ситуацию под контролем, не дать океану ночных кошмаров прорвать последнюю дамбу.

Женщины потоком хлынули в бальный зал «Пеппи – Длинный чулок». Этот мощный прибой увлек Альфреда за собой, выбросил в коридор, по обе стороны которого открывались двери в каюты лекторов и затейников, входивших в штат судна. В конце коридора – ура! – дверь в мужскую комнату.

Возле одного из двух писсуаров стоял офицер в форме. Боясь осрамиться при свидетеле, Альфред зашел в кабинку, закрылся на задвижку и увидел перед собой загаженный унитаз – на этот раз дерьмо (и на том спасибо) помалкивало, просто воняло. Выйдя, Альфред сунулся в соседнюю кабинку, но там что-то шевелилось на полу – дерьмо с ножками спешило укрыться, – и он тоже не решился войти. Тем временем офицер слил воду и обернулся, и Альфреду бросились в глаза синие щеки, красноватые линзы очков, розовые, точно вывернутая наизнанку киска, губы. Ширинка расстегнута, наружу свисают двенадцать с лишним дюймов обмякшей желтовато-коричневой плоти. Синие щеки раздвинулись, обнажив в усмешке желтые зубы.

– Я оставил маленький подарочек в вашей постели, мистер Ламберт, – сказал он. – Взамен того, который прихватил с собой.

Альфреда одним духом вынесло из туалета, он помчался вверх по лестнице, выше, выше, семь маршей до чистого воздуха спортивной палубы. Здесь он уселся на скамейку под жаркими лучами солнца. Достал из кармана плаща карту приморских провинций Канады и попытался сосредоточиться на координатной сетке, определить ориентиры.

У перил стояли трое стариков в синтетических парках. Их голоса звучали то невнятно, то четко и громко. Очевидно, в однородной массе ветра есть разрывы, промежутки тишины, паузы, когда до стороннего слушателя успевает долететь фраза-другая.

– Вон там человек с картой, – сказал один. Он подошел к Альфреду, радостный, сияющий, как все на свете старики, кроме Альфреда. – Простите, сэр, как по-вашему, что это вон там, слева?

– Полуостров Гаспе, – уверенно ответил Альфред. – За поворотом будет большой город.

– Спасибо.

Старик вернулся к своим спутникам, и, словно их больше всего на свете интересовало местоположение судна, словно только ради этой информации они поднялись на спортивную палубу, все трое тут же удалились вниз, оставив Альфреда в одиночестве на вершине мира.