Сладкое вино любви - Барбара Делински

– Там приятно жить, много магазинов. Рестораны на воде. А ты знаешь, что в центре Питсбурга встречаются три реки? У них есть «Стадион трех рек». Футбольные команды – «Пингвины» и «Сталевары», бейсбольная – «Пираты». Детский парк, птичник, Музей авиации. Еще там находится институт Карнеги и Храм науки. И зоопарк!

Они лежали в постели Оливии. Когда Оливия вернулась, то застала там Тесс с блокнотом. Девочка делала наброски. Она поинтересовалась, где была ее мама, и Оливия сказала, что гуляла. Потом, подумав, добавила, что ей предложили работу.

– А «Макдоналдс» там есть?

– И не один.

– А «Пидманс»?

– Нет, «Пидманс» только здесь.

– Они ведь нас уже знают. Мне очень там нравится.

– В этом и отличие маленького города от большого. В большом городе трудно сразу со всеми познакомиться. А помнишь Кеймбридж, кафе, где мы познакомились с менеджером? А магазин йогуртов?

– Почему мы не можем остаться здесь? – спросила Тесс, и у Оливии сжалось сердце.

– Потому что здесь у меня нет работы.

– Ты ее найдешь.

– Да, но фотореставратор тут никому не нужен.

– Ты писательница.

Ну конечно, писательница! Каждая строчка рождается в муках.

– Только на лето.

И больше никогда. Оливия понятия не имела, довольна ли Натали результатами их сотрудничества. Натали ничего не говорила о рукописи Оливии. Наверное, даже ее не читала.

– Я хочу учиться в Бреймонте у миссис Адельсон, – заявила Тесс. – Она лучше всех репетиторов.

– Ты многому у нее научилась, и теперь тебе будет легче учиться в другой школе.

Тесс приуныла. Она сдвинула бровки и насупилась, и Оливия уже приготовилась к буре. Но девочка подняла на мать печальные глаза и сказала:

– Мне здесь очень нравится, мама. Я хочу остаться.

– Я тоже, радость моя, – начала Оливия, но Тесс вырвалась из ее объятий и убежала в свою комнату. – Я тоже, – шепотом повторила Оливия, отложив блокнотик Тесс и застилая постель. – Но я не могу притворяться. Это не моя семья. Работа завершена. Пора уезжать.

С блокнотом в руках она присела к окну. Как все-таки жаль, что она не Сибринг, что у нее нет здесь постоянной работы, что Саймон Берк, похоже, не настолько дорожит ею, чтобы уговорить остаться.

Оливия подумала о матери. Она понемногу привыкла к мысли, что Кэрол больше нет, и почти смирилась с этим. Может, Саймон прав и Кэрол по-своему любила ее. Денег хватит на учебу Тесс в частной школе и в колледже, а потом и в Академии изящных искусств. Девочка так талантлива.

Оливия с улыбкой открыла блокнот. Наброски виноградника и Большого дома, коты, Бак с котятами. Портреты Оливии, которую юная художница в зависимости от настроения изображала то красавицей, то злой ведьмой. Вот Карл с теннисной ракеткой, а вот парадный портрет Натали. Саймон прореживает листву винограда, Саймон в рабочих перчатках чинит сетку, Саймон с котенком, Саймон читает книгу, и очки сползли у него на нос.

Набросков Саймона было больше всего – почти весь блокнот. Оливия не на шутку встревожилась. Яснее ясного, девочка привязалась к нему. Вот поэтому надо поскорее уехать в Питсбург, чтобы Тесс забыла его. С глаз долой – из сердца вон.

Им лучше вдвоем – она и Тесс. Им так спокойнее. Только Оливия может дать дочери любовь и заботу. Больше никто.

* * *

Саймон шел по тропинке между рядами виноградных кустов, проверяя, не появились ли где повреждения или вредители. Ему надо было отвлечься – иначе он бы весь день просидел в офисе, следя за сводками погоды и сообщениями о приближающемся урагане. Но все было в порядке. Почва рыхлая, достаточно влажная, виноградные кисти налились соком. Сладость придет через две-три недели, если ураган не помешает.

Насчет «Хлои» у Саймона были самые мрачные предчувствия. Ураган набирал силу и неумолимо надвигался. В соответствии с последними сообщениями по факсу, его отнесли к третьей категории, скорость ветра – сто пятнадцать миль в час. Через двое суток «Хлоя» достигнет побережья Род-Айленда.

Пока Карл и Натали следили за продвижением урагана по телевизору, Саймон взял из Интернета снимки со спутника, обменялся сообщениями с друзьями, которые желали ему удачи.

Он бы построил над виноградником деревянный навес, если бы это было возможно. Но виноград, переживший дождливую весну, прохладное лето и теперь набиравший силу, был беззащитен.

Глава 27

Твердо решив порвать с Саймоном, Оливия не вышла на следующее утро. Она даже не стала смотреть, появился ли он, и все утро посвятила составлению схемы адресов, по которым рассылала свои резюме. Затем принялась вычеркивать адреса с заведомо отрицательными ответами, а остальные предстояло еще обзвонить.

Она спустилась вместе с Тесс вниз, только когда обычно собирались все обитатели дома. И в самом деле, все уже смотрели телевизор на кухне, каждый со своего места. Оливия не стала спрашивать, изменила ли «Хлоя» направление, – ответ был и так ясен.

Все молились только о том, чтобы ураган повернул прочь от Род-Айленда. Рассеянно раскладывая яйца-пашот на мелко нарубленные мясо и овощи, оставшиеся от ужина, присутствующие негромко переговаривались.

Оливии никогда еще не приходилось есть такое вкусное блюдо, хотя на него пошли остатки запеченной вырезки. Она хотела поблагодарить Сюзанну, но та, как и другие, была занята своими мыслями, так что Оливия решила ее не беспокоить.

То же и с разговорами об урагане. Все старались делать вид, что жизнь идет как обычно.

Джилл поехала работать в офис. Сюзанна отправилась в магазин за покупками. Тесс засела вместе с Сэнди в кабинете и приступила к занятиям. Оливия поднялась на чердак, чтобы разложить фотографии.

Несколько минут спустя к ней присоединилась Натали. Об урагане не поступало новых сообщений, и она, следуя примеру остальных, рада была еще немного оттянуть встречу с неминуемым. Натали проделала огромную работу, назвав имена всех запечатленных на фотографиях, включая и ту неизвестную женщину, о которой столько думала Оливия.

Ее звали Джун Элленбаум. Она была подругой Натали и ее брата и умерла от воспаления легких в начале сороковых годов.

Узнав об этом, Оливия печально улыбнулась. Погладив мурлычущего Ахмеда, она призналась:

– Я часто смотрела на ее снимки, когда реставрировала фотографии вместе с Отисом, и представляла, что она моя бабушка или двоюродная бабушка – словом, дальняя родственница.

Натали помолчала, потом спросила:

– А теперь?

Оливия провела ладонью по шелковистой голове Ахмеда.

– Теперь – нет. Наверное, я повзрослела. Самообман ни к чему путному не приведет. Он мешает мириться с неизбежным.