Роза Марена - Стивен Кинг

Пятьдесят ступенек. Семьдесят пять. Сто. Она застыла на сто двадцать пятой, осознав, что снова способна видеть.

«Это бред, — подумала она. — Воображение, Рози, только и всего».

Однако это было не так. Она медленно подняла руку и поднесла ее к лицу. Рука и зажатый в ней сверточек с семенами тускло светились бесовским зеленым огнем. Рози подняла вторую руку — ту, что держала камень, завернутый в остатки ее ночной рубашки. Да, она могла видеть. Она повернула голову сначала в одну сторону, потом в другую. Стены лестничного колодца мерцали слабым зеленым светом. Черные тени лениво поднимались и вращались на них, словно стены на самом деле были стеклянными панелями аквариума, где носились и играли какие-то водоплавающие. Ее охватила паника.

Прекрати, Рози! Ты должна дойти до конца!

Только она не могла. Сон и явь, отчаяние и страх теперь были совсем близко.

Тогда не смотри!

Хорошая мысль. Прекрасная мысль. Рози опустила взгляд на собственные ноги, показавшиеся ей тусклыми рентгеновскими снимками, и продолжила спуск, теперь уже считая ступеньки шепотом. Зеленый свет становился ярче, пока она спускалась. К тому времени когда Рози достигла двести двадцатой ступеньки, она словно стояла на сцене, освещенной слабыми зелеными прожекторами. Она взглянула наверх, стараясь подготовить себя к тому, что может там увидеть. Воздух здесь, внизу, был сырой, но свежий, однако… он доносил до нее запах, который ей не нравился. Это был запах зоопарка, словно какое-то дикое животное содержалось там в загоне. Что-то такое, разумеется, там и было: бык Эриний.

Впереди торцами к ней стояли три не соприкасающиеся каменные стены, уходящие в темноту. Каждая была около двенадцати футов в высоту — слишком высокие, чтобы она могла заглянуть поверх них. Стены мерцали тусклым зеленым светом, и Рози нервно осмотрела четыре узких прохода между ними. Который из них? Где-то далеко впереди ребенок продолжал хныкать, но звуки становились все глуше. Это было похоже на радиоприемник, у которого медленно, но неуклонно выключают звук.

— Ори! Давай! — крикнула Рози и испугалась эха собственного крика: «Ай!.. Ай!.. Ай!.»

Ничего. Четыре прохода — четыре черных входа в лабиринт — молча пялились на нее, как узкие вертикальные глотки. Во втором справа, вблизи входа, она увидела какую-то темную кучу.

«Ты прекрасно знаешь, что это такое, — подумала она. — После четырнадцати лет общения с Норманом, Харлеем и всеми их дружками нужно быть полной тупицей, чтобы не распознать кучу навоза, когда наткнешься на нее».

Эта мысль и пришедшие с ней воспоминания — воспоминания о мужиках, сидящих в гостиной, болтающих о работе, курящих сигареты, потягивающих пиво, рассказывающих анекдоты о неграх, гомиках и торговцах травкой, а потом опять чуть-чуть о работе, — разозлили ее. Рози не стала подавлять это чувство. Уж лучше быть озлобленной, чем перепуганной. Ребенком она умела издавать по-настоящему пронзительный вопль — такой высокий, сверлящий крик, от которого едва не лопались оконные стекла и чуть не разрывались барабанные перепонки. Ее ругали, стыдили и в конце концов отучили от него, когда ей исполнилось десять, под предлогом, что это неприлично для девочки. Теперь Рози решила посмотреть, остался ли еще этот вопль в ее репертуаре. Она набрала полные легкие сырого подземного воздуха, закрыла глаза и вспомнила, как играла в «Захвати флаг» позади школы, на Элм-стрит или Рэд-ровер, и в «Техасского рэйнджера» в небольшом парке позади дома Билли Колхауна. На мгновение ей показалось, что она ощущает приятный аромат своей любимой фланелевой рубашонки, которую носила до тех пор, пока та практически не расползлась у нее на спине. Потом она раскрыла губы и издала тот самый пронзительный детский вопль.

Она обрадовалась, когда вопль вырвался, прозвучав совсем как в прежние денечки, но было и еще кое-что даже получше: он помог ей почувствовать себя, как в детстве, — девчонкой-сорвиголовой. И, похоже, вопль этот произвел то же впечатление, что и раньше, и не только на нее саму. Ребенок снова начал громко плакать еще до того, как она исторгла свой школьный боевой клич в каменную тьму.

Теперь, Рози, тебе надо спешить. Если он действительно устал, то не сможет орать долго.

Рози медленно прошла мимо каждого из четырех входов в лабиринт, внимательно прислушиваясь. Плач ребенка звучал чуть громче возле третьего прохода. Это могло быть и игрой ее воображения, но по крайней мере с этого можно было начать. Она пошла по проходу, шлепая босыми ногами по каменному полу, а потом остановилась, склонив голову набок и кусая нижнюю губу. Кажется, ее детский боевой клич подстегнул не только младенца. Где-то здесь — из-за эха невозможно было определить, насколько близко или далеко, — раздавался стук копыт по камню. Животное двигалось ленивой трусцой, казалось, приближаясь, а потом слегка удаляясь, потом снова приближаясь, а потом (почему-то это пугало еще больше) звуки вообще затихли. Она услыхала тихое влажное фырканье. За ним последовало еще более тихое ворчанье. И наконец, остались лишь вновь стихающие крики ребенка.

Рози поймала себя на мысли, что может явственно нарисовать в своем воображении быка — огромное животное с жесткой шкурой, покрытой шерстью, могучей черной грудью и хребтом, мрачным бугром, возвышающимся над опущенной головой. В носу, разумеется, должно быть золотое кольцо, как у Минотавра в ее детских сборниках мифов, а зеленый свет, струящийся со стен, будет отражаться от этого кольца зелено-золотыми искорками. Эриний сейчас тихо стоит впереди в одном из проходов, выставив вперед рога. Прислушивается к ней. Ожидает ее.

Она шла по тускло мерцавшему коридору, придерживаясь одной рукой за стену и стараясь уловить звуки ребенка и быка. Еще она высматривала, нет ли тут других куч нечистот, но не увидела ни одной. Во всяком случае, пока. Минуты через три проход, по которому она шла, уперся в Т-образную развилку. Звук детского плача слева казался чуть громче («Или я левша не только на руки, но и на уши», — подумала она), поэтому Рози свернула туда. Сделав всего два шага, она замерла: вдруг она ясно поняла, зачем нужны семена. Она была словно Гретель в подземелье, без братишки, с которым можно было бы разделить страх. Она вернулась обратно к Т-образной развилке, встала на колени и развязала свой сверток с одной стороны. Положила одно семечко на пол острым концом в ту сторону, откуда пришла. По крайней мере, отметила она, тут нет птиц, которые могут склевать подобие ее путеводной нити.

Рози поднялась с колен и снова пошла вперед. Через пять шагов она очутилась в другом коридоре. Вгляделась в него и увидела, что чуть дальше он разветвляется на три прохода. Она выбрала центральный, отметив его гранатовым семечком. Через тридцать шагов и после двух поворотов этот проход закончился глухой стеной, на которой были вырублены шесть черных слов: «Хочешь, трахнемся с тобой как собачки?»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});