Роза Марена - Стивен Кинг

Дерево было одето густой листвой ярко-зеленого цвета, а его ветви тяжело провисали от щедрого изобилия плодов. Паданцы окружали ствол дерева розмариновым ковром. Многие из этих паданцев были еще свежими и сочными. Должно быть, их сбило во время грозы. Даже те, что уже давно начали гнить, выглядели почти неправдоподобно привлекательными. Челюсти Рози свело от удовольствия при мысли, что можно подобрать один из плодов и впиться в него зубами. Она подумала, что вкус у плода будет терпким и сладким, похожим на стебель сорванного ранним утром ревеня или малину, снятую с куста за день до того, как она окончательно поспеет. Пока она смотрела на дерево, один из плодов (по мнению Рози, он походил на гранат не больше чем на яблоко) упал с перегруженной ветки, ударился о землю и раскрылся, обнажив розмариновые складки мякоти. В выступившем соке она увидела семена.

Рози сделала шаг к дереву и остановилась. Ее сознание раздвоилось: рассудок утверждал, что все это должно быть сном, а чувства и ощущения безошибочно свидетельствовали о том, что это самая что ни на есть реальность. И сейчас, как мятущаяся стрелка компаса, оказавшегося среди залежей руды, она ни на чем не могла остановиться. Слева от дерева находилось нечто, напоминающее вход в метро. Широкие белые ступени вели вниз, в темноту. Над ними возвышался алебастровый постамент с одним-единственным вырезанным словом: «Лабиринт».

Ну, это уж слишком, подумала Рози, но все равно подошла к дереву. Если это сон, то можно не боясь идти. Решительность могла даже приблизить момент, когда она наконец-то проснется и схватится за будильник, чтобы остановить его звон. Как же она обрадуется звонку на этот раз! Она вся продрогла, ноги у нее были грязные, ее хватал корень, и ей строил глазки каменный мальчишка, который в нормальном мире был бы слишком молод, чтобы понимать, на кого он, черт возьми, пялится. И главное, она чувствовала всем своим естеством, что, если вскоре не вернется в свою комнату, дело закончится жестокой простудой, а может, даже и бронхитом. Это не позволит ей пойти на свидание в субботу, и, кроме того, она неделю не сможет показаться в студии звукозаписи.

Эти мысли отвлекли ее. Рози опустилась на колени перед упавшим плодом. Она внимательно осмотрела его, снова прикинув, каков он оказался бы на вкус, и развернула уголок своей ночной рубашки. Она оторвала еще один кусок от нее, чтобы получить квадратный лоскут вроде носового платка, и это получилось у нее лучше, чем она ожидала. Она положила тряпицу на землю, начала выбирать из плода семена и складывать их на нее.

Кажется, все так, как требовалось, подумала она. Знать бы только, зачем они ей.

Кончики пальцев тут же онемели, словно их накачали новокаином. В то же время дивный аромат заполнил ноздри. Сладкий, но не цветочный, он напомнил Рози о пирогах, тортах и печеньях, которые пекла ее бабушка. Он напомнил и еще кое о чем, что находилось на расстоянии многих световых лет от бабушкиной кухни и от нее сегодняшней: о том, как она чувствовала себя, когда Билл обнимал ее за талию на обратном пути к «Корн Билдинг».

Она положила две дюжины семян на лоскут, поколебалась, пожала плечами и на всякий случай собрала еще столько же. Хватит этого? Откуда ей знать, если она даже не предполагает, для чего они нужны? Однако ей лучше поспешить. До нее снова доносился плач ребенка. Но звуки эти теперь были совсем слабы — их издают младенцы, когда уже готовы заснуть.

Она собрала семена в центр лоскута и плотно завернула его края к середине, один на другой. Теперь она уже достаточно привыкла к своей наготе, которая скорее раздражала ее, чем смущала. Ей нужен был карман. Что ж, если бы желания превращались в свиней, сало всегда было бы на столе…

Рози машинально поднесла пальцы ко рту и хотела уже облизать их, как электрический разряд в мозгу напомнил ей, что говорила Уэнди. С забившимся сердцем она резко отвела руку ото рта. Не пробуй плод, говорила ей Уэнди. Не пробуй плод и даже не касайся рта рукой, которой трогала семена!

Здесь кругом были ловушки.

Она встала и взглянула на свои вымазанные и дрожащие пальцы так, словно никогда их раньше не видела. Потом попятилась от дерева, стоявшего в окружении собственных паданцев.

«Это не Древо Добра и Зла, — подумала Рози. — И это не Древо Жизни. Я думаю, это Древо Смерти».

Слабый порыв ветра дохнул на нее, прошелестев в длинных блестящих листьях гранатового дерева, и, казалось, они прошуршали ее имя сотнями зловещих шепотков: Рози-Рози-Рози!

Рози вновь встала на колени, в поисках живой травы, но ее не было. Она положила на землю основную часть своей ночной рубашки с завернутым в нее камнем, сверху пристроила маленький сверток с семенами. Набрала большие пригоршни мокрой мертвой травы и тщательно, как только могла, протерла ту руку, которой касалась семян. Розмариновые пятна потускнели, но полностью не исчезли, а под ногтями остались яркими. Они были похожи на родимые пятна, которые невозможно стереть. Тем временем детские крики стали еще слабее и слышались все реже.

— Ладно, — сказала себе Рози вставая. — Только держи руки подальше ото рта. Если справишься, все будет нормально.

Она подошла к ступенькам, ведущим под белый свод, и постояла мгновение перед ним, боясь темноты и стараясь взбодрить себя перед встречей с ней. Алебастровый камень с надписью «Лабиринт», вырезанной на его поверхности, больше не казался ей постаментом. Он походил на указатель, стоявший у края узкой разрытой могилы.

Однако ребенок был там, внизу, и хныкал, как хнычут все дети, когда никто не приходит их утешить и они в конце концов сами решают справиться со своей проблемой, насколько это в их силах. Именно этот одинокий плач, попытка успокоиться и заснуть, привел ее ноги в движение. Никакому младенцу не годится убаюкивать себя плачем в таком безлюдном месте.

Спускаясь вниз, Рози считала ступеньки. На седьмой она прошла под навесом и камнем. На четырнадцатой оглянулась через плечо на прямоугольный кусок света, который оставался позади, и когда снова взглянула вперед, этот образ света завис перед ее взором в кромешной тьме как яркий призрак. Рози спускалась все ниже и ниже, шлепая босыми ногами по камню. Она не станет заговаривать себя, чтобы избавиться от страха, который теперь переполнял ее сердце, и не будет будоражить себя, распаляя страх. Она должна научиться существовать вместе с ним.

Пятьдесят ступенек. Семьдесят пять. Сто. Она застыла на сто двадцать пятой, осознав, что снова способна видеть.

«Это бред, — подумала она. — Воображение, Рози, только и всего».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});