Светлая полоска Тьмы - Елена Миллер

Прошла ночь. Забрезжил рассвет. Я ощутил перемены. Мысли потекли быстрее. Ярость придала сил — я стал бороться с удвоенным рвением. Через полчаса получилось пошевелить пальцами. Еще через столько же я смог двигать кистью, затем локтем, пальцами на ногах, коленями. Артефакт все еще не хотел отпускать меня, сколько я его не стряхивал. Лишь когда подвижность полностью восстановилась, я раздавил его в пыль. На часах было 9:15. Прошло двенадцать часов с момента побега Мирославы, шесть с похищения Алисы.

"Что произошло? Покажи мне в подробностях", — я мысленно связался с Войцехом.

Он разделил со мной воспоминания прошедшей ночи. Оправившись от ран, вервольф взял след Зигмунда. Он привел его на дорогу за поместьем. Продолжать преследование без моего приказа он не решился, не мог оставить пост. Кристоф был мертв. Охрана спала, не добудишься.

"Позаботься о Кристофе", — приказал я. — "Ты знаешь, что делать. Урну с прахом поставишь в нишу в подвале, рядом с остальными".

"Да, пан Станислав. Когда вас ждать?"

"Скоро. Улажу кое-какие дела и прилечу."

↑

Глава 45. Ключник

Зигмунд. 1696 — 1711 годы.

Дорога привела меня в Краков, город моего детства. На ремесленной улице все также стоял запах сыромятной кожи и дыма. Отцовская кузница работала, но теперь там заправлял внук Адама. Мой брат и его сын давно уже перебрались на погост. Я пережил всех своих братьев и сестер, кроме Амброзия. Старый интриган добился-таки епископской митры. Я увидел его на пасхальной мессе в соборе "Святых Станислава и Вацлава". Он уже еле стоял на ногах, тяжело опираясь на посох. Позади маячили служки, готовые в любой момент подхватить его. Правый глаз закрывало бельмо. Костлявые руки в старческих пятнах мелко дрожали. В этом году ему исполнилось 87.

Меня пропустили к епископу для благословения, приняв за шляхтича или почтенного горожанина.

— Здравствуй, брат Амброзий, — прошептал я, касаясь губами его руки.

— Зигмунд, — он пытался рассмотреть меня здоровым глазом. Щурился. — Не может быть!

— Может. Как видишь, я больше не нуждаюсь в вечности на небесах. Мне и здесь неплохо, а вот ты скоро отправишься в Ад.

Охнув, он схватился за сердце. Уронил посох и стал грузно оседать на пол, увлекая за собой служек. Воспользовавшись суматохой, я смешался с толпой прихожан. Покидая собор, я думал об иронии судьбы: Амброзием, то есть бессмертным, нарекли его, а вечная жизнь досталась мне. Той же ночью епископ скончался. Пошли слухи, что его канонизируют, но этого не случилось.

На деньги, выплаченные паном, я мог купить титул с небольшим поместьем. Мог стать купцом и выстроить богатый дом в Кракове или Варшаве. Мог пойти сотником в войско какого-нибудь гетмана или преподавать в университете. Но я выбрал мечту Упыря: купил трактир на восточном тракте в дневном переходе от города, чтобы не попадаться на глаза обозам из поместья Тарквиновского. Кухаркой я нанял разбитную вдовушку с двумя детишками. Время от времени она грела мою постель, как и две служанки, доставшиеся мне в наследство от прежнего хозяина. Жениться я не стал. Не хотелось бросать бабу с детьми, когда пан призовет меня. Да и годы меня не брали. Жена бы заметила — побежала бы к ксендзу. Он донес бы иезуитам. Наступать на одни и те же грабли я не собирался.

Десять лет канули в пустоту. Один день напоминал другой. Я маялся от скуки. Дважды панское войско проходило мимо и возвращалось обратно. Оба раза его вел Владислав, но так и не заглянул в мой трактир. Я понимал причину, но все равно обижался как ребенок, лишенный внимания родителя. Служанки и вдовушка стали замечать мою затянувшуюся молодость. Можно было бы уволить их и нанять новых, но пойдут разговоры. Надо было уходить, продать заведение и отправиться в путь. Покупатели были, место бойкое, прибыльное.

Раздумывая над этим, я протирал кружки. Порог переступил монах в коричневой рясе бенедиктинца. Неторопливо подойдя к стойке, он откинул капюшон. В зале было почти пусто, лишь двое купеческих приказчиков завтракали в углу. Служанки громко гоготали на кухне над какой-то шуткой острой на язычок вдовушки. Они неплохо ладили, несмотря на то, что я спал со всеми тремя, и они об этом знали.

— Чего изволите, святой отец? — неприязненно спросил я монаха, не жаловал я их братию.

— Решил снова повидать тебя, Зигмунд.

Я присмотрелся к нему повнимательней. На вид ему было лет сорок, сорок с небольшим. Глубоко-посаженные карие глаза, смуглая кожа, черные курчавые волосы с сединой на висках, и никакой тонзуры. Я никогда не видел этого человека, но его голос был мне смутно знаком.

— Вижу, запамятовал ты нашу встречу, — он пристально посмотрел на меня.

Я вздрогнул от этого взгляда. В памяти всплыл каземат и странный демон-монах, которого я все эти годы считал предсмертным бредом.

— Кто ты такой!? — я попятился от стойки.

— Петр Ключник. Прости, что не представился при первой встрече. Я не мог так рисковать. У меня, видишь ли, некоторые противоречия с твоим господином.

— Ты назвал его злом, а я не поверил. Так вот, с тех пор ничего не изменилось, монах.

— Ты видишь рясу, но не видишь сути, — он перешел на латынь.

— Вижу, но твой визит напрасен, — я ответил ему на том же языке. — Я верен господину.

— Я могу дать тебе то, чего не дал он, — Ключник щелкнул пальцами — все свечи в зале вспыхнули. Я затаил дыхание, ожидания криков ужаса, но приказчики спокойно пили взвар, не обращая внимания на творящуюся вокруг чертовщину. — Не беспокойся. Я отвел им глаза. Женщины тоже ничего не увидят и не услышат.

— Хочешь научить меня зажигать свечи? Так у меня для этого кресало есть, — я перешел на польский. Латынь я знал неплохо, но говорил на ней с трудом. Книги читал, но не общался. Для Ключника же этот язык был как родной, а я не хотел давать ему лишнего преимущества, пусть и столь ничтожного.

— Я обучу тебя магии, Зигмунд, если захочешь.

— Я не маг, это пан по этой части.

— Ошибаешься, ты перерожден его магией Крови, значит, способен направлять Силу. Поверь, я знаю о чем говорю. В отличи от твоего, мой господин учил меня этому.

— Если у тебя такой отличный хозяин, то почему ты не с ним?

— Рема больше нет, — он вздохнул.

— Это как!? — я ужаснулся, представив смерть Тарквиновского. — Они же бессмертные, почти боги.

— Их тоже можно убить, хоть и очень сложно.

— Как ты это пережил?

— Моя душа по-прежнему кровоточит, даже пятнадцать веков спустя.

— Ого! Так долго?