Все дни, все ночи. Современная шведская пьеса - Пер Улов Энквист

оно есть на самом деле. Я всегда была искренней. По-моему, такой и надо быть.

Свен. А что если бы я умер, Ханс?

Ханс. И что же?

Свен. Вообще-то я не хотел ворошить это. Но вдруг бы я умер? Разве ты не рад, что я здесь?

Ханс. Рад, конечно.

Свен. Так не перевешивает ли одно другое?

Ханс. Что ты имеешь в виду?

Свен. Единственное, чего мне хотелось бы, и, наверное, это не так уж страшно, если вспомнить, что ты со мной сделал, — чтобы Анна сняла колготки и я смог бы увидеть ее ноги.

Ханс. И тогда ты прекратишь?

Анна. Что ты хочешь сказать?

Ханс. Не знаю. Что ж, давай.

Анна (Хансу). А меня ты не спросишь?

Ханс. О чем? Само собой, если ты не хочешь, тогда...

Анна. Спроси, хочу ли я.

Ханс. Хорошо, ты хочешь этого?

Анна. Мне все равно. (Спускает колготки, поворачивается, наклонившись к ногам Ханса, так что верхняя часть ее ног оказывается над коленями Свена. Потом отклоняется назад, спиной к коленям Ханса.)

Свен разводит ей немного ноги, гладит по коленям.

Свен. У тебя удивительно красивые ноги, Анна.

Ханс. Да, по-моему, тоже.

Анна. Я хочу просто отдаться своим чувствам.

Свен. И что это за чувства?

Анна. Этого... этого я не могу сказать. (Снова садится. Выпивает остатки виски из стакана Свена.) Слишком много всего. Я просто хочу.

Свен. Но это же хорошо, а?

Ханс. Вы не имеете права!

Анна поднимается, проходит мимо Ханса. Ханс пытается схватить ее за руку. Она вырывается. У двери поворачивается к ним. Одновременно встает Свен.

Анна. Произошло столько ужасного. Я должна дать выход чувствам.

Ханс подходит к Анне.

Ханс. Ты не сделаешь это!

Анна. Ты не можешь помешать мне, Ханс. Если я не сделаю этого сейчас, то сделаю потом. Я могу и уйти с ним. В таком случае, наверное, лучше, если мы сделаем это здесь?

Свен уже подошел к ним.

Свен. Думаю, после этого у вас дела пойдут на лад.

Анна. Я тоже так думаю, Ханс. Это шанс для нас. Ты бы порадовался, что у меня возникли такие чувства.

Ханс отходит от них.

Ханс. Теперь я точно свихнусь.

Свен. Не наложи на себя руки, Ханс. Быть покойником еще хуже. Могу тебя в этом уверить. Страх — это просто как простуда, это проходит.

Ханс. Что же это такое?

Анна берет Свена за руку. Они исчезают в направлении прихожей, потом покидают сцену. Мы слышим, как открывается, а потом закрывается и запирается дверь. Ханс остается стоять, смотрит в пол (как будто пол все время разверзается и снова смыкается, а под ним оказываются медузы).

Раздается звонок в дверь. Ханс приходит в себя, исчезает со сцены и открывает дверь. В комнату вместе с ним входит Таге. У него остекленевший взгляд, выглядит он совершенно невменяемым.

Ханс. В чем дело, Таге? Скажи же что-нибудь!

Таге. Когда в глотке столько жратвы, невозможно дышать...

Ханс. Сядь.

Таге. Чего?

Ханс. Сядь, Таге.

Таге тупо смотрит на него, не понимая.

Ханс. На диван. Сядь.

Таге (указывает на диван). Туда?

Ханс. Туда, туда.

Таге садится на диван, Ханс в кресло.

Ханс. Что ты натворил?

Таге. Я?

Ханс. Да, ты, ты.

Таге. Все в порядке.

Ханс. Ты явно что-то принял.

Таге слегка отодвигает стол, смотрит в пол.

Ханс. В чем дело?

Таге снова поднимает глаза, смотрит на Ханса.

Таге. Ты ее видел?

Ханс. Там ее, во всяком случае, нет.

Таге несколько деланно и с преувеличенной бодростью посмеивается, блестящий взгляд обращен к публике.

Ханс. Ты имеешь в виду Лену, да?

Таге. Занятный ты.

Ханс. Она сказала, что ты избил ее.

Таге. Это было во время второй мировой войны, понимаешь, было несколько фрицев, и еще евреев, евреи тоже были, ну и они стояли там и кричали друг на друга.

Ханс. Таге!

Таге. Куда подевалась эта пакость?

Ханс. Ты имеешь в виду моего и.о.? Он ушел.

Таге. А где Анна?

Ханс. Она легла. Я посмотрю. Подожди. (Идет в сторону прихожей, исчезает из виду. Мы слышим, как нажимается ручка двери, дверь немного трясется. Потом он возвращается.)

Таге. Вот и началась эта дерьмовая жизнь.

Ханс. Не говори так. Он не то хотел сказать. Я думаю, не то. Но он, да, он, пожалуй, просто дьявол, как ты говоришь.

Таге. Да. Конечно! Дьявол, понимаешь. Дьявол. Здорово, что удалось такое увидеть.

Ханс. Это все капитализм. Он человека таким делает.

Таге. Да, фашизм. Больше фашизм.

Ханс снова садится на диван.

Таге. Знаешь, мне пришла одна штука в голову.

Некоторое время тихо. Ханс поворачивается в сторону прихожей. Потом обратно к Таге.

Ханс. Что ты сказал?

Таге. Одна штука.

Ханс. Да?

Таге. Дело в том, что я хотел бы посмотреть, как там, в аду. Понимаешь, иногда мне кажется, что это какая-то комната и нужно только войти в нее и посмотреть, а потом можно опять выйти. И я все думаю, а что если бы я, да какого хрена, просто взял и нашел ее. И дело с концом. Найти, в общем. Войти туда и посмотреть. А иногда мне кажется, что он подо мной, что он как бы подо мной. Как эта хреновина называется?

Ханс. Что ты имеешь в виду?

Таге. Вот это подо мной.

Ханс. Это паркет.

Таге. А еще?

Ханс. Кажется, палас.

Таге. Точно. Я так и думал. Просто передача на расстоянии, а? Тебе это тоже знакомо. Ну, мысли там, передача мыслей.

Ханс. Ты имеешь в виду, под паласом?

Таге. Да, и оттуда жаром пышет.

Ханс. Ну, я не знаю.

Таге. Но есть одна вещь... ну...

Ханс. Да, какая же?

Таге. Есть одна вещь, которая лезет мне в башку, когда я думаю о преисподней. Не значит ли... понятно, что это звучит дико заумно. Но... не ад ли это, когда тебе хорошо?

Ханс. Звучит странно.

Таге. Жутко странно. Это я и хочу сказать. Что это так звучит. Но если тебе хорошо, то ты как бы слаб.

Ханс. Слаб?

Таге. Ты не думал об этом? Именно тогда ты слаб. Когда тебе хорошо. Потому что потом может стать плохо. А если тебе плохо? Как может стать потом? Ну-ка!

Ханс. А, ты хочешь сказать, что потом может стать хорошо?