Театр китового уса - Джоанна Куинн

ютящуюся в полном опасностей краю Англии.

– Где Дигби? – спрашивает Кристабель.

– Отправился на прогулку по Хребту, – говорит Флосси. – Он будет в восторге от того, что ты приехала. Мы не ожидали, что и ты окажешься дома.

Перри устраивается на ближайшем к плите стуле, пока сержант Баллок, который умудрился принять вертикальное положение, отдает честь.

– Садись, парень, – говорит Перри. – Нет нужды соблюдать условности.

– Это честь, полковник Дрейк, – говорит сержант Баллок, снова усаживаясь.

Леон нашел стенку, к которой можно прислониться, и там его выискивает мистер Брюэр. Они пожимают руки, предлагают друг другу сигареты. Наблюдая за ними, Кристабель понимает, что, несмотря на различия, они сделаны из одного теста: посредники, «решалы». Оба нашли тропинку в вооруженные силы, где их примечательные умения могли быть доработаны и узаконены: мистер Брюэр был ординарцем Перри в первой войне, Леон теперь выполняет сходную роль.

Она пытается представить секреты, которыми они обмениваются, природу их работы. Леон, с залихватски зажатой в зубах сигаретой, чувствует ее взгляд и оборачивается к ней. Она левой рукой одергивает свою синюю куртку ЖВС ВВС, чтобы оправить ее, затем встает за стулом Перри с заложенными за спиной руками.

– Ты, должно быть, один из пленных, – говорит Перри, когда Ганс поворачивается, чтобы уйти. Это типичный для Перри маневр – найти человека, пытающегося ускользнуть, и пригвоздить его, будто бабочку, на место. Перри плавно переключается на немецкий, чтобы сказать: – Я слышал, ты сделал себя здесь незаменимым.

Ганс начинает отступать, отвечая по-немецки:

– Благодарю вас, сэр. Я всего лишь пытаюсь отплатить за доброту, которую оказали мне.

– Ему пора возвращаться в лагерь, – говорит сержант Баллок.

– Краузе безобидный парнишка, – говорит мистер Брюэр.

Перри показывает на стул возле себя.

– Почему бы тебе не присоединиться к нам, Краузе?

– Мне не хватит еды, если немец останется, – говорит Бетти.

– Леон, сбегай до машины – там коробка с провизией для миссис Брюэр, – говорит Перри. – Можем попить чая в кухне. Разве не свежо?

– Мы теперь всегда его здесь пьем, – говорит Флосси. – Не могу представить, что буду есть где-то еще. Столовая кажется будто в тысяче миль.

– Еда всегда остывала, пока мы доносили ее туда, – говорит Бетти.

Все оживленно передвигаются по кухне и расчищают пространство, занимаются стулья и подается чай. Ганс садится рядом с Перри, и кот запрыгивает ему на колени. Ганс гладит его, пока Перри добродушно расспрашивает, не получал ли он вестей от своей семьи в Германии, а Бетти громко излагает свое мнение относительно этого ужасного Адольфа Гитлера. Затем следует ряд восклицаний и раздача съедобных даров, которые принес с собой Перри, – кекса с сухофруктами и шоколадных батончиков – и последующие настояния Бетти, что Перри должен в ответ принять корзинку свежих яиц, которую Перри вежливо держит на коленях, пока ее не забирает Леон.

Посреди разговоров и проб кекса Кристабель слышит, как немец говорит Флосси:

– Кот снова спит, Флосси, – видит, как сестра смеется, и удивляется этой близости с представителем вражеских сил.

– Откуда взялся кот? – спрашивает Кристабель.

– Нашелся в конюшне, – говорит Флосси. – Ганс кормит его объедками от своего пайка. Мы хотим назвать его Тото.

– У мисс Флосси всегда было доброе сердце, – говорит Бетти, надевая вязаную грелку на заварочный чайник. – Помните, как она приглядывала за тем ужасным слоном, будто за живым созданием.

Флосси смеется.

– Это правда. Я клала ему в рот еду, та гнила, и мне приходилось снова доставать ее.

Леон добавляет мрачным тоном:

– Мне приходилось часами возить за собой этого слона, когда мы ставили спектакли. Он был лошадью, был верблюдом, был кораблем и драконом тоже был.

– Иногда Дигби катался на нем, – говорит Флосси.

– Иногда Кристабель стояла на нем, раздавая приказы, – добавляет Перри, глядя на нее.

– Пойду прогуляюсь на холм, поищу Дигса, – говорит Кристабель.

– Я с тобой, – говорит Флосси.

* * *

Флосси и Кристабель выходят вместе. Они покидают поместье, обходят по краю деревню и идут к крутой тропинке, которая ведет на Хребет. Флосси в своих сапогах широким шагом идет вперед.

– Осторожнее на этом мостике, нижняя дощечка расшаталась, – говорит она в какой-то момент с привычкой к деревенской жизни, которой Кристабель у нее раньше не замечала.

Тропинка петляет меж дроком и ежевикой, поднимаясь на крутой откос, и, когда они оглядываются, вечернее солнце старательно, с любовью подсвечивает полоски террас на полях внизу – отметины, оставленные теми, кто возделывал долину тысячи лет назад. Сама дорожка древняя, мелованная тропа, выгравированная на земле.

Они взбираются настолько высоко, что могут сверху вниз смотреть, как стайка грачей гоняется по долине за пустельгой: пикирующая воздушная свара. Тропа кончается у доисторического кургана, десятифутовой травянистой груды в форме перевернутой миски, на вершине которой лежит Дигби. Лежит на спине, так неподвижно и спокойно, как могут только спящие.

Кристабель бесцеремонно взбирается к нему и оказывается на коленях возле него, лежащего с закрытыми глазами. Флосси залезает на вершину следом, но ждет чуть в стороне. Вот брат. Крепко спящий брат. Он худее, сильнее. Темные волосы острижены по-военному коротко. Он одет в армейские сапоги и старую одежду Уиллоуби: бесформенные фланелевые штаны и свободную белую рубашку, ее закатанные рукава обнажают загорелые предплечья. Одну руку он закинул за голову, как в детстве. Он лежит возле небольшого могильника из окурков, и щедрый свет заходящего солнца делает его схожим с бронзовой статуей.

– Дигс, – говорит Кристабель. Он шевелится и открывает глаза, и нет даже мига удивления, только верный взгляд узнавания, будто он всегда знал, что, проснувшись, найдет ее рядом. Он садится, и они по-моряцки обнимаются, покачиваясь из стороны в сторону, хлопая друг друга по спине, и Дигби получает несколько неловких ударов от гипса Кристабель. Она чувствует, как он на мгновение прячет лицо у нее на плече, слышит приглушенный выдох: «Криста». Затем рядом оказывается Флосси, обвивает их обоих руками, яростно сжимает, пока они не размыкают объятья и смотрят друг на друга, и лицо Дигби вдруг меняется, в нем появляется неуловимость, усталая уклончивость.

– Ох, сестренки, – говорит он. – Криста, ты ударилась? Что с рукой?

– Ничего, – говорит она. – Споткнулась.

– Ты чудесно выглядишь в форме, – говорит он. – Она удивительно тебе идет.

– Разве Дигби не загорел? – говорит Флосси. – Бетти говорит, он похож на араба.

– Очень загорел, – говорит Кристабель. – И очень устал. Внушительного размера мешки у тебя под глазами, Дигс. Ты нормально спишь?

– В пустыне спать нелегко, – говорит он, потом улыбается. – Я так часто думал о возвращении домой, а теперь, когда я тут, это кажется нереальным. Давайте приляжем на минутку. Смотреть, как чайки кружат над головой,