Театр китового уса - Джоанна Куинн

челюсти. Она чувствует это в тугой боли в груди. Она улыбается ему и стучит пальцем по невидимому циферблату часов на запястье. Когда они возвращаются на берег, он помогает ей выйти по крутому подъему из моря, затем отступает, чтобы окинуть взглядом ее фигуру на фоне моря. Он поднимает невидимую камеру. Она не складывает руки на груди, как велит ей внутренний голос; вместо этого она упирается ладонями в бедра и вздергивает подбородок. Вот, думает она. Для тебя.

– Schöne, – говорит он.

Затем миг проходит, и они карабкаются по гальке и спешно натягивают одежду на мокрые тела, втискивают влажные ноги в непослушную обувь. Они идут обратно через лес, торжественно держась за руки – как пара, идущая прощаться на железнодорожную станцию. На границе лужайки он приглаживает один из ее непослушных локонов, и это самый любящий жест, с которым кто-либо касался ее. Они отпускают руки друг друга, и Флосси шагает обратно в дом через лужайку, а Ганс ступает на тропинку, которая ведет в поле.

Солнце и луна

Сентябрь 1942

Почему-то никогда не удивительно поднять глаза и увидеть полковника Перегрина Дрейка. У него редкая способность неожиданно материализоваться. Кристабель, споткнувшаяся на неосвещенной лестнице и сломавшая запястье, бездельничает в садах приората Бентли в солнечный день в начале сентября, впустую сгребая листья левой рукой, когда поднимает взгляд и видит, как он широким шагом идет к ней.

– Добрый день, служащая Сигрейв, – говорит он. – Никогда бы не представил тебя садовником.

– Я и не садовник, – отвечает она. – Занимаюсь этим, пока не подживет. – Она машет ему гипсом.

– И когда тебя снова допустят к работе?

– Это простой перелом.

– Конечно.

– Должен зажить за четыре очень скучные недели.

– Как насчет поездки в Чилкомб?

– Мне нужно было бы забронировать увольнительную.

– Я уже поговорил с твоим командиром. Он согласился, что злой и раненой Кристабель Сигрейв лучше бы провести несколько дней на природе, чем топтаться тут. Леон ждет у ворот с машиной. Собирай вещи.

Машина армейская, «Хамбер» цвета хаки с длинным капотом и массивными крыльями. Двигатель включен: эффективный рокот. Приближаясь, Кристабель видит, как одетый в форму Леон курит на водительском месте, тогда как Перри на пассажирском сиденье перебирает документы в папке. Кристабель открывает заднюю пассажирскую дверь, забрасывает свой вещмешок на заднее сиденье, затем забирается сама.

– Отправляемся, – говорит Перри, закрывая папку, и автомобиль набирает скорость по подъездной дорожке в вихре из листьев.

Кристабель смотрит из окна, пока они едут по окрестным деревням. Это гражданский мир, занятой и незнакомый, более не населенный ими: место продовольственных книжечек, плиточных каминов и лотерей для местного фонда «Спитфайров».

Она замечает, что Леон смотрит на нее в зеркало заднего вида. Она встречает его взгляд прямо, с поднятыми бровями, прежде чем демонстративно обернуться к окну. Когда она проверяет несколько мгновений спустя, он будто бы следит за дорогой, но затем снова бросает взгляд на зеркало – дать ей знать, что в курсе этого. Его полуулыбка выводит из себя. Она чувствует странное неравенство – женщина, которую везут на заднем сиденье автомобиля, когда двое мужчин сидят спереди. Она хочет сложить руки на груди, но гипс служит помехой.

– Дигби в Чилкомбе, – говорит Перри, оборачиваясь к ней.

– Что? Он вернулся из Африки?

– И даже целым.

Кристабель выдыхает.

– Слава богу.

Перри снова поворачивается к дороге со словами:

– Строго говоря, лейтенант Сигрейв вернулся в Англию какое-то время назад, но мы не давали ему продыху. Дополнительная подготовка. Он уедет со мной завтра, но я подумал, что ты захочешь с ним встретиться.

– Спасибо, – говорит она. – Какая подготовка?

– Дополнительная, – отвечает Перри с улыбкой в голосе.

Они проезжают Миддлсекс и Хэмпшир, затем спускаются к вихляющим дорогам Дорсета. Кристабель чувствует, что Леон время от времени поглядывает на нее, но больше не беспокоится об этом. Они движутся на юг, проезжая мимо домиков с соломенными крышами, зданий почты, армейских лагерей. Три года войны измотали страну: краска на пабах слезает; старые плакаты Военного министерства свисают с телеграфных столбов. На дорогах почти нет другого транспорта, только редкие автобусы или армейские грузовики и, раз или два, запряженный лошадьми фургон, доверху уложенный сеном.

Через Хребет они переваливают уже ближе к вечеру. По верхушке рассыпаны овцы, щиплющие траву на курганах, над ними кружат кричащие чайки. Отлогие поля – покатая перина, а море вдали размытое и сверкающее, будто испаряющееся в небо, исполосованное шербетным розовым, янтарным и голубым.

Они устремляются вниз в долину, через деревню и вверх по извилистой подъездной дороге к Чилкомбу, где мистер Брюэр в шинели и шляпе-котелке ждет их у дома. Леон заглушает двигатель и вылезает из машины, чтобы открыть дверь Перри, одновременно кивая мистеру Брюэру.

Перри собирает бумаги, говоря:

– Как странно приезжать в Чилкомб, где нет ни мистера, ни миссис Сигрейв, чтобы приветствовать нас.

– Я здесь, – говорит Кристабель, выбираясь с заднего сиденья до того, как Леон успеет открыть ей дверь.

– Полковник Дрейк, – говорит мистер Брюэр.

– Всегда рад, Билл, – отвечает Перри.

В это мгновение в дверях появляется Флосс с охапкой дров, одетая в парусиновый комбинезон, заправленный в сапоги для верховой езды.

– Это Криста? – говорит она. – Да, Криста! Да!

Дрова падают, и Кристабель обнаруживает себя в бесцеремонных объятьях сводной сестры, которая говорит:

– Я знаю, что ты не любишь эмоциональных сцен, но я не могу сдержаться, тебе придется потерпеть. Ох, какой ты кажешься худой, Криста, ты хорошо ешь? Твоя рука в порядке? Я перестану тебя сжимать. Заходи, заходи. В кухне зажжен огонь. Привет, Перри. Привет, Леон. Боже, как вам идет форма.

Они заходят в Чилкомб, и Кристабель замечает, что он будто вывернут наизнанку. До войны рабочие элементы дома были скрыты от глаз в служебных комнатах на нижнем этаже, тогда как комнаты наверху были олицетворением роскоши. Но сейчас главные комнаты превратились в темные кладовые, полные неиспользуемой мебели и мешков с картофелем, а сердце дома спустилось в кухню слуг.

Там их ждет с приветствием Бетти в цветочном фартуке и с чайником. Мистер Брюэр выгоняет на улицу курицу, затем жестом показывает новоприбывшим на заваленный стол. Скрип стула, когда сержант Баллок пытается встать на ноги с плещущимся бокалом пастернакового вина в руке; Ганс ждет у задней двери с ведром яблок, и все под высокомерным взглядом полосатого кота, сидящего у раковины. Флосси зажигает свечку, впихнутую в пустую бутыль от бренди, и та отбрасывает мерцающий полусвет по подземной кухне на нынешних обитателей Чилкомба: импровизированную, обойдемся-и-починим потрепанную компанию,