Где живет счастье - Джоджо Мойес

– Ты наверняка считаешь меня эгоисткой. Ведь я слишком долго тянула. Не решалась ее усыпить, – изрекла Розмари, когда Виви, с покрасневшими от холода ушами, разливала чай в гостиной.

Виви поставила чашку с блюдцем на стол поближе к свекрови, чтобы той не пришлось тянуться.

– Нет, Розмари. По-моему, вы, и только вы могли знать, когда должен был пробить ее последний час.

Может, стоит попросить Люси позвонить Сюзанне? – размышляла Виви. Девочки сейчас, похоже, стали более близки, чем когда бы то ни было. И возможно, Сюзанна доверится сестре.

– Она понимала, что доставляет массу неприятностей, – обратив лицо к французским окнам, продолжила Розмари. – Понимала, что путается у всех под ногами, что от нее много грязи. Но иногда очень тяжело… выбрасывать вещи…

Ручка чайника обжигала ладонь. Виви осторожно поставила чайник на поднос, забыв налить себе чая.

– Розмари…

– И то, что вещь старая, еще не является свидетельством ее бесполезности. Иногда она кажется более бесполезной, чем это есть на самом деле.

А тем временем во дворе шла своя жизнь. В центральные ворота въезжал трактор, разворачиваясь в сторону амбара. Они прислушивались к скрежету коробки передач, заглушаемому уютным потрескиванием дров в камине и мерным тиканьем настенных часов.

– Никто не считал вашу кошку бесполезной, – осторожно заметила Виви. – По-моему… мы будем вспоминать ее такой, какой она когда-то была. Здоровой и веселой.

– Ну да ладно. – Розмари поставила чашку на стол. – Ведь каждый из нас рано или поздно кончит именно так.

– Конечно.

– Чертовой старой развалиной.

– Да.

Розмари вздернула подбородок:

– Представляешь, она укусила меня, когда ветеринар ввел иглу.

– Он мне говорил. Сказал, что это весьма нетипично.

Дрожащий голос Розмари звучал воинственно:

– А я даже рада, что у нее оставались силы… послать нас всех к черту. До самой последней минуты… она сохраняла силу духа. – Свекровь многозначительно посмотрела на Виви слезящимися глазами старой черепахи, и Виви поняла намек.

– А знаете, Розмари? – Виви проглотила ком в горле. – Я тоже этому рада.

Розмари уснула прямо в кресле. Должно быть, переволновалась, глубокомысленно заметила миссис Камерон. Смерть иногда может оказывать такое воздействие. Когда у сестры умер пудель, ее с трудом удержали от попытки броситься за ним в могилу. Хотя, с другой стороны, она всегда была помешана на этой собаке, вставляла ее фото в рамки, покупала ей курточки и всякое такое. И – вы не поверите! – даже похоронила ее на специальном кладбище. Интересно, а Виви в курсе, что там даже лошадей хоронят? Виви кивнула, потом покачала головой. Она чувствовала, как печаль старой дамы пропитывает, точно сыростью, стены дома.

Виви предстояла еще куча самых разных дел, в том числе в городе, включая посещение собрания местного благотворительного общества, управляющего городскими богадельнями, участие в работе которого Дуглас ей перепоручил сразу, как они поженились. Однако Виви почему-то не хотелось уходить из комнаты – тяжелое моральное состояние свекрови после потери любимого животного волей-неволей заставляло опасаться за ее здоровье. Виви, конечно, ничего не сказала миссис Камерон, но та поняла все без лишних слов.

– Может, мне лучше погладить белье в гостиной? Чтобы приглядеть что да как, – тактично предложила она.

Виви решила, что глупо объяснять причину своего волнения, а потому с нарочитым оживлением одобрила предложение миссис Камерон. И, выбросив из головы плохие предчувствия, направилась в подсобное помещение разобрать яблоки для заморозки.

Виви сидела на старом деревянном ящике из-под чая и минут двадцать сортировала пластиковые мешки с яблоками: отделяла пригодные для готовки от сгнивших, находя странное умиротворение в этом бессмысленном ежегодном ритуале. И тут кто-то позвонил в дверь, и миссис Камерон, насвистывая, побежала в прихожую открывать. Послышался какой-то приглушенный разговор, и Виви, бросив гнилое яблоко в картонную коробку, решила пойти проверить, не пришла ли распространительница благотворительных пакетов ненароком на день раньше.

– Она здесь? – послышался за дверью властный, настойчивый голос, и Виви, вздрогнув, машинально выпрямилась.

– Сюзанна? – (Дверь распахнулась, и перед Виви возникла Сюзанна. Ее лицо было мертвенно-бледным, темные глаза мрачно пылали, на крыльях носа темнели два пятна, нечесаные волосы стояли дыбом, словно после бессонной ночи.) – Дорогая, с тобой все…

– Это правда?! Она бросила папу и родила ребенка?

– Что?

Прочитав на лице дочери убийственную правду, Виви вдруг поняла, что та давняя история снова возникла из небытия, чтобы затянуть ее, Виви, в свою трясину. Выходит, ее дурные предчувствия не имели ничего общего с кошкой Розмари. Виви резко встала, шагнула вперед и споткнулась, яблоки раскатились по полу.

– Моя мать? Она говорила о моей матери?

Они стояли в каморке, пропахшей стиральным порошком и гниющими яблоками. И Виви неожиданно показалось, что она слышит голос Розмари: «Вот видишь! От нее одни неприятности, даже после смерти».

Руки Виви безжизненно повисли вдоль тела, она сделала глубокий вдох и постаралась ничем не выдать внутреннюю дрожь. Она всегда знала, что рано или поздно этот день наступит, но ей даже в страшном сне не могло присниться, что придется сражаться с тенями прошлого в одиночку.

– Сюзанна, мы с твоим отцом уже собирались тебе все рассказать. Буквально во вторник. Может, стоит позвать отца? Он сейчас распахивает поле на Пейдж-Хилл.

– Нет. Скажи ты.

Виви собралась было ответить, что это не ее история, да и вообще, история безумно тяжелая. Хотя даже под прицелом этих горящих яростью и гневом глаз она может смело сказать, что ей не в чем себя винить. Но ведь родительский долг в том и состоит, разве нет? В торжественных заверениях в любви, в сбивчивых объяснениях, что они хотели как лучше и поступали так для ее же блага… и в понимании того, что нередко одной любви бывает недостаточно.

– Ты скажи.

– Дорогая, я…

– Здесь. И сейчас. Я хочу знать. – В глазах Сюзанны плескалось отчаяние, а в голосе звучала смертельная тоска.

Тогда Виви осторожно опустилась на ящик из-под чая, показав дочери на свободное место рядом с собой.

– Хорошо, Сюзанна, – сказала она. – Но тогда тебе лучше присесть.

Звонок раздался совершенно неожиданно, в один из тех редких случаев, когда он вернулся в то самое место, которое только два коротких года называл своим домом. Он вошел в гулкий холл в поисках своей твидовой куртки, стараясь не думать о том, что его окружает, и тут телефон на столике у входной двери внезапно ожил. Он несколько секунд удивленно смотрел на аппарат, затем неуверенно подошел. Никто другой не стал бы сюда звонить. Все остальные знали, что он здесь больше не живет.

– Дуглас?

Боже, этот низкий, проникающий прямо в сердце голос!

– Ты где? – спросил он, рухнув на стул.

Но она, казалось, не слышала его.

– Я пытаюсь поймать тебя уже несколько недель, – заявила она. – Ты ужасный непоседа.

Словно они были просто мужчиной и женщиной, флиртующими на вечеринке. Словно это не она разбила ему сердце, превратив его будущее, его жизнь в дорожную пыль.

Он тяжело сглотнул:

– Сейчас пора сенокоса. С утра до вечера. Ты сама знаешь.

– Я подумала, что ты все же уехал в Италию, – сказала она. – Подальше от гнилой английской погоды. – Ее голос, заглушаемый шумом транспорта, звучал странно, наверное, она стояла в телефонной будке. – Разве можно жить в таком ужасном климате? Не поверю, что тебе все это не осточертело.

Он так долго представлял себе эту минуту, прокручивал в голове аргументы, извинения, слова примирения, и вот теперь она на другом конце телефонной линии. От избытка чувств ему стало трудно дышать.

– Дуглас?

Он заметил, что у него дрожит рука.

– Я скучал по тебе, – прохрипел он.

В разговоре вдруг возникла короткая пауза.

– Дуглас, дорогой, я сейчас не могу долго говорить, но мне надо с тобой встретиться.

– Вернись домой, – сказал он. – Вернись сюда.

На что она ласково ответила, что если он не против, то ей бы этого не хотелось. Может быть, в Лондоне? Где-нибудь, где они смогут поговорить наедине.

– Рыбный ресторан «Хантлис», – предложил он, немного придя в чувство.

В ресторане имелись отдельные кабинки, где можно было укрыться от посторонних глаз.

– Ну разве ты у меня не умница, дорогой? – Похоже, она не отдавала себе отчета в том, что этой бездумно брошенной фразой раздувает в его сердце тлеющий уголек надежды. Значит, «Хантлис». Во вторник.

И вот теперь, спустя четыре бесконечных дня, он сидел в кабинке в задней части ресторана, по заверению официанта, заговорщицки подмигнувшему Дугласу, наиболее уединенной во всем заведении.

– Я жду жену, – холодно бросил Дуглас.