Руки Геракла - Фред Саберхаген

У каждой головы была пара желтых широко поставленных глаз, каждую башку подпирала собственная пара ног, так что тварь бегала на восьми лапах. Каждая пасть была полна длинных острых зубов.

Пирифой и Мелеагр быстро отступили, и я не могу их за это винить. Тезей держался настороже, увертываясь от страшных челюстей.

– Я сейчас схвачу его за лапу, Геракл, – спокойно предложил он. – Или лучше за хвост?

Я учтиво поблагодарил его, но сказал, что лучшей помощью с его стороны будет, если он отойдет в сторону. Потом я шагнул к Керберу, застав врасплох все его три туповатые головы, и оглушил ударом среднюю. Две остальные завыли, зарычали, защелкали зубами. Обе попытались наброситься на меня сразу, в результате Кербер вообще не двинулся с места, раздираемый противоречивыми устремлениями.

Пришлось немного повозиться прежде, чем я сумел оглушить все три головы. Во время схватки я вдруг подумал, что надо бы привезти Гефесту и Дедалу образцы плоти и костей этой собаки. Или привести его живьем, как вепря. Я представил себе, как бросаю Кербера к ногам Гермеса или самого Зевса:

– Тебя так занимают чудовища, так вот тебе подарок!

Но вскоре я оставил эту мысль. Тащить животное, когда его головы временами по очереди будут приходить в себя, потребует слишком больших усилий.

Пирифой и Мелеагр вскоре вернулись, и мы все четверо пошли вперед, оставив трехглавого пса лежать там, где он упал. Мы успели недалеко уйти, когда во мраке позади нас снова послышались вой и скулеж. Но чем дальше мы шли, тем скорее затихали звуки.

Спуститься в Аид было довольно просто. Но как только мы решили возвращаться, я понял, что мы столкнулись с некоторым препятствием. Возвращаться по своим следам было просто немыслимо. Мне казалось, что все вокруг постоянно, пусть и медленно, меняется, так что искать выход было бы бесполезно. Тезей и Пирифой не больше меня знали, куда идти, а Мелеагр даже не помнил, как он попал в Аид.

Так что мы шли наугад через чертоги и коридоры, моля провидение направить нас. Когда нам попадалось что-то вроде лестницы или подъема, мы карабкались вверх.

Мои ноздри заполнил серный смрад. Мы достигли самого чрева Преисподней, темного чадного места, полного вулканических испарений, страшного, как страшны вообще все места, где все неопределенно.

Сколько мы там блуждали, я не могу сказать, но в конце концов мы нашли направление. То, что казалось нам продолжением пространств подземного мира, полосой тумана, оказалось, когда я в нее врезался, серой каменной стеной. Это тени превращали ее в подобие тумана, и, даже стоя всего в нескольких футах, не было понятно, что это стена.

Как только я понял, что это стена, и уверился, что двери в ней нет, я ударил ее кулаком изо всех сил. Что-то треснуло – сейчас это был весьма обнадеживающий звук. Стена начала рассыпаться, я ударил еще раз, и еще. Я пробился наружу.

Выбравшись по другую сторону, мы сразу же почувствовали дуновение свежего ветра. В остальном же окружающее не сильно изменилось, но этот ветерок дал нам надежду. Найдя подъем, мы с новыми силами, жадно глотая свежий воздух, поспешили вперед.

После долгого подъема, в течение которого мир вокруг нас постепенно изменялся, мы вышли к месту, которое уже явно было на поверхности земли. Сюда смутно пробивался благословенный свет солнца Аполлона или луны Дианы, и вокруг была живая поросль.

Я спустился в Аид и вырвался из него обратно.

Но как только все осталось позади, я вдруг потрясенно осознал, что все это было совершенно бессмысленно. То, что я выжил в очередном своем приключении, ничего не значило. Я ничего не добился.

Мегана была мертва, как и маленький Гилл, чью жизнь я, еще не до конца осознав это, стал считать важнее своей. И мир показался мне мрачным и пустым, совершенно лишенным смысла.

И когда эти мысли овладели мной, я упал на землю и так сидел, не зная, что делать дальше и что со мной будет. Как будто часть души моей выгорела в огне гнева и ненависти.

Я почти ожидал, что на выходе из Аида я встречу Гермеса, который поздравит меня с избавлением и скажет, что у моих божественных покровителей есть для меня новое поручение. Да, Вестник наверняка был бы рад меня увидеть. У него были серьезные основания опасаться того, что ценный работник полезет в Аид и уже оттуда не выйдет. И у него явно будут свои объяснения тому, почему ни он, ни Зевс сами не пошли в Тартар, чтобы помочь мне. И Зевс никогда не говорил со мной.

Но я знал, что скажу Вестнику, когда встречу его. «Если кто из богов видел моего отца, то и я хочу его видеть. Мне все равно, что он не всемогущ. Пусть даже сотня гигантов сильнее его, пусть он сошел с ума, как Аид. Я не стану попрекать его этим. Но я сделал все, что поклялся сделать, даже больше. Я требую, чтобы и он сдержал свое слово и встретился со мной. Я хочу кое-что ему сказать».

Как только мы поняли, что выбрались наружу, три моих спутника разрыдались от радости и поспешно стали возносить молитвы и обещать благодарственные жертвы богам. Мелеагр, наконец осознав, что он жив, был просто в восторге. Но их радость пробудила во мне лишь остатки гнева на Таната и отвращения к миру.

Небо на востоке посветлело, и я снова увидел солнце, но оно ничего не значило для меня. Солнце, Луна, звезды – все это лишь насмешка.

Когда мои товарищи стали утешать меня, стараясь пробудить во мне новую надежду, я зарычал на них и стиснул кулаки. Двое осторожно попятились. Когда я снова поднял голову, возле меня стоял только один. Я снова злобно сжал кулаки, но он не пошевелился.

Тезей, мерзавец и пират, единственный не обратил внимания на мои дурацкие угрозы и остался рядом со мной. Пирифой сделал ноги – как и Мелеагр, который около часа назад заверял меня в вечной дружбе и благодарности. Я проклинал пирата и приказывал и ему убираться восвояси.

Но когда несколько минут спустя я поднял взгляд, Тезей по-прежнему стоял рядом.

– Возьми себя в руки, друг, – твердо сказал он.

Я глянул на него так, что десяток обычных людей разбежались бы в страхе. Но Тезей не отвел взгляда.

Он сказал:

– Смерть жестоко поступила с тобой. Она вмиг лишила тебя всего. Я не знаю, смог бы я вынести такой удар… проклятье, я не выдержал бы. Мне никогда не нравилось так жить. Любить людей и позволять им любить меня, зная, что все когда-то кончится… Потому я никогда и не мог выбрать себе женщину раз и навсегда… – повисло молчание. Мой товарищ отвернулся, словно размышлял обо всем зле этого мира или был потрясен чем-то в самом себе. Затем он вздохнул и сказал:

– Я старше тебя, Геракл, и есть то, что я знаю, но чего не знаешь ты. Когда весь этот проклятый мир обрушивается на голову человека, он должен взять себя в руки и идти вперед. Сделай так, и ты победишь. Таков закон природы. Побеждай, даже если эти ублюдки убьют тебя. Но если ты не сделаешь этого, то ты отдашь победу им.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});