Natura bestiarum. - Надежда Попова

Внутри царил уличный мороз; на изголовье кровати скопилась тонкая снежно-ледяная полоска, пол перед окном побелел, а подоконник зарос пышным сугробом, наметенным вьюгой сквозь голое окно. Ставня, выкорчеванная из проема, стояла у стены рядом, позволяя ветру разгуливать по совершенно пустой комнате.

— Что это еще за черт? — растерянно проронил Карл Штефан, заглянув через плечо рыцаря, заграждавшего ему видимость. — Где она? Ее… что — вытащили через окно?

— Она сама вылезла, идиот — не видишь, рама снята! — со злостью отозвался охотник, прошагал к окну и, ладонью сметя слой снега, потянул за веревку, укрепленную так же, как, наверное, это делалось в прежние ночи.

— Ерунда какая-то… — оторопело произнес рыцарь.

Неподвижно стоящий Хагнер, лишь теперь очнувшись, вздрогнул, точно от удара, и вбежал в комнату, бросившись к окну; Ван Ален ухватил его за плечо, не дав высунуться наружу, и, резко отшвырнув назад, повысил голос:

— Не лезь; что ты там хочешь увидеть? Как она бродит по сугробам под стенами? Ее здесь нет.

— А где же она? — проронил торговец, отступив от двери подальше в коридор. — Зачем это она? Неужто сбежала, сына бросив?

— Да ну, — с сомнением возразил Карл Штефан, глядя, как охотник, обрезав заледеневшую веревку, вклинивает раму окна обратно. — Не полная ж она дура. Середина дня, никак не успеть добраться до жилья. И вещи вон стоят… Слушайте, но не по нужде ж она через окно полезла?

— Все вон, — тихо приказал Курт, и тишина воцарилась снова, сдобренная оскорбленно-растерянным взглядами. — Выйдите, — повторил он. — Все, кроме Яна и Макса.

— Что тут происходит? — с подозрением спросил фон Зайденберг, не шевельнувшись, и он повысил голос:

— Я попросил всех уйти. Пока просто попросил. Это — понятно?

Несколько мгновений все стояли неподвижно и не произнося ни слова, глядя на майстера инквизитора кто испуганно, кто растерянно, кто ожесточенно; наконец, пожав плечами, Карл Штефан развернулся, направившись к лестнице в трапезный зал, и один за другим прочие неохотно последовали его примеру.

— Меня ты не упомянул, — заметил Бруно, глядя им вслед. — Мне что же — тоже выйти?

— Всенепременно, — согласился Курт. — Сиди с ними. Слушай, что говорят. На все вопросы ответ «не знаю».

— На все так не ответишь.

— Чай не дурак. Выкрутишься. Иди и будь там, пока не позову.

Помощник бросил взгляд на мрачного, как преисподняя, Хагнера, замявшись на мгновение, и, молча кивнув, развернулся, направившись следом за постояльцами.

— Зачем она это сделала? — спросил парнишка, когда дверь за ушедшим закрылась, и Ван Ален искривил губы в подобии ухмылки:

— Вспомнила юность — через окошко к любимому на свидание… Сноровистая тетка. Зимой, со второго этажа, по веревке…

— Глупо, — с тоской произнес Хагнер. — Ведь это же глупо…

— Глупо, — согласился Курт. — И еще как.

— Ее надо найти. Времени прошло немного, она еще там; надо выйти за ней.

— А вот это еще глупей, — заметил он наставительно. — В том, что она там — я не сомневаюсь, но в живых ее уже нет.

— Откуда вы знаете? — развернувшись к нему рывком, зло бросил Хагнер, и Курт вздохнул:

— Там зверь за стенами, Макс. Если он тоже проявит глупость и отпустит ее — Амалия будет стучаться в дверь уже через минуту. Но на это я бы не рассчитывал.

— То есть, вы намерены ее там бросить, так?

— Бросить? — хмуро поинтересовался Ван Ален. — Да, мы тоже, в общем, по-глупому рисковали, чтобы спрятать два трупа от волчьих зубов, но она — она уже у него в зубах. Точней, в желудке.

— Не смейте над этим потешаться, — угрожающе потребовал Хагнер, и Курт вздохнул:

— Он всего лишь имел в виду, что живой ты ее не найдешь, и даже тело искать бессмысленно. Мы не спасем ее жизни и не убережем от посмертного осквернения.

— Не желаете рисковать? значит, я выйду сам, — твердо заявил парнишка. — Один. И только попытайтесь меня остановить.

— И? — глядя на него сквозь подозрительный прищур, уточнил охотник. — Что тогда?

— Попытайтесь, — повторил Хагнер. — И увидите.

— Станешь кидаться в драку ради того, чтобы добыть мертвое тело?

— Он не мог ее убить. Если он тот, о ком вы говорите, если он хочет перетянуть меня на свою сторону — разве он станет убивать близкого мне человека? Это лучший способ стать моим врагом.

— Уверен, он полагает, что ты был с ней просто потому, что больше было некому о тебе позаботиться. Не думаю, что он воспринимает всерьез твою сыновнюю почтительность к какой-то девке, чья задача была лишь в том, чтобы стать вместилищем для его потомства.

— Следите за словами, майстер Гессе, — повысил голос Хагнер. — Вы говорите о моей матери.

— Разумеется, я говорю о ней, — согласился Курт, — и сказал далеко не все. Она сделала глупость. Для чего она пошла к нему? Пристыдить? Удостовериться, что мы неправы в своих выводах? Просто увидеть? Любая причина — дурость и вздор.

— В немецком языке много слов, — уже с откровенной злостью сообщил Хагнер. — Будьте любезны избирать менее выразительные.

— Для чего? Чтобы утешить тебя и сказать, что Амалия пала смертью храбрых, принеся себя в жертву? Чему? Ничему, кроме собственной глупости.

— Не будите во мне зверя, — с расстановкой выговорил парнишка, шагнув к нему и сжав пальцы в кулак. — Еще слово в таком тоне…

— В ней проснулась забытая старая страсть; это я понимаю, — кивнул Курт, не отступив и словно его не услышав. — Когда столько лет живешь в одиночестве, это случается. Но я не намерен подставлять шею из-за дури, которая бродит в голове у одиноких неудовлетворенных дамочек, стосковавшихся по мужскому вниманию…

— Заткнись! — выкрикнул Хагнер, метнувшись вперед, и от толчка в грудь Курт отлетел назад, не удержавшись на ногах.

Ван Ален сорвался с места, схватившись за оружие, и он вскинул руку, остерегающе окрикнув:

— Ян! Нет!

Тот остановился в шаге от Хагнера, смотрящего на свою руку с удивлением и почти испугом; в наступившей тишине Курт неспешно поднялся, так же неторопливо отряхнул плечо и штанину от пыли и, кривясь, расправил грудь, глубоко вдохнув. В точке схождения ребер простреливало, хотя, кажется, трещин или защемления не было. Знал бы, что парень уже способен на такое — увернулся бы, хотя воспитательный момент, конечно, был бы тогда не столь наглядным.

— Простите, — с усилием произнес Хагнер, отступив. — Я не хотел…

— Я предупреждал, — наставительно сказал охотник, все так же не убирая ладони с рукояти. — Я об этом предупреждал. Он не подвластен сам себе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});