Сахар и золото - Эмма Скотт

одна дама. Три, если не четыре.

Моя победа ради Фионы, которой требовались деньги на отъезд, сводилась к чертову гатшоту. Если у мужика в галстуке три дамы, я выиграл. Но если все, я труп.

Парень справа от меня тоже сделал ставку. Думаю, он собрал фулл хаус. Но он все равно уже проиграл и не знал об этом. Я поднял ставку.

Голова болела, создавалось впечатление, что изнутри ее бьют молотом. Мне казалось, будто мир перевернулся вверх тормашками, кровь прилила к лицу, давление возрастало с каждой секундой. Я не собирался растягивать игру. Снова промокнул нос салфеткой. Судя по ощущениям, прошла целая вечность, прежде чем дилер положил ривер на стол.

«Пиковая дама. Стрит-флеш. Игра окончена. Я выиграл».

Я ничем не выдал свое торжество.

Мужик в галстуке пошел ва-банк. Последняя дама образовала ему каре. Его усы дернулись, как если бы он повесил на себя неоновую вывеску. Раскачиваясь на стуле, я ждал, когда настанет моя очередь делать ставку, едва замечая действия остальных игроков. Один скинул карты, другой справа от меня бросил в банк кучу фишек.

У меня была лучшая рука, и я знал это. В этот раз мне не помогли ни провидение, ни просчитывание действий других игроков. Я выиграл самый крупный банк в своей жизни благодаря чистой удаче.

Правила покера гласят, что если у вас сильнейшая рука, то следует вскрываться. Парень в галстуке проследил, как я хватаю стопку фишек на тысячи долларов и бросаю их в банк.

– Вскрываемся.

Слово слетело с моих губ, и напряжение повисло в воздухе, сдавливая словно петля. Сидевшие вокруг нас зрители вскочили на ноги, аплодируя и крича.

Мужик в галстуке встал перед своим стулом, все еще не веря.

– Нет… быть не может, – произнес он, широко раскрыв глаза. – У меня четыре дамы.

Он перевернул двух своих дам, присоединяя их к риверу.

– А у меня это, – невнятно пробормотал я и перевернул свои карты, показывая стрит-флеш. – Рука сильнее.

– Сильнее? Черт!

Мужик в галстуке поднял руки, словно собирался перевернуть стол, но сцепил их за головой и начал расхаживать взад-вперед

Зрители разразились радостными возгласами и аплодисментами, смешанными с криками удивления и волнения. Не каждый день руку с каре выбивают стрит-флешом. За все годы, что играл, я видел его раза два. Я знал, что мой противник будет рассказывать историю о бэд бите всю оставшуюся жизнь.

– Гатшот века, – заметил парень справа от меня и протянул ладонь для рукопожатия. – Молодец.

Моргнув, я пожал руку и посмотрел на его фишки. Я оказался прав: парень собрал фулл хаус, но это ему не помогло. Я выбил его и еще двух игроков, даже не осознавая этого

– Три лучших финишера, – сказал он. – Еще полны сил?

Я взглянул на количество фишек в своем выигрыше. Нас осталось только трое. Игрок на третьем месте получал сорок тысяч долларов.

– Твою мать.

Я вздохнул с облегчением. Никто не покидал покерный турнир до его окончания. Поэтому я дерьмово играл еще два мучительных часа, пока меня не вырубили, и занял третье место.

У меня не хватало сил достаточно быстро добраться до кассы со своим ваучером.

– Третий из ста. Ты должен гордиться собой, дорогой, – заметила девушка с пышной прической, щелкая жвачкой. Ее улыбка слегка потускнела. – Ты не очень хорошо выглядишь. Отдохни немного.

Она распечатала кассовый чек. Я схватил его и, пошатываясь, прошел через казино.

Снаружи Джексонвилл ревел, словно дракон. У меня из носа текла кровь, но я все равно сел на мотоцикл и осторожно двинулся на север.

Через десять минут, покинув город, я снова получил возможность дышать. Я остановился, чтобы привести себя в порядок, и присел со шлемом на коленях и чеком на сорок тысяч долларов в кошельке. Каждая частичка моего тела болела, навалилась дикая усталость, но стоило подумать о победе, и на моих губах появилась слабая улыбка.

Говорят, нужно уходить красиво. Неважно, что решила Фиона, впустит она меня в свою жизнь или нет, я сыграл свою последнюю игру. Меня охватила ностальгия, но потом исчезла и она.

* * *

Женское исправительное учреждение Уитуорта находилось в пяти часах езды от Джексонвилла. Если гнать всю ночь, я рассчитывал добраться на рассвете. Все мое естество буквально кричало о сне, но что-то подсказывало, что нужно двигаться дальше. Если я приеду туда завтра днем, будет поздно. Я потерял телефон и не знал, когда освободят Фиону, но…

«Завтра. Ранним утром. Будь там, когда она выйдет».

Я въехал в Уитуорт еще до рассвета. Остановился у ворот, и офицер в будке проверил мое удостоверение личности.

– Встречаешь?

– Да, Тесс Дэниелс. Сегодня выпускают?

Он странно посмотрел на меня, затем проверил свои документы.

– Да.

Офицер отправил меня в дальний конец стоянки для посетителей, за тюрьмой. На каменной серой двери висела надпись «Обработка, ВХОД воспрещен».

Там стоял Стив Дэниелс.

Я сразу узнал этого высокого, светлокожего и рыжеволосого парня, от которого исходило странное жужжание. Пустым взглядом Стив наблюдал, как я подъезжаю на «бонневилле». Я заглушил двигатель и снял шлем. Мы рассматривали друг друга в предрассветной тишине.

Стив выглядел отвратительно. словно его слепили из глины. Казалось, если я вскрою его, то вместо крови посыплются насекомые и личинки.

– Это ты, – начал Стив. – Ник.

«Он приходил сюда. Разговаривал с ней…»

Ярость закипела внутри меня, я гадал, успел он снова вонзить свои когти в Фиону или нет.

А вдруг Фиона попросила забрал ее? Ведь если она и звонила мне, я не ответил.

Я слез с мотоцикла и сделал шаг назад. И пусть Стив был выше меня, но я примерно на сорок футов мощнее.

– Она с тобой не поедет, – заявил я, сжав руки в кулаки.

– Думаешь, она пойдет с тобой? – усмехнулся он. – Я ее муж.

Эти слова прозвучали, как яд для моих ушей, из-за чего я вздрогнул.

– Она ни с кем из нас не обязана уезжать. Но с тобой она не поедет. – Я прищурился. – Она звала тебя?

Стив вздрогнул.

– Да.

– Гребаный лжец.

– Я нужен ей. Ей некуда идти. У нас общий дом…

Я рванулся вперед, не давая ему договорить, схватил за горло и припечатал к стене. Он заскреб ногтями мои запястья.

– Сейчас ты уйдешь и исчезнешь, – прошипел я. – Ты больше никогда с ней не заговоришь и даже не посмотришь в ее сторону.

Стив не мог ответить, поскольку я передавил ему горло. Жужжание вокруг него усилилось. Я посмотрел в его полные паники глаза и ничего в них не увидел. Пустота, а за ней